Посвящается доктору с хулиганским ником «VIRUS»

 
Врачом не каждый может быть,
Нет, не для всех работа эта.
Чтоб свет души другим дарить,
В душе должно быть много света.
Всё можно в книгах прочитать,
И даже выучить, возможно,
Но чуткость и вниманье взять
Из книг нельзя, из сердца –    можно.
И это очень трудный путь,
Цена ошибки многократна,
Но если на него шагнуть,
То трудно повернуть обратно…
 

Евгения Урусова

© Эйрине Майская, 2021

© Издание книг. ком, о-макет, 2021

От автора

«Who is the Doctor VIRUS»?^[1] – эта тема уже несколько дней волновала жителей Тюмени.

Местные газеты и интернет пестрили заголовками: «Избит врач-хирург на рабочем месте!»; «В больнице хирурга избили до потери сознания…»; «Новые подробности громкого дела об избиении хирурга…»

Именно сегодня, десятого июля, ранним утром Ангел-хранитель толкнул меня позвонить сыну.

За время моего переезда на работу в Нижний Новгород звонки с сыном, живущим в Сибири, становились всё реже. Мальчик вырос, у него теперь своя взрослая жизнь…

Пальцы машинально, не задумываясь, отстучали одиннадцать цифр номера мобильного телефона. Андрей снял трубку.

– Привет, сынок, как у тебя дела?

– Привет, мам, – услышала я слабый, какой-то безжизненный голос Андрея. – Сейчас уже хорошо. Я наконец пришёл в сознание.

– Как?! Что с тобой?

– Меня везут на каталке на обследование.

– Но что произошло?!

– На меня только что напал родственник пациента и избил. Скорей всего, сотрясение мозга. Я не могу сейчас говорить, мама. Свяжемся позже.

Глава 1
Тридцать три несчастья

Разговор с сыном не на шутку обеспокоил меня.

В моей голове, как калейдоскоп, прокручивались сотни невероятных ситуаций из той полосы, которую принято называть в народе «чёрной»; историй, которые уже успел «огрести» за свою жизнь мой сынок.

Неприятности для него начались даже раньше, чем он появился на свет.

1984 год

В День Святого Валентина, когда я ещё не уловила, что беременна, у меня в руках взорвалась скороварка с кипящим бульоном. Сорвало крышку, кусок мяса на кости взлетел к потолку, оставив там жирный след, а кипящий бульон выплеснуло в мою сторону. От страшной боли в панике я заскочила в ванну, под холодный душ, и моя кожа вместе с одеждой чулком снялась на груди, животе и на ногах. Всего десять процентов поверхности тела подверглось термическому ожогу.

В ожоговом центре, куда меня доставила карета скорой помощи, всё внимание врачей в приёмном отделении было приковано к экрану телевизора. Шла прямая трансляция из Москвы о проходящих похоронах Юрия Владимировича Андропова.

Наконец, и я была удостоена вниманием.

– Оформляйтесь на госпитализацию.

– Что вы?! Мне никак нельзя в больницу. У меня завтра экзамен по высшей математике. Я на сессии.

– Да у вас сейчас температура подскочит! Какой экзамен! Вам без одежды нужно ходить, а вы шубу опять на себя накидываете.

– И всё-таки я пойду на экзамен! – настаивала я на своём.

– Разговор окончен. Подпишите бумагу об отказе от госпитализации и свободны!

Врачи покинули приёмное отделение, а сердобольная санитарка подала мне свою железную кружку.

– Держи, доченька.

– Что это такое вонючее?

– Мазь Вишневского. Это первое и лучшее средство при ожогах.

– Благодарю вас. Я побегу. Не знаю, правда, как доберусь домой. Денег на проезд не взяла.

– Кружку не забудь потом вернуть, – вдогонку крикнула моя фея.

На улице меня сковало крепким морозцем. Кружка сначала даже начала прилипать к пальцам, поскольку варежки остались дома. Но я упрямо двигалась в поликлинику, к хирургу. Через час я уже была на приёме у врача.

– Вы пришли не по адресу, Ирина.

– Почему? Разве вы не окажете мне первую помощь? Я впервые в такой ситуации…

– Отправляйтесь в травматологию.

Значит, ещё около трёх остановок пешком по морозу в тяжёлой одежде, которая давит на ожоги, на порванную кожу…

В городской «травме» мне провели экстренную вакцинацию прививки от столбняка, первый укол поставлен был под лопатку, а через некоторое время, второй в живот. Вот тут-то и наступило просветление.

– Доктор, у меня задержка месячных на неделю. Возможно, я беременна.

– Раньше нужно было говорить. Прививки от столбняка беременным запрещены.

Наступил вечер. Из травмопункта супруг забрал свою лягушку-путешественницу с подпалённой кожей уже на машине.

