Отношение к важнейшим моментам женской жизни как к производству, как к чему-то, у чего не может быть души и достоинства, – это не наши с вами отношения, это то, что с нами случилось. И это – ужасно. Если вы попробуете заговорить о чем-то подобном со старшими женщинами, то увидите, как подожмутся губы, станут пустыми глаза, и скорее всего услышите что-то вроде «Ну что ж, вот такая жизнь». В лучшем случае. В этой интонации будет немножко – совсем чуть-чуть – от Страшной Бабы. Если долго бить по одному месту, не насмерть, но зато постоянно, то образуется мозоль, чувствительность падает, организм защищается. Бесчувствие, безжалостность – что к самой себе, что к окружающим – не родились вместе с ней, они пришли как защита. Страшная Баба могла вырасти и развернуться во всю ширь только в стране, где лагерная мудрость «Не верь, не бойся, не проси» хлынула в обычную, не лагерную жизнь – а была ли она, эта обычная жизнь? – и проникла везде, где только можно.