Часть первая

Утро. Улица. По улице идет Ивчиков с большим портфелем под мышкой. С криком «Э-эй» его догоняет человек.

Человек. Привет!

Ивчиков (вежливо). Здравствуйте.

Человек. Ну как она, жизнь молодая?

Ивчиков. Ничего, спасибо. Голова несколько болит. Душный день.

Человек. Так это отлично, дружок. Раз болит, значит, наличествует. А это уже немало. Так, Федя?

Ивчиков. Вы что-то перепутали. Меня зовут не Федя.

Человек. Стоп! Сейчас скажу! Витя! Ну конечно, Витюха!

Ивчиков (улыбнувшись. Да нет же, Володя! Человек. Ну конечно, Володенька! Какя мог забыть. Ну тогда я обращусь к тебе торжественно: «Вова – здорово!» А ты, я вижу, меня забыл. Старых друзей забываешь! А я тебя сразу узнал. Как увидал, так и узнал. Это он, Вольдемар, говорю я себе. Никак не иначе.

Ивчиков (мило). А я вас что-то совсем не помню. Человек (будто не слыша). Итак, Вовуля, ты уж позволишь мне тебя так амикошонски называть, в честь нашей старой дружбы… Итак, Вовчик, ты мне должен оказать услугу.

Ивчиков. Я…

Человек. Все дело займет максимум час.

Ивчиков. Но…

Человек. Без «но». Час для друга…

Ивчиков. Я просто…

Человек. Вова, не погуби.

Ивчиков. Я обязан…

Человек. Я не слышу. Я оглох. Старый друг – лучше новых двух.

Ивчиков. Вы никак не хотите меня выслушать. Я рад оказать вам услугу. Но дело в том, что я иду на работу…

Человек. Ну и что? (Решительно взял его под руку и ведет в противоположную сторону.) Читал ли ты Лассилу, Вольдемар? Это финский классик. У него есть книга: человек пошел за спичками и в результате попал куда? В Америку. Или Брехт… Ты интеллигентный человек, тебе что-нибудь говорит это имя? Что сказано у него? Человек пошел за воблой, а попал черт знает куда. Но это все беллетристика. Возьмем жизнь. Мой друг, Черепайло Михаил, как-то оконфузился на пятнадцать суток. А дело было под Новый год. Сидит. Вдруг приходят в это грустное место люди из жэка. И спрашивают: есть ли среди сидящих массовик-затейник? Наш Дед Мороз ящуром заболел. А у нас в жэке елка. И целый вечер мой друг Михаил Черепайло за Деда Мороза был. А рядом с ним милиционер ходил. Детишкам объяснили, что милиционер этот – дядя Степа. С тех пор Михаил Черепайло ушел навсегда в Деды Морозы.

Ивчиков. Куда вы меня ведете?

Человек. Я не предлагаю тебе ради нашей дружбы уехать в Америку или перейти в Деды Морозы. Я прошу немного. Мне до дьявола нужно сделать фотоснимки о том, как одна баба… кстати, великолепная баба…

Ивчиков. Я попрошу вас…

Человек. Молодец! Хорошая черта. Я тоже ненавижу когда женщин называют бабами. Ты посидишь у нее на опыте… В качестве подопытного лица. Час, только час.

Ивчиков. Нет, это все мне решительно не подходит. Понимаете, мой начальник Пивоваров…

Человек. Прости, ты где работаешь?

Ивчиков. В архиве.

Человек. Это что же, Генка Пивоваров у тебя в начальниках?

Ивчиков. Не Генка, а Федор.

Человек (продолжая вести его под руку). Вот маразм-то. Ну конечно, Федюшка Пивоваров. Обычно имя скажешь… а сколько за этим делом скрыто, напитков выпито. Да я ему сейчас позвоню – он тебя на месяц освободит. Пивоваров, Федюха, скажу я ему…

Ивчиков. Что вы, что вы… (Смеется) Ему нельзя говорить «Пивоваров». Его фамилия Скобелев. Это его за толщину у нас так прозвали. Он, знаете, обижается очень. У нас даже местком собирался.

Человек (несколько сконфуженно). Бывает же такое… совпадение… А у меня друг есть… Пивоваров… И тоже по архивной части ходок… Итак, Вовенция, спасибо тебе за согласие, все заметано. Через полчаса возвращаешься к своим архивным мышам. (Бьет его по плечу) Позволь мне облобызать тебя на радостях. (Воздушный поцелуй)

Ивчиков. Я вас только попрошу в дальнейшем не бить меня по плечу. И не говорить так о моей работе. Мне это обидно.

