Людмила Васильевна Пружникова, в замужестве Кобалева не любила, когда ее называли Пружина. Это напоминало ей о ее молодости. Тем не менее, муж, заместитель министра юстиции Валентин Сергеевич Кобалев, откуда-то узнал ее прозвище, и в минуты редких семейных скандалов, когда хотел посильнее задеть свою благоверную, называл ее именно так.

– Ну, что Пружина делать-то будем дальше? – спросил Валентин Сергеевич, спускаясь к завтраку. Он был в пижаме и домашних тапочках, а на голове надета сеточка, которая придерживала его редкие волосы. Людмила ненавидела его за эту сеточку. Уж, лучше бы он постригся на лысо. Сколько раз она ему это говорила. Выглядел бы брутальным. Но нет, он упорно носил сеточку, а на работу выезжал в сером костюме и неприметном галстуке. Хотя нет, галстуки он все же в последнее время стал надевать красивые. Интересно, что-то случилось? Любовницу завел? Ну, может быть.

Людмила, одетая в шелковую пижаму, которая так ей шла и отлично подчеркивала аппетитные формы, налила две чашки кофе из итальянской кофемашины, дождалась, когда выскочат тосты. Взяла их щипчиками, положила на тарелку. Подала к столу. Там уже стояли масло, джем, дымилась овсянка.

– Что опять не так? – уже по голосу она поняла, что Валентин чем-то недоволен. – С утра ты снова начинаешь скандалить. Я же просила тебя, не напоминать мне о моей молодости. Неужели это так сложно?

Валентин Сергеевич отодвинул стул и уселся своим непропорционально большим задом на мягкое сидение. За годы совместной жизни он даже не чуть-чуть раздался вширь, его щеки стали лосниться он регулярной и вкусной домашней еды, у него было хорошее положение в обществе, и на службе. Его жена была образцовой хозяйкой, к тому же постоянно была на виду. Благодаря ему она сделала отличную карьеру в журналистике, сейчас уже руководила небольшим телеканалом. У них росла прекрасная дочь.

И вот на этом, пожалуй, хорошие новости заканчивались. Буквально на днях, в тайне от жены он сделал тест на отцовство, который показал, что биологическим отцом  Настеньки, является совершенно другой мужчина. Учитывая обстоятельства их женитьбы, он, конечно, подозревал это с самого начала, но одно дело подозревать, а совсем другое – знать точно. Более того, он практически наверняка знал, что отец – Захар Васильев. Охранник и серийный убийца, оказавший сопротивление при задержании, убивший милиционера. Тогда шесть лет назад, суд вынес однозначный вердикт – смертный приговор. Наверняка, но не точно. И только это его пока и успокаивало.

Валентин Сергеевич налил себе каши, вдохнул ее аромат. Посмотрел на красавицу-жену. В этот момент по лестнице, волоча за собой куклу, спустилась Настя, чудный и непосредственный ребенок. Она подбежала к нему, и, обняв за коленку, пролепетала.

– Доблое утло, папуля! – Посмотрела на мать. – Доблое утло, мамуля!

«Р» она еще не выговаривала, поэтому и употребляла везде, где можно, слова с буквой «л». «Папуля» и «мамуля» у нее получались лучше всех. Валентин Сергеевич тут же растаял. Подхватил дочь на коленки. Начал с ней разговаривать.

– Ну, как спалось нашей принцессе? Что ей снилось!

Дочь поцеловала его в еще небритую щеку.

– Холошо.

Сползла с коленок, и пошла на свой стульчик. Посадила на стол куклу и стала ее кормить.

– За папулю, за мамулю.

Валентин Сергеевич проводил ее умильным взглядом, и не глядя в сторону жены сообщил ей.

– Вчера президент подписал мораторий на смертную казнь.

– И что? – тут же отреагировала Людмила. Новость ее никак не поразила.

– А то, что смертных приговоров больше у нас в стране не будет. – Кобалев внимательно посмотрел на Людмилу. Ее реакция его озадачила.

Дочка с интересом посмотрела на родителей, и, измазав рот куклы кашей, повторила.

– Ты слышала, Катя, больше у нас не будет в стлане смелтных плиговолов. Давай, кушай!

Людмила с ненавистью посмотрела на Валентина.

– Давай об этом не при ребенке. Хорошо?

Валентин Сергеевич пожал плечами.

– Как скажешь. У тебя сегодня что?

Людмила села на свое место.

– Сейчас в редакцию. Потом поеду на благотворительный обед. Вечером фотоссесия. Может  быть в течении дня встречусь с Котовым. Он звонил, просил подписать кое-какие бумаги.