Ночью температура тела достигла сорока градусов. Но я была мужественной девочкой и, обмазавшись мазью, приклеив на ожоги полиэтиленовые мешочки, отправилась на письменный экзамен по «вышке». В зачётке за все четыре предмета на зимней сессии появились отметки «отлично».

Ну как в одном человеке – во мне, уживаются безумная неосторожность и наличие серого вещества в виде ума при сдаче экзаменов? Это до сих пор остаётся для меня загадкой…

* * *

Залечив раны от ожогов, в конце зимы я отправилась кататься на лыжах. Пока лыжня петляла по ровной поверхности, опасности для будущего ребёнка не возникало, но нечистая потянула меня скатиться с высокого трамплина.

Я стремительно лечу с горы вниз, рассекая на скорости потоки воздуха и «БАЦ»! Моя правая лыжа цепляет какую-то кочку, а я лечу кувырком уже с поломанной лыжей вниз, под обрыв. Очнулась и поняла, что со всего размаха воткнулась в землю животом и лицом.

«Бедный мой ребёночек», – поглаживая ушибленный животик, постанывая, на одной лыже, добиралась я домой.

Пришла весна.

Днём солнце растапливает остатки снега и льда, а ночью всё снова подмораживает. Сегодня мой любимый праздник – День космонавтики. Я бегу на работу, немного опаздываю, а делать этого категорически не люблю, и на площадке перед входом в офис я неудачно поскальзываюсь и брякаюсь на спину плашмя, отбивая пятую точку до хруста.

«Какая боль», – думала я, скользя, как корова на льду, и удачно заползая в офис на коленках.

– Когда эта мамаша перестанет меня пугать своими падениями, – дрожа, подумало дитё.

К обеду начались страшные боли в животе. Ребёнок начал рваться наружу на тринадцатой неделе беременности. Открылось кровотечение. Врачам с трудом удалось спасти беременность, хотя они уже настойчиво отговаривали меня от неё…

Я тряхнула головой, стараясь отогнать неприятные воспоминания, которые подсовывали мне новые и новые ужастики вынашивания моей беременности.

В дальнейшем сын продолжил приобретать жизненный опыт, попадая в не менее жуткие истории.

1985 год

Однажды, когда Андрейке исполнилось всего полгода, он сильно простудился. Ночью поднялся жар, а к утру сухое покашливание перешло в надрывный пугающий кашель. Я вызвала участкового терапевта.

В тот момент, когда раздался долгожданный звонок в дверь, я аккуратно посадила малыша в угол дивана и поспешила впустить доктора в квартиру.

Неожиданно за моей спиной раздался грохот падающего тела и душераздирающий плач. Андрей, вероятно, потянулся за убегающей мамой и слетел с дивана вниз головой.

«Так и есть», – подхватив малыша на руки, я обнаружила растущий у него на лбу гигантский рог, на глазах превращающийся в гематому багрового цвета.

Доктор осмотрела сына на предмет кашля, выписала серию уколов.

– Вы будете привозить ребёнка в процедурный кабинет? – уточнила она.

– Нет, что вы? Он же температурит. Поликлиника очень далеко, а прямого транспорта к ней нет, только пешком. Я умею ставить уколы! Я справлюсь сама.

– Вот и отлично!

– Доктор, а как же шишка на лбу? Что мне делать с этим? Вдруг у него сотрясение мозга?

– Если потери сознания нет, то и сотрясения нет. Это сто процентов. Покой, холод на ушибленное место, и держать голову на подушечке – выше уровня сердца. Я вообще не видела ни одного ребёнка, который не упал бы с дивана до года жизни и не ударил бы голову. Да не волнуйтесь вы так, мамаша! До свадьбы заживёт.

И правда, – зажило.

Но сколько ещё жутких историй дитю предстояло пережить!

* * *

В девять месяцев от роду мы оставили спящего ребёнка на балконе в коляске.

– Мама, ну всё, мы выезжаем на концерт Розенбаума, присмотри за Андрюшей, пожалуйста, – попросил Глеб.

– Молоко я нацедила, бутылочка в холодильнике. Вернёмся часа через три, – выбегая, на ходу сообщила я свекрови.

Дворец культуры был полон поклонников.

– Глеб, ты только посмотри! В зале нет ни одного свободного места.

– Ожидаемый аншлаг. Я еле достал билеты. Иришка, а ты помнишь, как в институтском общежитии мы собирались толпой и бренчали на гитаре, исполняя «Вальс- бостон»?

– Конечно, «Там листья падают вниз, пластинки крутится диск, не уходи, побудь со мной, ты мой каприз, как часто вижу я сон, мой удивительный сон, в котором осень нам танцует вальс-бостон…»

– Чудесные были времена…

Счастливые и влюбленные, июньским вечером мы с супругом возвращались домой с авторского концерта поэта и музыканта Александра Розенбаума, специализацией которого была вообще-то анестезиология и реаниматология.