Человек. Обиделся… А я ведь не обиделся, когда ты для старого друга не захотел сделать такую малость. Когда из-за толстой свиньи Пивоварова ты нашу дружбу решил порушить. Нет, я не обиделся. Потому что я тебя люблю и всегда тебя любил. Есть во мне большая приязнь к тебе.

Ивчиков (засмеялся). Вы тоже очень милый, хотя, честное слово, я вас не знаю.

Человек. А долго ли познакомиться? Делов-то на три копейки. (Представляясь.) Колобашкин Серафим Серафимович.

Ивчиков. Ивчиков Владимир Еремеевич.

Колобашкин. Ну, вот видишь. Итак, мы идем с тобой, Еремеич. (Остановился.) Да, вот что еще, понимаешь… По дороге… это, конечно, все между прочим… Нам придется забежать… не спорь, Вовенция… на пару минут ко мне на работу в научно-фантастический журнал. Представляешь, журнал именуется «Фантаст», и редактор журнала – тоже фантастический. Интеллект! Руководит одновременно журналом и отделом научного института. Это тебе не баран чихал. Я тебя с ним познакомлю. Поэтому можно считать, что мы идем туда для тебя!

Ивчиков. Я прошу отпустить мою руку, я ведь не убегаю.

Колобашкин (не отпуская руки). «Тра-та-та, тра-та-та, мы везем с собой кота, чижика, собаку…» Или, как говорится в детской передаче, «шажок-другой – в мир большой».

Затемнение.

Слева – кабинет в журнале «Фантаст». На фоне карты затонувших сокровищ и ракет, пребывающих в разных состояниях: стартующих, просто летящих или уже достигающих других миров, – редактор журнала Зенин. Справа – НИИ. Здесь работает Кира Ивановна Бурмистрова. В настоящий момент за белой ширмой она «закладывает» крыс для эксперимента. Из-за ширмы видно только ее лицо.

В журнале «Фантаст». В кабинете Зенина появляется Колобашкин. Втаскивает за собой Ивчиков а. Ивчиков в изумлении смотрит на редактора Зенина.

Ивчиков (испуганно Зенину). Товарищ Пивоваров?

Недоуменный взгляд Зенина.

Ой, я ошибся. Вы так похожи!

Колобашкин (Зенину). Значит, все в ажуре: спешим на опыт к Кире Бурмистровой.

Зенин. А рассказ? Рассказ, конечно, с вами?

Колобашкин. Рассказ со мной, и в то же время его со мной нет. Подвел автор. (Скороговоркой.) Я даже прихватил с собой этого, с позволения сказать, автора. Пусть ему стыдно будет. (Представляя Ивчикова.) Автор.

Ивчиков (ошалело). Я… Я…

Колобашкин. Ты, Володя. Ты… (Зенину) Я ему говорю: «Как же так, Вова? Здорово ты живешь! Апрельский номер, шуточный фантастический рассказ. Ты обещал – и так подводишь! Ай-ай-ай!» Но за это он согласился быть подопытным у Бурмистровой. У меня вышел прокол. Подопытный гражданин, которого намечали, улегся в больницу на улице Радио. Что делаю я? Говорю Вольдемару: «Не сделал рассказ – спасай фотомонтаж». Кстати, отменный материал для гипноза. Сочинитель!

Зенин. Это не избавляет вас…

Колобашкин. Именно! И поэтому, преодолевая трудности, я все же написал рассказ.

Зенин. И где же он?

Колобашкин. Я прочел его вслух самому себе и… и я разорвал его на мелкие клочки! Я изничтожил его! Искромсал! По причине высокой требовательности. Не волнуйтесь, я тотчас придумал новый.

Зенин (устало). И где же он?

Колобашкин. Пока в голове. Но я сейчас подробно изложу. Значит, рассказ… Итак, рассказ-шутка. Называется «Первое апреля 2001 года». Прекрасное название. Человек, назовем его условно Макс, звонит своему другу Бобу и говорит: «Здравствуй, Боб. Я, Макс, изобрел гравитатор. Дикой силы прибор, язви его душу…» Действие происходит, разумеется, в капстране…

Зенин. Разумеется. Далее.

