В елизаветинском Лондоне имелись две разновидности пьес. Простому стаду нравились представления: битва, поединок на шпагах – актеры были подкованы в этом деле. Бывало, что и пушка палила. Они любили плоские шутки скоморохов-импровизаторов; каждая пьеса, независимо от содержания, заканчивалась потехой – песней и пляской. Такие пьесы, как выражались Мередит и его друзья, писались «для глаз». Но для разборчивой, более близкой и утонченной публики существовали иные, полные острот и благопристойных оборотов. Эдмунд трудился как раз над такой пьесой – не «для глаз, а для ушей».