В допотопные докомпьютерные времена старой и тогда ещё научной фантастики порой можно было наткнуться на эпизод, когда герой фантастической книжки берёт из кристаллотеки некий информационный кристалл, вставляет его в какой-нибудь миелофон и «читает» книгу. Понятно, что с появлением персоналок носители инфо отказались от перфоленты и перфокарт и приобрели сначала форму дискеты, потом диска, и, наконец, флешки. И какая только форма не встречается у современных флешек! Но вот будь моя воля, так для записи этой книги я бы выбрал форму одного из платоновых тел...
Какая многоплановая и многомерная книга! Тетраэдр... гексаэдр... октаэдр... додекаэдр... икосаэдр... Всех вариантов углов, граней и плоскостей её событийного и смыслового ряда попросту не втиснуть в стандартные платоновы тела.
Дальше платоновы тела и всё остальное
ТЕТРАЭДР. Историческая составляющая. Конечно же Радзинский в своём исследовании опирался прежде всего на известные и однозначно трактуемые факты и документы. Факты, устные и письменные свидетельства очевидцев и прямых участников событий, а также на документы эпохи. Иногда он указывает нам источник той или иной информации, иногда просто даёт понять, что то или иное событие и происшествие, изложенное им, имеет под собой документальную основу. Но помимо документальной «твёрдой» основы Радзинский умело и широко пользуется и методами экстраполяции, научно-исторической гипотезы, аналогии и прочими, вполне уместными при выстраивании тех или иных гипотез и трактовок. И в этом смысле такие приёмы вполне уместны в книге, являющейся всё-таки не научно-историческим трудом, но вполне себе документально-художественным изложением.
ГЕКСАЭДР. Художественная плоскость. Вместе с тем Радзинский широко и талантливо использует и средства, свойственные чисто художественной литературе. Авторский стиль богат эпитетами, сравнениями; язык Радзинского наполнен эмоциями как самого повествователя, так и читателя (невольно заражаешься эмоциями и самого рассказчика Радзинского, и героев книги, и порой просто начинаешь переживать за судьбы царственных и нецарственных персонажей повествования, т. е. продуцировать эмоции сам). Автор широко употребляет в книге диалоги, что чаще является признаком художественной книги, но вместе с тем эти диалоги так естественно вписаны и в событийный ряд, и в саму логику исследуемого времени, что кажутся практически «подслушанными».
ОКТАЭДР. Приключенческая мерность. Несмотря на практически стопроцентную достоверность рассказываемых событий и происшествий, книга довольно сильно и плотно начинена приключениями. И в этом нет никакого противоречия, ведь называем же мы приключенческими книгами повествования о разного рода реальных воздухопутешествиях, горовосхождениях, мореплытиях и пещеролазаниях. В особенности, если с участниками этих документальных и реальных путешествий происходят самые настоящие приключения, т. е. происшествия невероятные и удивительные. Вот и в этой книге такого рода приключенческость имеется и в немалом количестве и в изрядном качестве. Потому что все эти военно-исторические страницы и главы книги, все эти любовно-романтические связи и полуавантюрные с налётом уже детектива проступки царственных отроков и вьюношей иначе как приключениями не назовёшь. И чехарду дворцовых переворотов XVIII века. Да и всю эту череду неудачных покушений на жизнь самодержца тоже... Как бы кощунственно это не звучало.
ДОДЕКАЭДР. Политическая плоскость. Тут и механизмы политической регуляции, тут и закономерности естественно-исторического развития социума с переменой социального строя и механизмов его принудительного давления и переключения.
Политический террор, его зарождение и развитие. Точнее часть людей, в том числе и автор утверждают, что все эти покушения на жизнь царя являлись террористической деятельностью. Не знаю... Дело в том, что террор как метод воздействия имеет своей целью устрашение тех или иных субъектов и групп. В деятельности народовольцев же цели устрашения кого бы то ни было. А целью было — политическое убийство монарха, имея ввиду, что вслед за этим вспыхнет народное восстание и царизм как политический режим рухнет... Впрочем, конечно в широком смысле просто принято политические убийства называть террористическими актами...
Политические партии социалистического типа. Конечно, говорить утвердительно о зарождении политической партии социалистического или коммунистического типа в описываемый исторический период пока преждевременно, однако на самом деле все эти политические социалистические революционные группы и союзы типа «Земля и воля» и «Народная воля», а также другие группировки уже обладали некоторыми признаками той партии, которую впоследствии будет строить Ульянов-Ленин. И все вот эти первые шаги по формированию таких политических групп, по шлифовке и уточнению принципов их формирования, по формулированию принципов их существования, целей и задач, политической программы и прочему, без чего партия не может называть себя партией — всё это Эдвард Радзинский рассматривает детально и подробно, в мелочах и нюансах, в тонкостях и с филигранной точностью. И это всё и безумно интересно и... и одновременно страшно... И особенно страшно, когда мы читаем эпизоды с идеями патологического революционера Сергея Нечаева!