Колобашкин. Боб не верит Максу И тогда Макс приходит к Бобу самолично с гравитатором под мышкой. Сидят. Пьют чай двадцать первого века с водорослью… как ее… с хлореллой. А вокруг все как положено в ихнем веке: два робота, жена Мери, искусственный климат. Но Боб по-прежнему не верит в гравитатор. Судьба изобретателей. Макс в гневе: «Ах, ты не веришь мне, Боб!» И он направляет гравитатор на квартиру Боба. И – бенц!

Зенин. Что – бенц?

Колобашкин. Нету. Ни квартиры, ни Мери. Все спалил гравитатор к чертям собачьим. Боб в отчаянии: «Что ты наделал, Макс, где моя жена Мери? Мы жили с ней душа в душу, меж нами была игра!» Тут Макс как захохочет! Потому что… хи-хи-хи… это была… ха-ха-ха… первоапрельская шутка. Это был не гравитатор, а… хо-хо-хо… просто датчик направленных биотоков. И, следовательно, все испепеление происходило лишь в воображении присутствующих. (Бодрясь) Как финальчик?

Зенин (Ивчикову; раздраженно). Что вы на меня так смотрите?

Ивчиков. Вы очень похожи на моего начальника товарища Пивоварова… то есть его фамилия Скобелев… У нас даже местком…

Колобашкин. Он – беллетрист… Ну мы пошли, пожалуй…

Зенин. Стоит ли торопиться? Ведь вы так мечтаете рассказать мне остроты, которые, безусловно, подготовили для раздела «Барон Мюнхаузен»?

Колобашкин. А, как же… (Грозно) Владимир Еремеич, я надеюсь, что хотя бы остроты…

Ивчиков. Я не совсем понимаю…

Колобашкин. Он даже не понимает! Это черт знает что! По-моему, это все из-за буфета. Как только у нас закрылся буфет на ремонт, исчезли все квалифицированные авторы. Где научно-фантастические остроты, Володя? Нелепицы, каковые ты обещал нам родить?! (Подступая, шепотом.) Не подведи – не выдай – пожалей детишек малых…

Ивчиков. Ах, нелепицы? (Засмеялся.) Нелепицы я, пожалуй, вам скажу.

Изумленное лицо Колобашкина.

Я их очень люблю и всегда запоминаю. Вот, к примеру: «На острове Хоккайдо птицы поют так сладко, что больным сахарной болезнью запрещают ездить на остров Хоккайдо».

Колобашкин. Потрясно!

Зенин. Несравненно! Только я уже где-то это читал.

Ивчиков. Я тоже где-то это читал, только не помню где.

Колобашкин. Так какого же черта!

Ивчиков. А вы знаете, эта нелепица – очень хороша. А почему хорошие вещи нельзя напечатать дважды? Я читал очень много плохих вещей, которые печатали дважды и даже трижды…

Колобашкин. Ну точно – беллетрист. Итак, вот острота, подготовленная лично мною, правда, она пока всего одна. Рассчитывали на Еремеича. Но зато какова острота: «Требуются кочегары… для атомной электростанции!..» Ха-ха-ха… Все остальное доделаю завтра. Клянусь!

Зенин. На будущее…

Колобашкин. Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Понял? «Кончено дело, зарезан старик, Дунай серебрится, блистая».

Ивчиков (вдруг). Только я никак не могу понять: а почему нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Я, например, из-за этой пословицы вечно спешу и делаю сегодня вещи, которые отлично можно сделать и завтра или, как выясняется потом, лучше совсем не делать.

Колобашкин. Определенно – беллетрист.(Задумчиво) И как… добр! (Вновь засуетился, вынимает из-под стола фотоаппарат. Зенину) Ну а теперь перейдем к главному: запечатлеем вас на предмет вашего сегодняшнего юбилея…

Зенин. А стоит ли?

Колобашкин (тотчас). Не стоит! (Мгновенно соображая) Действительно… Какя мог подумать!.. Фотографировать вас… здесь… в этом хилом журнале! Ох! Ах! Фуй! В конце концов, вы прежде всего не редактор! А понимаете ли – ученый! Талант! Борец! Член научного совета! Один из руководителей института! Нашел! Вот там-то мы вас и запечатлеем! Поэтому я настаиваю! Мы все настаиваем! Чтобы вы немедля двинулись с нами в лабораторию Бурмистровой на предмет запечатлевания вас там!

Они идут в НИИ. Зенин – впереди, за ним, обвешанный фотоаппаратами, Колобашкин. Он тянет за собой Ивчикова, причитая: «Потом все объясню. Не обижайся – не погуби – детишки голодуют».

