НЕ ВСЕ ФАКТЫ И ХАРАКТЕРЫ ПЕРСОНАЖЕЙ, ФИГУРИРУЮЩИХ В ЭТОЙ КНИГЕ, ЯВЛЯЮТСЯ ПЛОДОМ ТВОРЧЕСКОГО ВООБРАЖЕНИЯ АВТОРА И НЕ ИМЕЮТ ОТНОШЕНИЯ К ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. МНОГИЕ – ИМЕЮТ.

Предисловие

Я люблю сам представлять читателям свою новую книгу. Для этого я даже прилетаю в Москву и в день выхода книги стою в книжном магазине «Москва», что на Тверской. С плохо скрываемым тщеславием я радуюсь там очереди моих читателей, с удовольствием отвечаю на их вопросы и огорчаюсь, когда эта очередь иссякает. Но порой среди этих «моих» читателей ко мне подходят люди, которые случайно оказались в магазине, увидели толпу у прилавка и подошли из чистого любопытства или российской страсти к очередям. Они никогда меня не читали и теперь, стоя перед двадцатью разными книгами, стопками выложенными на прилавок, мнутся и спрашивают в затруднении:

– А вы, как автор, какую книгу посоветуете купить?

И этим вопросом они выбивают у меня почву из-под ног.

При всей моей завышенной самооценке я не могу сказать человеку: заплати за мою книгу. А вдруг мы с ним не подходим друг другу? А вдруг мои книги не в его вкусе? И как мне угадать вкус этой девчонки или этой пожилой дамы? Ведь я так хочу им понравиться! Ведь я так хочу, чтобы, прочитав одну мою книгу, они взяли вторую, третью, четвертую… Я не верю писателям, которые говорят, что популярность их не интересует, что они пишут для вечности. Чушь! Двадцать моих книг – это двадцать лет жизни, нет, не жизни: по словам моей жены, «когда ты пишешь книгу, никакой жизни нет!». Но если я трачу на каждую книгу год жизни, то я хочу убедиться, что эта жертва не зря.

Как же мне сказать, какая книга лучше или хуже?

В последнее время я научился отвечать на этот вопрос. Я говорю: а вы для чего читаете? Чтобы развлечься? Чтобы узнать что-то новое? Чтобы интимно побеседовать с автором? И в зависимости от ответа я рекомендую начать либо с «Чужого лица», либо с «Китайского проезда», либо с «Игры в кино», либо… – ну и так далее.

А поскольку мне хочется захватить внимание как можно большего числа людей самых разных вкусов, я стал придумывать своим книгам двойные названия: «Женское время, или Война полов», а теперь вот – «Римский период, или Охота на вампира». «Римский период» – это для читателей, которые меня уже знают, а «Охота на вампира» – для тех, кого я хотел бы занимательной интригой этого романа оторвать от макулатуры, выходящей под аналогичными названиями…

Насколько мне это удастся, я буду судить по вашим письмам, которые жду от вас по адресу: Москва, Звездный бульвар, 21, издательство «АСТ», редакция художественной литературы, Эдуарду Тополю.

Желаю приятного чтения.

Автор

Пролог

ПОДПИСКА О СОТРУДНИЧЕСТВЕ И НЕРАЗГЛАШЕНИИ

Я, Вадим Плоткин, без гражданства, прибывший в Рим 5 февраля 1979 года по советской выездной визе № 5704-АЗ, письменно подтверждаю, что добровольно и по собственному желанию соглашаюсь помогать сотрудникам Американского посольства в Риме в операции «Pupil». При любом исходе этой операции обязуюсь в течение последующих 20 (двадцати) лет сохранять в тайне все ее обстоятельства, никогда не упоминать об этой операции ни в печати, ни в своих фильмах, ни в разговорах даже с самыми близкими друзьями и родственниками.

Подпись:

(Вадим Плоткин)

27 марта 1979 года

Американское посольство в Риме,

виа Венето, Рим, Италия

Этот исторический документ я сам отпечатал на посольской пишущей машинке, расписался и протянул его Грегори Черни.

– Ну? – сказал я нетерпеливо.

– «Ну, милая, трогай!..» – усмехнулся он, демонстрируя свое знание российской словесности.

