Отзывы на книгу «Дуа за неверного»

Сейчас буду писать нервно и неровно, потому что намерена ругать творчество всеобщей любимицы.

Дело это хитрое и сложное: высказать какое-либо фи в сторону автофикшена нынче не в чести, если ты вхожа в определённые круги. Потому и без того ругают русскоязычных писательниц этого небольшого жанра, присоединяться к хору хейтеров я не хочу. Потому что сложно критиковать произведение, о котором точно известно: основано на реальных событиях. И фиг ты когда узнаешь, в каких пропорциях намешаны вымысел и быль.

Потому что я считаю, что современный женский автофикшн — это соль земли, зазноба души моей и просто-напросто литература.

Так вот. Мне не понравился роман Еганы Джаббаровой «Дуа за неверного». И мне неловко об этом писать: все-то хвалят-нахваливают, одна я как будто собралась против ветра поссать.

Мне было любо-дорого, как роман начинался, как Егана разворачивала события. С какой любовью, горечью и скорбью писательница рассказывала о единокровном брате. Как его вбросили в жизни её семьи и как его не стало. Что она о нём помнит и как пытается образ восстановить, дополнить. Какими были похороны и как смерть брата проживалась и горевалась (в том числе — письмом).

На сюжет прекрасно накладывались темы русскости и ксенофобии, нищеты и неприкаянности, предрассудков и стереотипов, семьи. Короче, пронзительная актуалочка с отпечатками времени (не иронизирую).

Но в какой-то момент автогероиня надела на себя (и свою сестру) белейшее пальто и понеслись вайбы Дмитрия Быкова, который планирует однажды вернуться в послевоенную Россию и что-то тут у нас обустраивать, потому что ну а кому ещё, тут же выжженная земля.

И о господи, как же я устала от «каков»!..

тайны нужны нам, как конфликт в драматургическом произведении

В действительности, любая история нужна читателю, как донорский орган

Земля впитывает нас в себя как мясо – бактерию сальмонеллы

они пересобирались заново, переписывались, как неудачные поэтические строчки

земля втягивала нас вместе с воздухом, как курящая женщина

будто кровь можно смыть или спрятать, забыть или затереть, как старое пятно

В конце романа я вздыхала от сравнений как школьник, пытающийся объяснить бабушке смысл эмодзи. Образность не дополняла мысль, а переполняла её как барахло в антикварных магазинах. На каждом моём маленьком экранчике (я читала с телефона) сравнений этих было как капель дождя на запотевшем автомобильном стекле.

Я не против превращения книги о скорби и проживании утраты в книгу-манифест, книгу-размышление о судьбе России и её тоскливых угрюмых гражданах (то есть обо мне). Я люблю проекты, сделанные на силе ярости и гнева (Настя Красильникова навеки в моём сердце). Да и с поэтичностью у меня не то чтобы плохо. Поэтому в итоге я хер знает, что мне не так в «Дуа за неверного», романе злом и скорбящем, романе остром и чувственном.

Но мне не так. И придётся с этим жить.

Мир для Сереги был острой заточкой, местом, всегда способным дать под дых, избить в подворотне, испинать во дворе, порезать телесную плоть розочкой из бутылки.

В пятницу вечером провалилась в книгу Еганы Джаббаровой крохотную по количеству слов и страниц, но крайне объемную по набору чувств и смыслов.

Сначала в свойственной автофикшен-романам манере нам рассказывают очень личную историю про сводного брата авторки, внезапно появившегося в их жизни. Она и ее младшая сестра достаточно быстро принимают его вопреки взрослым предрассудкам и распрям, связанным с внебрачным отпрыском в доме. Помимо этого существует еще этнический вопрос, потому Сережа рожден русской женщиной, и на папу азербайджанца почти не похож. И когда мама девочек замечает, как мальчик перед сном перекрестил сначала себя, а потом ее дочь, это становится поводом для нового скандала.

Необходимость этого крестного знамения в восприятии детей состояла в том, чтобы после смерти они могли оказаться в одном месте. Ведь для мусульман и православных наверное существуют какие-то отдельные небеса. Они делали это, чтобы встретиться. «Дуа за неверного» - это тоже в своем роде попытка встретиться снова, выразить несказанное и несделаное, заполнить пробелы этого краткого родства.

Потому что как водится, жизнь достаточно быстро все же разводит их с братом по разным сторонам, общение постепенно исходит на нет, связь и без того очень хрупкая истончается до тонкой ниточки. Судьба Сереги складывается незавидным образом.

От рассказа сложной истории писательница переходит к перебиранию вариантов того, как могло бы быть по другому, что можно было сделать или не сделать, чтобы жизнь Сереги была бы другой, счастливой. Рефлексия собственных чувств превращается в осмысление времени и пространства, в котором все это происходит. Текст Еганы Джаббаровой легкий и поэтичный по форме, по содержанию глубокий и многогранный. Несмотря на интимность каждой своей книги писательнице удается сохранять будто некоторую отстраненность. При этом суждения ее острые, точные, пронзительные.