В НИИ. В лаборатории по-прежнему одна Кира. Входят Зенин, Колобашкин и Ивчиков. Взаимные приветствия.

Колобашкин. Бежали. Опоздали. Виновен он. (Представляя Ивчикова) Подопытный гражданин.

Зенин (строго, Кире, чтобы что-то сказать). А почему вы исполняете работу лаборантки?

Кира. Лаборантка слишком женственна. Она не может резать крыс. А крысы мне понадобятся, к сожалению, завтра утром. (Ивчикову.) Присаживайтесь. Лаборантка сейчас подойдет.

Колобашкин (налаживая фотоаппарат, Зенину, тихо). Она в плохом настроении.

Зенин. Видимо, мало работы. На нее надо наваливать работу, как на ломовую лошадь. Тогда она счастлива. Трагедия, и преимущественно узких специалистов.

Колобашкин. Приступим к запечатлеванию.

Кира работает. Ивчиков сидит на стуле, озираясь по сторонам. Зенин, стараясь сохранить насмешливое отношение к происходящему, позирует Колобашкину.

(Зенину) Заберем головочку повыше… Так… А теперь уложим щечку набок во избежание кривизны рта… Именно… А правое ушко слегка опустим.

Зенин. Ушко я опущу. (Усмехнувшись) Да, я хотел вам сказать… Приходите сегодня в Дом ученых на мой юбилей. Я вас приглашаю.

Колобашкин. Признателен. Весьма.

Зенин. Только вот что… Уже в самом понятии «юбилей» есть нечто…

Колобашкин (сокрушенно). Д-да…

Зенин. Поэтому я очень прошу вас, дорогой, внесите в эту сегодняшнюю канитель чувство беспутного юмора, что ли… какие-нибудь розыгрыши слишком серьезных людей… Вы ведь безумец, Колобашкин.

Колобашкин (фотографирует). Розыгрыши – это я смогу.

Зенин. Продумайте их хорошенько, милый, чтобы это было по-студенчески и в то же время не оскорбляло.

Колобашкин. А что, если объяснить собравшимся, будто я изобрел «Машину времени имени доктора Фауста», и продемонстрировать ее наглядно?

Зенин (громко). Ну какой же это розыгрыш! Во-первых, большинство поверит. Никто так не склонен к мистике, как серьезные ученые. Бутлеров занимался спиритизмом. Но, кроме того, я боюсь, что большинству будет попросту мучительно неловко, ибо они не читали «Фауста». Что делать, доктор Фауст куда менее популярен в среде моих коллег, чем какой-нибудь академик Лысенко.

Колобашкин хохочет.

Вот вы смеетесь, а всего тридцать лет назад вы бы над этим не смеялись.

Колобашкин. Значит, есть смысл подумать, над чем мы будем смеяться еще через тридцать лет.

Входит лаборантка Лида. Видит Ивчикова.

Лида. Ой, мамочки! Кто как хочет, а я в обмороке! (Плюхается на стул)

Удивление присутствующих.

Кира. Все в порядке. Я предупреждала: Лида женственна, она не может видеть, как я режу крыс.

Лида (кричит). Да не из-за крыс я! Ведь это Владимир Еремеич! Мы с ним в одном архиве три месяца работали.

Ивчиков. Здравствуйте, Лидочка.

Лида. Это такой серьезный человек! Он за один день триста единиц хранения обрабатывал!

Ивчиков. Ну что вы, Лида!

Лида. Нечего стесняться. Когда Малинкина в декрет ушла, ему…

Кира. Вы крыс оформили?

Лида (сразу увлекшись новой темой). Такие хорошие крысята – импорт! Вы, Кира Ивановна, хотите обижайтесь, хотите нет но я их резать не могу. А вот в клетке сколько хочешь могу видеть. Значит, я крыс получила и сразу нашу клетку на замочек. А то у Шнейдерманши свои крысы кончились, так она наших таскает. У Шнейдерманши крысы – плюнуть не на что, а у нас венгерские.

Колобашкин (закончил съемку, чуть подмигнул Зенину в сторону Лиды). Ничего, да?

Зенин. Очень, очень.

Колобашкин (шепотом). Вы о Лидочке или о Кире Ивановне?

Зенин. Ну что вы, я не воспринимаю Киру Ивановну в этом качестве. Странная вещь. Я могу увлечься любой лаборанткой, но Кира Ивановна… (Заходил по лаборатории.)

Лида