© Барсова Е., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

В этой книге есть догадки, которые, возможно, приближают к истине.

Но следует помнить, что любое художественное произведение является вымыслом.

Часть первая
Петля прошлого

Пролог

Я не откажусь снова прожить свою жизнь от начала до конца. Я только попрошу права, которым пользуются авторы, исправить во втором издании ошибки первого.

Б. Франклин

США. Даллас.

22 ноября 1963 года

День обещал быть жарким. Даллас. Штат Техас. 22 ноября 1963 года. Этот день войдет в историю, о нем напишут в учебниках. Все до мельчайших подробностей: какая была погода, что передавали с утра по радио и какие настроения царили в Далласе. И конечно, каждое движение ДФК, как называли американского президента, тоже будет тщательно запротоколировано для потомков. Джон Фицджеральд Кеннеди уже вошел в историю. Как президент, провозгласивший новый курс и перемены. Многие были влюблены в президента и обожали его. Многие, но не все…

Сегодня Кеннеди вместе со своей Жаклин приедет в Даллас. Визит в Техас – это один из пунктов по подготовке к президентским выборам 1964 года. Джон Кеннеди пойдет на второй срок. Президент – победитель, президент – ярчайшая звезда своего времени. Не случайно в его любовницах числилась самая легендарная актриса Голливуда – Мэрилин Монро. Мужчина усмехнулся, но тут же посерьезнел.

День сегодня был судьбоносный. Президент уже прибыл в Даллас. В 11.40 самолет с высоким гостем на борту приземлился в далласском аэропорту Лав Филдс. В 11.50 президентский лимузин, где находились супруги Кеннеди и губернатор Техаса с женой, а также двое агентов секретной службы, направился с аэродрома в город…

Маршрут следования кортежа был опубликован в газетах 9 ноября. И каждый желающий мог подробно с ним ознакомиться.

Мужчина посмотрел на часы. Пора! Примерно в 12.30 президентский лимузин проедет мимо школьного книгохранилища, расположенного на углу двух улиц, Хьюстон-стрит и Элм-стрит. И ему непременно нужно быть к этому времени в книгохранилище. Он успевает. У него все расписано не по минутам, а по секундам. Все отработано и выверено. Без ошибок.

Мужчина вышел из дома и закрыл за собой дверь. Сюда он уже не вернется.

Он знал одно. Вскоре в назначенное время раздадутся выстрелы, которые изменят ход мировой истории.

Глава первая
Обратный отсчет

Когда вам становится очень туго, и все оборачивается против вас, и кажется, нет сил терпеть ни одной минуты больше, ни за что не отступайте, именно в такие моменты наступает перелом в борьбе.

Элизабет Бичер-Стоу

Наши дни. Москва

Итак, жизнь не удалась, закончилась, пошла коту под хвост, сделала пике….

Маруся сидела в темноте со стаканом виски и слышала, как ее зубы выбивают мелкую дробь. Она сделала большой глоток спиртного и почувствовала, как зашумело в голове. И пусть! Все, что ей сейчас надо, – это напиться до беспамятства, чтобы голова и все чувства полностью отключились и вместо этого образовалась одна большая пустота. Маруся икнула и посмотрела в стакан. Почти пуст. Вот уже третий вечер она проводит время так и ничуточки не жалеет. Разве ей не все равно?

Все равно. Раз Он… никогда не будет с ней. Он объявил окончательно и бесповоротно. Он решил вернуться в семью, хотя по, большому счету, Марусе ничего никогда и не обещал. Но надежда была всегда. В течение двух с половиной лет надежда то расширялась до размеров Вселенной, которая вбирала в себя их будущие совместные вечера, поездки на море, теплый песочек, кожу, которая мгновенно обгорала и остро пощипывала, и мягкую растопыренную ладошку ребенка… Здесь Маруся обычно зажмуривалась, и ей становилось трудно дышать. Это была почти запрещенная тема. Дочка или сын… Все равно. Но вот ощущение ладошки с крохотными пальчиками было таким живым, таким явным…

Она заплакала, и слезы капали в стакан с виски… И пусть! Окно распахнулось от сильного ветра, занавески надулись пузырем и опали. От ветра легкий пластмассовый стакан с карандашами упал со стола, и карандаши со стуком рассыпались по полу. Вдали протяжно громыхнуло. Гроза! Надо бы закрыть окно. Так всегда Марусю учила бабушка Елизавета Федоровна. Вечная ей память. В грозу нужно окна держать плотно закрытыми, иначе может влететь шаровая молния.