Едва переступив порог квартиры, я обратила внимание на странное поведение мамы Глеба. Она, как зомби, шаталась по залу из угла в угол, прижимая к груди своего единственного внучка. Взгляд её был пугающе пустым.

– Мама, что случилось? Почему ты укачиваешь ребёнка? Ты решила нарушить методику профессора Бенджамина Спока?

– Что плохого в том, чтобы брать ребёнка на руки и баюкать его?

– Да на тебе лица нет! Рассказывай, что случилось?!

– Понимаешь, доченька, я на кухне хлопотала… И вдруг звонок в двери.

– И что? Что дальше?

– Открываю дверь и вижу, на пороге стоит незнакомая женщина. Она сообщила, что, проходя мимо нашего дома, случайно подняла глаза наверх и увидела, что маленький мальчик тянется сорвать цветочек из ящика на балконе и практически вываливается наружу. Она сразу вычислила квартиру и прибежала сюда сообщить о возможной беде.

– Ужас какой! Ангел-хранитель отвёл беду…

– Мы чуть не потеряли ребёночка. Я бы этого не пережила никогда. Не говори ничего Глебу! Прошу тебя…

– Хорошо, мама. Андрейка подрос, уже садится сам, пытается встать и покинуть коляску. Прекращаем его сон на свежем воздухе на балконе! Буду выносить его на улицу. Жаль, коляска в лифт не входит, трудно одной управляться.

Не успела «балконная» история, чуть не закончившаяся полётом с высоты, выветриться из моей головы, как новое испытание досталось и ребёнку, и родителям.

* * *

На выходной мы с Глебом решили отвезти годовалого малыша к моей маме понянчиться на один день. Бабушка немного чувствовала себя «за бортом» в воспитании наследника, поскольку мы живём с родителями супруга, и все новости о нём она узнаёт последней.

Да и муж настаивал, что пора начать отучать Андрейку от груди, постепенно переводя днём на искусственное вскармливание. Перетянув потуже грудь, дабы уменьшить прилив молока, я передала сына в надёжные руки бабушки Надежды.

Но то, что ждало нас вечером, когда мы приехали забрать ребёнка, не снилось никому даже в страшном сне.

К назначенному времени возврата внука «из рук в руки» бабушка Надя собрала ребёнка к выходу на улицу.

Мы с Глебом были пунктуальны и позвонили в дверь в 18:00.

Первым, что я увидела, было испуганное лицо мамы, за её спиной стоял полностью экипированный Андрейка в синей курточке, в сапожках, в шапочке, с поднятыми вверх ручками, каждый пальчик на которых был плотно перебинтован. Бинтом также оказались перевязаны кисти рук и запястья. Получились марлевые белые перчатки.

– Господи! Что случилось, мама??? – схватив сыночка на руки, заголосила я.

– Андрюшенька нашёл себе развлечение. Он зацепился на круглых стеклянных ручках кухонной двери и, подгибая ножки, раскачивался из стороны в сторону, как на качельках. Неожиданно ручки вырвались и, упав на пол, раскололись. Внук заорал, кровь хлестала фонтаном. Я глянула и чуть не потеряла сознание… Все пальцы разрезаны до косточек и болтаются, как чужие.

– А дальше? – прошептала я.

– Телефона в квартире нет. Не знаю, не помню даже, как добежала до угла дома напротив, где установлена на улице телефонная будка. Я позвонила «03».

– А ребёнок?

– Оставила дома, с открытой настежь дверью.

– Как быстро приехала скорая помощь? Он потерял много крови? Что с пальцами? – допытывался Глеб.

– Быстро. Очень быстро. Нас отвезли в травматологический центр… обработали раны… где-то подшили, что-то лейкопластырем стянули. Андрюшеньке поставили обезболивающий укол.

– Когда на приём к доктору, мама? – ещё находясь в шоке, уточняла я.

– К врачу на перевязку завтра в поликлинику по месту жительства. Вот направление, Ириша.

– Надеюсь, что нервы не задеты. Иначе пожизненная частичная потеря чувствительности будет, мама.

– Как же так? – вопрошал Глеб. – Мы на вас надеялись. Ну почему ребёнка нельзя оставлять на бабушек?!

– Успокойся, Глеб, до свадьбы заживёт. Андрей у нас мужественный солдатик. Вот вырастет, генералом станет, таким же отважным, как маршал СССР Ерёменко Андрей Иванович, – нацеловывая ребёнка в щёчки и заплаканные покрасневшие глазки, успокаивала я не то мужа, не то маму, а то ли себя.

– Завтра поедем к хирургу в детскую поликлинику и послушаем, что скажут доктора. Впору страховать жизнь ребёнка. Травмы его просто преследуют по пятам.