Разве история отдельно взятой жизни и смерти может быть чем то значительным на фоне большого шершавого тела истории и её высунутого языка?

Ещё как может!
Высокую оценку этой повести нашёл у Алексея Сальникова. Его попросили назвать самые сильные тексты 2024 года и он назвал свою землячку. Я ,конечно, понимал, что Алексей ерунды не посоветует, но чтоб было настолько хорошо! И тема, казалось, бы - воспоминание об умершем "русском старшем брате"... Но от чтения просто невозможно оторваться. Замечательный язык, просто звенящая боль и грусть , и при этом произведение абсолютно недепрессивное.
По фактам - воспоминания о счастливом детстве азербайджанской семьи в Екатеринбурге (диковато звучит, но это так), старший брат, рожденный до создания этой семьи, появившийся в их жизни в 12 лет, его в общем то пустая жизнь и смерть, кладбище, больница , ГОРОД.
По сути - мысли о жизни, мечтах,памяти, России, исторических корнях. Пишу, и чувствую, что не то. Сложно передать впечатления от этого блестящего плотного текста. Лучше ещё цитата

В действительности любая история нужна читателю как донорский орган - для поддержания собственной жизни. Глаз скользит по гладкому стеклу текста, и перестаёт видеть. Читатель оказывается там - в пространстве личного дневника, где любой персонаж если не альтер-эго, то напоминание о ком-то известном

Произведение небольшое и написано так, что любое "выдёргивание" из него цитаты, описание какого-то фрагмента будет спойлером, а сбивать впечатление будущему читателю не хочется. Поэтому остановлюсь. Для меня Егана Джаббарова - открытие, надеюсь понравится и вам.

​Молитва женщины, потерявшей брата пять лет назад. Попытка проговорить боль. И сохранить на бумаге память. Ведь только так можно продлить чужую жизнь.

На страницах книги писательница пытается воссоздать биографию своего сводного брата, родившегося от внебрачной связи отца. Так, она пишет о детстве, когда в семилетнем возрасте у неё внезапно появился двенадцатилетний брат. Пишет о юности, пришедшей на конец 1990-х - начало 2000-х. Пишет о религии и отношениях с ней. Пишет о разрыве национальной идентичности. И самое главное - пишет о любви и силе родной крови сквозь расстояние и время.

Поразительным образом через всё это проступает история страны. Брат становится олицетворением России начала 2000х. Простой работяга, пропитанный водкой, припорошенный строительной пылью, живущий в страшном общежитии, мечтающий о крутой тачке. Классический пацан с района. Жизнь которого оборвалась, оставив шестнадцать цифр.

Каждая строчка романа пропитана болью, скорбью, печалью. И преследует одна бессмысленная мысль: а могло ли быть по-другому. Возможно. Но точка невозврата - это всегда стечение тысячи событий и условий.

Я думаю, сила автофикшена в возможности высказаться. А высказывается Егана блестяще, хлестко и глубоко. И не перестаю рекомендовать её первый роман «Руки женщин моей семьи были не для письма», невероятный текст️‍

В этой крошечной по количеству страниц, но огромной по количеству смыслов книге будто бы уместилось огромное поэтичное сердце Еганы. Ее новый автофикшн похож на плач, похож на скорбь, похож на любовь. Она пишет о сводном брате Сереге, в котором азербайджанская кровь отступила перед русской кровью матери, и через призму письма о брате пишет о России.

Она узнала о брате, будучи маленькой девочкой, когда его привели на порог ее родителей. И с тех пор брат жил с ними, что стало испытанием для мамы, но радостью для других детей, которые искренне привязались к свежеобретенному брату.

Православный ребенок в мусульманской семье — ирония, испытание, судьба? Но все сломала не религия, а амбиции отца.

Серега был самым обычным ребенком, выросшим в девяностые. Он вырос в жестокой среде, которая вцепилась в него своими клещами алкоголя, изматывающей физической работы, старыми стенами общежитий. Серега был простым гопником, но он был и маленьким мальчиком, мечтающем о футболе, красивым старшим братом, был случайным, но любимым сыном. Он был много чем, как и все люди этой планеты.

Когда теряешь кого-то близкого, начинаешь перебирать варианты «А что, если?». И в этой книге сестра перебирает подобные «если?» о своем брате, и через варианты просвечивает и рефлексия о стране, которую иногда очень непросто любить, как бывает непросто любить и братьев. Егана переплетает молитвы, завязывает к крепкий узел все призрачные ниточки, дергает их до боли, чтобы принять и начать отпускать.

И все это потрясающим метафоричным и чувственным слогом. Не обязательно синхронизироваться с болью сестры полностью, но она все равно проникает под кожу, и из книги выныриваешь будто бы с тихим всхлипом. И вот уже чужие переживания становятся чуть ли не универсальными, а тысячи тысяч таких же Серег превращаются в зеркало целой эпохи, которая не ушла, но лишь немного изменилась.