Молния… Ну влетит и влетит, одной жизнью станет меньше, равнодушно подумала Маруся о себе, как о постороннем человеке. Эка невидаль! Зачем вообще жить, если Костя никогда, никогда не будет с ней!

Она заревела с новой силой. Стакан в руке дрожал, Маруся поставила его на стол.

Захотелось налить еще.

Бутылка виски стояла на кухне. Нужно пойти и взять ее. Маруся встала с кресла и неровной походкой направилась на кухню. Небо набухало чернотой, но на горизонте маячили, поблескивали тонкие светло-серые полосы. Маруся, держась руками за стенки, дошла до кухни, не зажигая свет, открыла шкафчик и достала бутылку.

Обратный путь она проделала также впотьмах и, плюхнувшись в кресло, налила себе новую порцию виски.

Громыхнуло уже совсем рядом. Она вжала по давней привычке голову в плечи и замерла. С детства она боялась гроз и, когда они жили на даче, сразу перебиралась в постель к бабушке, шлепая босыми ногами по дощатому полу. Маруся ныряла к ней под одеяло и прижималась, дрожа. Бабушка успокаивала ее, гладила по голове и приговаривала:

– Сейчас она пройдет, потерпи немного…

Бабушки вот уже как пять лет не было.

Резкий дребезжащий звук раздался за окном, а потом – сухой, оглушительно-громкий. И вдруг с оттяжкой ударило так, что окна задребезжали.

– Надо закрыть окно, – пробормотала Маруся.

Она поднялась с кресла, подошла к окну и замерла, завороженная открывшимся зрелищем. Небо было густо-черным, с глубокими синими прожилками. Плотная, непроницаемая чернота, в которой можно увязнуть и утонуть. Протяни руку – и исчезнешь в ней, как в тумане.

Гроза ударила еще раз, второй, третий… Сверкнула молния, разрезая небо ослепительно-белым зигзагом. И как по команде полился сплошной стеной дождь.

Молния ударила снова. И при ее свете Маруся увидела на крыше пятиэтажного дома напротив, около трубы, кота, сидевшего и смотревшего прямо на нее.

«Господи, он же вымокнет», – мелькнуло в голове у Маруси.

Теперь уже громыхнуло совсем рядом: пронзительно, душераздирающе громко, Маруся закричала и, схватившись за край подоконника, опустилась на пол. Молнии вспарывали небо с сухим треском, извиваясь, будто танцуя древний языческий танец, Маруся, преодолевая страх, подняла голову. Теперь ее подбородок был вровень с подоконником. Она посмотрела на крышу дома напротив. Кот исчез.

Маруся закрыла окно, добрела до постели. И провалилась в беспокойный сон.

Утро было не лучше. На работе она написала заявление об увольнении. Начальник, Владлен Сергеевич, смотрел на Марусю недоумевающим взглядом – сотрудник крепкого рекламного агентства вдруг ни с того ни с сего увольняется с работы, да еще в период кризиса. Он посмотрел на нее из-под очков и сказал уверенно:

– Вернешься!

– Не вернусь, – тихо ответила Маруся, сдерживая непрошеные слезы.

– Это еще почему?

– Потому… – выпалила она.

– Крыша поехала?