ИКОСАЭДР. Военная плоскость книги. Российская империя вела в XIX столетии несколько войн и разными государствами. Преследуя разные территориальные, политические, имперские цели. Навскидку — война с Бонапартом, Крымская война, Русско-турецкая война, кавказские войны... И Радзинский не просто повествует нам о тех или иных перемещениях героев книги в связи с их участием в военных действиях, но рассматривает всю предпосылочную военно-политическую составляющую этой конкретной военной кампании, показывает нам движущие силы исторических событий, прорисовывает ближние и дальние цели не только Российской империи, но и её сателлитов и союзников, а также соперников и конкурентов, т. е. даёт развёрнутый анализ обстановки. Не превращая при этом книгу в учебник по истории или в стратегический и тактический монографического типа трактат, а оставаясь в рамках весьма художественного, интересного и интригующего повествования. И эта сторона, эта плоскость книжного содержания особенно интересна и важна сейчас, на нынешнем этапе реальности, когда опять бурлят и клубятся пылевые облака от грозовых политических и военных фронтов...
4-МЕРНЫЙ СИМПЛЕКС. Любовно-лирическая, романтическая грань. Личная жизнь главного героя книги Александра II Романова и связанные с его личной жизнью нюансы и интимности личной жизни самых разных лиц, многих исторических персон и личностей. При этом, даже затрагивая самое сокровенное — интимную жизнь разных людей, начиная с Екатерины Великой и заканчивая уже сыном и племянниками Александра II — Радзинский делает это достаточно тактично и не спускаясь в чернуху и порнографию. И сложно кого-то тут упрекать и осуждать за супружескую неверность или юношеское распутство — прежде всего потому, что все они были людьми своей эпохи и своего положения, и вряд ли могли свободно выйти из предназначенной им роли. Мы же ведь живём в своём времени и строим свои личные интимные и романтические отношения так, как считается нормальным и принятым в современности... И неизвестно, что и как потом скажут про нас и про наше время, про наших Кончит Вурст, Мадонн, Моник Левински и прочих известных всем и неизвестных никому людей...
ТЕССЕРАКТ или ГИПЕРКУБ. Широта охвата и глубина проработки затронутых в книге тем. Особенности авторского стиля таковы, что коли он берётся показать нам жизнь самодержца Российского Александра II, то начинает он свой рассказ не с момента рождения младенца Саши, а с предыстории семьи Романовых, с рассмотрением нескольких предыдущих поколений этой венценосной фамилии. И показывает нам события с детальной глубиной, показывая нам отдельные важные по мнению автора события семейной жизни настолько откровенно, насколько это важно для понимания книги в целом и смысловых её нюансов в частности. И вот эти широко-глубокие приёмы по мере чтения встречаются с завидным постоянством, раскрывая нам всю глубину авторского замысла, убеждая нас в правоте его подхода к раскрытию темы книги, и в правдоподобии и вероятность достоверности авторских трактовок, предположений и гипотез.
N-мерное НЕЧТО. Личное мнение автора. Радзинский вовсе не является сторонним наблюдателем и бесстрастным пересказчиком. Все мы помним его авторские телепередачи, и знаем, с какими богатыми модуляциями, с каким прищуром глаз и с какими точно выверенными жестами он рассказывает о событиях вековой давности. Понятно, что можно просто изображать и эмоцию и своё отношение к рассказываемому, но всё-таки мне кажется, что Радзинский к кому-то из своих героев относился снисходительно, а к другим с дружеским участием и сопереживанием; кого-то недолюбливал и осуждал, а о ком-то искренне сожалел и сочувствовал. И можно разделять его, авторское, отношение к повествуемому, а можно быть совершенно иного мнения и содержании и книги и трактовок и гипотез, высказанных Радзинским, но вот что практически невозможно, так это остаться совершенно равнодушным и невовлечённым — если так, то нужно немедленно идти к врачам и проверять кровь на наличие гемоглобина...
Не берусь определять истинную форму нашей виртуальной многомерной многогранной флешки — соотношение всех указанных и оставшихся за кадром нашего разговора о книге смысловых оттенков. Да это и не нужно, потому что самое важное своё предназначение книга выполнила — пробудила мощный интерес к эпохе, расставила какие-то смысловые акценты и ударения на тех или иных событиях и явлениях, заставила задуматься о своих собственных взглядах и убеждениях, в том числе и политического оттенка.