– Ну, нам пора, мама, не волнуйся так. Береги себя. Всё образуется.

Мы двигались на автомобиле в сторону дома, а я размышляла, что любые ситуации, травмы, ушибы даются нам не просто так, а как сигнал свыше. Нужно оптимистично смотреть на такие травмы, – просто верить, что это меньшее зло, что Ангел-хранитель уберёг нашего сына от более страшного испытания.

1986 год

И вот наступил момент взросления, когда Андрей в год и четыре месяца был передан на воспитание в руки настоящих профессионалов – воспитателей детских яслей. Территория детского учреждения находилась прямо во дворе нашего дома. Мы даже могли наблюдать своего ребёнка на прогулке. Он начал лапотать всё больше и больше новых слов, находясь в социуме среди таких же малышей. Но первое слово, которое произнёс Андрюша, было не «мама» и «папа», это было слово «деда». Этим своим поступком он заслужил огромный авторитет отца Глеба.

Вечером, забирая сына из яслей, я выслушала восторг воспитательницы.

– Понимаете, детки ещё такие маленькие, молчаливые. И вдруг сегодня я вижу, кто-то уронил на пол носовой платочек. Я спросила: «Ребятишки, чей это платок?» Среди общей тишины раздался то ли вопрос, то ли ответ от Андрея: «Где? Да».

– А может быть, он произнёс: «Деда»? Неделю уже произносит одно и то же первое слово. Ждём, когда скажет «мама».

Папа у Андрея военный. Сынок с гордостью смотрит на своего отца. Он любит играть с его военным ремнём.

Вот как-то выдали супругу новое военное обмундирование, он и подарил Андрею старый ремешок с солдатской бляхой со звездой, подогнав длину по размерчику. Сыну уже исполнилось три года.

Январским утром я повела малыша в детский садик, торжественно затянув пальтишко военным ремнём.

Ремешок очень заинтересовал мальчишек в ясельной группе. Собирая ребятишек на прогулку, воспитатель не успела подпоясать моего ребёнка, и с ремнём в руках он с Ваней Лагуточкиным первым вышел на крыльцо.

– Дай ремень посмотреть! – требовал Ванечка.

– Не дам! Это мой! Мне папа подарил, – вцепился в свою собственность сын.

– Отдай, жадина! – рвал из рук ремень лучший друг.

– Не трогай! – дорожа имуществом, вопил Андрей.

Вдруг кожаный солдатский ремень выскользнул из рук друга. Иван от неожиданности отшатнулся, и железная бляха-застёжка со свистом опустилась на переносицу Андрюши, рассекая нос.

Подоспевшая с остальными детками воспитатель застала этот кульминационный момент: перебитый нос, который стал на глазах распухать и хлынувшее море крови из носовой перегородки.

Штатная медсестра детского садика очень профессионально оказала первую медицинскую помощь, скрепив рассечённую кожу на переносице лейкопластырем, заткнув стерильными ватными тампонами ноздри малыша и приложив лёд к месту ушиба. Андрюшу попросили полежать на спинке и подождать маму.

Мне позвонили на работу и сообщили о несчастном случае. Отпросившись у шефа, я выехала, чтобы увидеть и забрать сыночка пораньше. Благо, что сегодня на календаре пятница и за выходные можно отлежаться и, при необходимости, поехать к хирургу.

Андрей выбежал в раздевалку, обрадовавшись, что мама забирает его раньше всех детей.

«Слава господу! – подумала я. – Он уже не плачет. Всё будет хорошо. Нужно убрать солдатский ремень пока подальше с его глаз… Опасная вещица оказалась для ребёнка».

И ещё я поняла, что мой сын унаследовал от меня способность получать травматизм. Я сама перенесла столько травм, сколько вам и не снилось.

* * *

В год засунула большой пальчик левой руки в дверной проём. Дверь толкнули по незнанию, и в результате я лишилась ногтя. Потом правда ноготь вырос, но он был очень толстый и уродливый, и кардинально отличался от ногтевой пластины на большом пальце правой руки.

В три годика я слетела с качелей, и они ударили меня с размаху в лоб над бровью. В больнице наложили швы, которые украшают, конечно, только мужчин.

После приобретения этих двух уродливых примет я горестно говорила подружкам во дворе дома:

– Я не представляю, кто меня полюбит?! Так ужасен этот загибающийся коготь на пальце и шрам на лбу!

– Не парься, Ира, будешь делать маникюрчик и закрывать лоб чёлочкой.

Травмы в моей жизни следовали каскадом одна за другой: перелом указательного пальца при подаче волейбольного мяча; перелом правой ноги при спуске на лыжах со снежной горы на уроке физкультуры; перелом левой ноги во время проведения