– Ну… поехала, – призналась она, стискивая руки. – Поехала! – и рассмеялась злым смехом. И как только Маруся сказала это, ей стало легче. «Крыша поехала» – это объяснение всему. Говорят же, что в наше время сойти с ума – проще простого, даже особо напрягаться не стоит: любой пустяк может стать той каплей, переполнившей разум, за которой уже – все…. Психическое отклонение и другое измерение реальности.

– Не дури! – прикрикнул Владлен Сергеевич. – И чего вы только все беситесь? – вздохнул он, как бы разговаривая сам с собой. – Поколение… чокнутых. – Очевидно, он имел в виду свою дочь Милену, великовозрастную девицу семнадцати лет – всю в пирсинге, с коротким ежиком волос, выкрашенных в ядовито-фиолетовый цвет. – Поезжай, отдохни куда-нибудь месячишко-другой, а потом милости просим обратно….

– Нет, – крикнула Маруся, – не надо! Меня не будет…

– Громова! – резко сказал он. – Сейчас у нас один новый проект наклевывается. Только вчера подписали все бумаги. Я думал тебя привлечь. А ты…

В голосе явно звучало: «Предательница, покидаешь нас в ответственную минуту!»

– Владлен Сергеевич! – она прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на начальника.

– Ну что Владлен Сергеевич, Громова, что? Говори же, не стесняйся.

Маруся посмотрела на него так, словно видела впервые: своим обликом он напоминал Эркюля Пуаро – маленький, лысенький, с усами и пронзительным взглядом живых карих глаз. Все, кто попадал к нему в орбиту, сразу становились объектом его заботы и внимания. Он принадлежал к тому типу руководителя, который заботится обо всем: о настроении сотрудников, их питании, здоровье и даже личной жизни. Он считал, что сотрудник – это боевая единица, поступившая к нему в полное распоряжение. Он любил ответственность, инициативность (в меру), моментальную исполнительность и то, что он называл, «буйная креативность». Вот за «буйную креативность» или «фонтанирующие идеи» Владлен Сергеевич мог простить многое.

Сотрудников, выдававших «буйную креативность», было всего трое, точнее – двое, потому что третий, Саша Нечипоренко, тихо спивался после того, как от него ушла вторая жена. Первым был Марк Варкушин. Вторым – она, Маруся Громова.

«Головка у тебя светлая, – говорил шеф и пару раз даже погладил Марусю по голове, демонстрируя прямо-таки отеческую любовь и заботу, – только ветреная еще девочка, когда угомонишься – цены тебе не будет».

Сейчас Маруся вспомнила все это, и к горлу подступил комок.

– Я… вам за все благодарна, – выдавила она.

И правда, Владлен Сергеевич возился с ней так, как, наверное, ни с одним сотрудником. Подсовывал разные книжки, заставлял изучать психологию. Причем разные направления: психологию менеджемента, отношений, коммуникаций… Он всегда говорил, что Маруся далеко пойдет.

Их фирма имела солидный вес – особо она нигде не светилась, но ее репутация в нужных кругах была высочайшей. Они были спецами в рекламе и пиаре. А их рекомендации во многом носили уникальный характер. Они могли почти все: от выработки стратегии предвыборной кампании до предложений по продвижению нового товара.

– Это все? – Шеф смотрел на Марусю, сдвинув брови.

Она кивнула. К глазам подступали слезы. И она с трудом держалась, чтобы не разрыдаться. Но если не порвать все нити, связывающие ее с прошлым, то неизвестно, что с ней будет. Только так она сможет спастись после кораблекрушения и выжить.

Шеф резко поставил свою подпись под заявлением и протянул ей.

– Бери. – В голосе была непривычная сухость.

– Спас… сибо… – пробормотала Маруся.

Выйдя с подписанным заявлением, она поняла, что все – свободна. Свободна! От всего!

Маруся заглянула на кухню. Там сидел Марк – весельчак, балагур. Сейчас он был непривычно притихшим. Владлен Сергеевич оборудовал для сотрудников уютную кухоньку со всеми современными чудесами бытовой техники. И даже с суперсовременной машиной для варки кофе. Кухня была отделана в светлых фисташковых тонах. И какое бы у Маруси ни было плохое настроение – здесь она успокаивалась, а после двух чашек капучино с нежнейшей пенкой понемногу приходила в себя.