Я промолчал. Мы были знакомы больше месяца и чуть не половину этого срока пьянствовали ночами (за его счет) по римским кабакам, так что мне уже ни к чему было разводить тут политесы и восхищаться его безукоризненным русским. Рожденный в США, Грегори Черни, сорокалетний потомок самой первой, двадцатых годов, волны беженцев из России, никогда не бывал в СССР, но его русский был не хуже моего, и только одна деталь выдавала его иноземное происхождение – пристрастие по любому поводу щегольнуть цитатой из русских классиков. Впрочем, как я теперь понимаю, это свойственно всем отличникам славянских факультетов Америки и Европы. А у Грегори его университетский русский был отшлифован под московское произношение на славянском отделении в лучшей – Монтерейской – лингвистической школе американской военной разведки.

Пробежав глазами мою расписку-подписку, Грегори бросил ее в ящик своего письменного стола и молча протянул мне другой лист бумаги – плотный, с водяными знаками и с маленьким гербом ЦРУ вверху. Текст на этом листе был отпечатан четким типографским шрифтом самой последней – «кулачковой» – модели пишущей машинки, но читал я его медленно, поскольку переводил с английского:

Мистеру Грегори Черни, срочно, суперсекретно

По нашим сведениям, Москва заслала в Италию каннибала, с тем чтобы 10–11 апреля, во время еврейской Пасхи, он под видом еврейского эмигранта совершил ритуальное убийство итальянского ребенка.

Никаких дополнительных сведений, к сожалению, не имеем.

Предположения и рекомендации нашего аналитического отдела:

В настоящее время СССР, нуждаясь в американском зерне, трубах для газопровода «Сибирь – Европа» и нефтяных бурильных станках, вынужден довести квоту выпускаемых евреев до 50 тысяч в год, что вызывает резкий протест арабских стран, опасающихся увеличения населения и армии Израиля. В связи с этим КГБ намеренно заполняет поток эмигрантов стариками, больными, работниками торговли и пищевой промышленности, а также проводит дискредитацию еврейской эмиграции, инфильтрируя в ее среду значительное количество преступников, выпущенных из советских тюрем…

– Ага! – воскликнул я, прервав чтение. – Вот! Это как раз то, что я говорил Дэвиду Харрису еще в венском ХИАСе!

– А что вы говорили? – спросил Грегори. Несмотря на дружбу, скрепленную огромным количеством алкоголя, мы с ним продолжали быть на вы, и это, пожалуй, была вторая деталь, выдававшая его несоветское происхождение, – Грегори ни с кем из эмигрантов не переходил на ты (в отличие от нашего брата совка, который на второй день по прибытии на Запад стал тыкать всем и вся, даже старикам).

– Ну как же! – ответил я. – Я написал статью «Как КГБ отомстил сенатору Джексону» – о том, что за вето на режим благоприятствия для СССР КГБ выбросил из тюрем массу уголовников, всучив им еврейские паспорта и выездные визы.

– А, это я читал! – отмахнулся Грегори.

– Вы не могли это читать! Дэвид уговорил меня не печатать статью, чтобы не компрометировать нашу эмиграцию.

– Я знаю. Но у Дэвида есть копировальная машина. Вы думаете, почему я с вами познакомился?

Я изумленно уставился на Грегори, мысленно отбросив себя назад, к нашей первой встрече в Ладисполи на дне рождения одного из эмигрантов. Так вот зачем он так нагло прошелся тогда по поводу нашего потока эмиграции, сказав, что половина его – жлобы и дикари! Провоцировал меня и проверял, блин! А я-то вспыхнул, как бенгальский огонь!..

– Читайте же, – напомнил он о шифровке.

…Однако внедрение уголовников в среду эмигрантов не дало желаемых Москвой результатов – советские криминальные элементы не совершают в Италии преступлений против итальянцев (за исключением мелкого воровства в магазинах), а ограничивают свою преступную деятельность эмигрантской средой.

Вынужденное по экономическим причинам увеличивать эмиграцию, с одной стороны, и оказавшись, с другой стороны, под давлением арабских противников Израиля, требующих прекращения этой эмиграции, Политбюро ЦК КПСС, мы полагаем, поручило КГБ любыми способами скомпрометировать еврейских эмигрантов. И, выполняя это задание, в КГБ решили пойти на повторение в Италии знаменитого дела Бейлиса об употреблении евреями крови христианских младенцев при изготовлении пасхальной мацы…

Я в ужасе поднял глаза на Грегори.

Он усмехнулся:

– Да, дорогой. Представьте, что с вами будет со всеми, когда этот еврей-людоед сожрет итальянского ребенка. Да еще под стеной Ватикана…