– Слухами земля полнится. Громова, ты от нас уходишь?

– Ухожу.

– И так внезапно. В чем дело?

– Ни в чем. Личные обстоятельства.

Брови Марка взлетели вверх. Он всегда выглядел как модель с рекламной обложки товаров для молодых и успешных мужчин. Он менял женщин не задумываясь, а они сохли по нему и звонили даже в офис, пока Владлен Сергеевич не объяснил Марку, чтобы тот со своим гаремом разбирался самостоятельно и на стороне. А не на работе. Звонки прекратились.

Марку было тридцать четыре года – высокий, темноволосый, в модных стильных очках, которые, как все подозревали, он носил больше для стиля, чем по причине плохого зрения, волевой подбородок, ослепительно-белые рубашки, модные костюмы, дорогая кожаная обувь… Все в офисе заключали пари, когда же он наконец женится. Но Марк стойко держал оборону.

– Это очень туманно и непонятно. Что-то случилось? – спросил он, понизив голос. – Может быть, я могу чем-то помочь?

Маруся внимательно посмотрела на него. Обычно Марк всегда шутил и подкалывал, но таким серьезным она видела его редко.

– Ну, Марк!.. – Маруся рассмеялась, она смеялась даже тогда, когда Марк насильно усадил ее на стул и налил в стакан воду из кулера. Она смеялась, а потом рыдала и отталкивала от себя стакан с водой. Рыданья кончились внезапно, так же, как и начались.

– Прости, – шмыгнула носом Маруся.

– Вот, возьми, – Марк достал из кармана носовой платок. Платок был таким же белоснежным, как и его сорочки.

Маруся вытерла слезы.

– Совсем расквасилась. Если честно – сама себя презираю.

– За что?

– За все.

– Это из-за мужика?

– Марк, что ты в этом понимаешь?

– Ничего. Вот и пытаюсь понять. Как можно так переживать из-за нашего брата. Мы же все козлы и дебилы, помнишь, как ты однажды сказала?

– Помню, – тихо ответила Маруся. Это было, когда она только-только пришла работать в контору, и Марк по своей всегдашней привычке стал ее обхаживать. Вот тогда-то она и сказала эту фразу:

– Это было давно…

– И с тех пор ты кардинально изменила свое мнение?

Она молчала.

– Все понятно, ты думаешь, мы все тут слепые и глухие… Это тот самый смазливый брюнет, с которым ты однажды пришла на корпоративную вечеринку? Ты на него смотрела такими глазами…

– Какая разница, Марк. Все кончено…

И она всхлипнула.

– Кофейку? – предложил Марк.

После двух чашек кофе Маруся подняла на него глаза.

– Прости, мне так стыдно…

– Все нормально. – Он накрыл ее руку своей. – Может, останешься, а Руська? Мы будем скучать по тебе. Ну как это я приду на работу, а ты меня не подколешь, не опустишь язвительную шуточку. Ты же меня… терпеть не можешь.

– Ну да, – криво улыбнулась она. – А ты этого не забыл.

Было дело, когда она однажды так и брякнула в сердцах: «А Варкушина я терпеть не могу. В печенках он у меня уже сидит».

– Как видишь… – Он снял очки и помахал ими в воздухе.

– Марк! А у тебя плохое зрение, или это ты так? Для понта?

– А… поинтересовалась? Могу доложить: зрение и правда стало портиться. Особенно в последнее время. Ты нашла себе новое место работы?

– Нет, – она мотнула головой. – Я уезжаю.

– Куда?

Маруся поднялась со стула, обернулась в дверях и сказала:

– А куда глаза глядят!

Марусе хотелось уехать куда-нибудь далеко-далеко, так далеко, чтобы не было никаких знакомых – никого и ничего не видеть… Был май, поздняя весна, и все как-то сильно действовало на нервы, не помогали ни чай с ромашкой, ни чашка кипяченого молока – проверенные рецепты ее закадычной подружки в девичестве Нины Семеновой, а ныне Нины Веревкиной – многодетной матери с четырьмя детьми. Все у Нинки было очень складным и входило как одна частица пазла в другую: и муж Петя – работяга, души в ней не чаявший, и дети, которые шли один за другим – Василиса, Алена, Терентий и Григорий… Жили они в тесной квартирке – стояли в очереди на получение жилья. Но и в этой двухкомнатной хрущевке царило веселье, витал запах свежего теста, детский гомон и взрывы смеха.

Сейчас Маруся нечасто виделась с Ниной: на последнем курсе института подруга вышла замуж и с головой ушла в семью. Василисе было шесть лет, Алене – пять, Терентию – четыре, а Григорию – три.

Нина понимала Марусю как никто, но легче от этого не становилось. А все дело в нем – Константине, обаятельном, веселом, красивом парне. У которого была жена и трехлетняя дочка Настя. Он уже два с половиной года исправно морочил Марусе голову, что вот-вот разведется и женится на ней. И она, как дура, верила ему, пока однажды не столкнулась с Костей в парке. Она зашла туда случайно и вдруг увидела их – счастливую семью. Настя сидела на руках папы и сосала леденец. Его жена – блондинка с четким каре в узких брюках и курточке под «леопарда» – шла рядом и о чем-то ему рассказывала. А он… герой Марусиного романа – выглядел каким-то притихшим и серьезным. И не было его звонкого смеха, его волос, откинутых назад, и взгляда, подернутого поволокой. Он и вправду сейчас был другим – семейным…

Маруся стояла и смотрела на них как завороженная, а вокруг нее текла равнодушная толпа, и кто-то толкал ее, наступал на ноги, задевал руками. А она стояла, превратившись в столп.

Он тоже споткнулся об нее взглядом и чуть было не остановился. Но быстро взял себя в руки и резко развернулся в другую сторону. Корабль сменил курс, как сказал бы ее дед, когда-то ходивший в плавание…

– Корабль сменил курс… – шептала она всю ночь, ворочаясь с боку на бок. Все это не доходило до ее сознания, но было чувство вселенской катастрофы и чего-то ужасного, что нельзя исправить или зачеркнуть и жить дальше как ни в чем не бывало.

На другой день Костя позвонил ей и сказал, что нужно объясниться.

– Зачем? – пискнула она.

– Надо.

Не следовало ей ходить на то свидание; шептал же об этом внутренний голос, да что там шептал, кричал! А она, идиотка, поперлась, надеясь непонятно на что – на то, что реки потекут вспять? А зимой расцветут цветы? На что она надеялась, а?.. Хотелось услышать слова: я люблю только тебя, я ухожу из семьи и отныне и навсегда мы будем вместе? Наивная…

И – пошла, обмирая от страха и волнения. Но когда Костя объявил со своей обаятельнейшей улыбкой, что все останется по-старому, она не выдержала:

– По-старому – это как?

Да, Маруся была курицей. Временами овцой пушистой, как говорила ее бабушка. Но характер у нее имелся, и в самый неожиданный момент он вставал во весь рост.

– Все как обычно. – Они сидели на скамейке в парке и пили кофе в стаканчиках.

– Обычно – это что?

Костя пожал плечами и виновато улыбнулся.

– Обычно – это обычно.

– Значит, ты на мне не женишься? – допытывалась Маруся.

Она так и слышала негодующий возглас Нинки: «Громова, ты сошла с ума, разве так можно говорить мужику?» и робкий голос бабушки: «Ну что ж ты ведешь себя так, как девица расхристанная». Но ей было уже все равно.

– Марусь, ну сама посуди… Настюхе три годика, как я могу ее оставить?

– А раньше, значит, мог, когда мне лапшу на уши вешал?

– Я думал… – И здесь он не закончил фразу…