Валентин Сергеевич взял в руки кофе.

– Тебя подвезти.

– Да если можно.

Раздался звонок в дверь. Они оба посмотрели на часы. Было восемь часов. Значит, пришла няня. Настя захлопала в ладоши.

– Уля, Зуля плишла. Мы сейчас пойдем гулять!

Людмила ушла открывать дверь, а Валентин Сергеевич продолжил общение с дочерью.

– Ты покушала? Что тебе привезти?

Дочь покачала головой.

– Ох, балуете Вы меня!

Валентин Сергеевич засмеялся и притянул ее к себе, вдыхая ее сладкий аромат.

– А кого же мне еще баловать, золото ты мое.

***

Уже в машине, пробираясь по бесконечным московским пробкам, Людмила снова вернулась к разговору на кухне.

– К чему ты завел этот разговор о смертной казни при ребенке?

Людмила вдавилась спиной в кожаное кресло, ожидая ответа. Посмотрела на своего мужа.

– Ты не догадываешься?

– О чем я должна догадаться?

Валентин Сергеевич достал из кармана переднего кресла листок бумаги. Протянул ей.

– Это результаты днк-анализа. Отец Насти не я.

Людмила  брезгливо посмотрела на листок и не стала даже брать его в руку.

– Убери эту гадость. И слышать не хочу об этом. Настя твоя дочь. И точка. Кто еще может быть ее отцом. Что за чушь ты мне подсовываешь.

Валентин Сергеевич заглянул ей в глаза и долго смотрел. Она ни разу не моргнула и не отвела взгляда. Он хотел бы  увидеть в них честный ответ, но глаза были черны как бездна. Он пожал плечами и снова достал уже несколько листков из кармана.

– Вот списки тех, в отношении которых наступил мораторий. Они теперь будут сидеть пожизненно. Всего около 900 человек. Их распределят по шести зонам.

Людмила покосилась на листки и снова не взяла их в руку.

– Мне это не интересно.

Потом нахмурилась, и вдруг что-то сообразив, выхватила их из рук мужа.

– Хотя нет, давай сюда. Это же отличная тема для репортажа. Надеюсь, ты мне сейчас предлагаешь инсайд?

Валентин Сергеевич хмыкнул.

– Ну, мы же семья, как ни как. Да, эта информация пока еще засекречена. Только через неделю президент озвучит свое решение перед СМИ. У тебя есть время подготовить репортаж и выстрелить.

– Спасибо, дорогой!

Людмила наклонилась через сидение и поцеловала Валентина в щеку, а потом стерла с нее помаду, и потрепала за кожу.

– Все же, ты у меня умница. И Настя, вся в тебя!

Валентин отвернулся. Он был бы готов отдать целую руку на отсечение, что бы это было так, но факты, а он привык верить фактам, говорили об обратном.

***

Людмила Васильевна попрощалась с мужем и вышла из машины, проводила взглядом.

Черный представительского класса лимузин, плавно отъехал от тротуара и снова влился в автомобильный поток. Кобалеву как чиновнику высшего уровня была положена синяя мигалка, и он легко мог сейчас, включив ее, распугать всех водителей, но в последнее время, с легкой подачи его супруги, охота на «синие ведерки» стала национальным видом спорта в столице.

Репортажи о том, как чиновники злоупотребляют своим положением, стоили карьеры многим его товарищам, поэтому он давно уже приказал своему водителю отключить сигнал.

Людмила довольно улыбнулась. Нет, все-таки муж у меня ручной. Совсем ручной. Пока ручной. Ну, вот зачем он вспомнил про этот мораторий? И зачем начал копать про Настю? Конечно, видеозапись, где они развлекались в бане, которая и стала причиной их женитьбы, сегодня давно стала уже просто семейным видеоархивом. После печати в ее паспорте, и смены фамилии, публикация этих видеоматериалов шла бы по статье вторжения в личную жизнь. Хм, он начал надевать яркие галстуки? Нет, все-таки завел кого-то на стороне. И ищет козыри для развода? Ну, это мы выясним. Да, хотя бы и развод. Плевать.

Она посмотрела на бумаги, которые так и продолжала держать в руке. Мимо проходили сотрудники ее телеканала.

– Здравствуйте, Людмила Васильевна! Доброе утро, Людмила Васильевна!

Людмила машинально отвечала им, кого-то она узнавала, кого-то нет. Да, штат ее сотрудников разросся в последнее время. Всех и не упомнишь.

Людмила прошла через главную проходную телецентра. Как и все предъявила пропуск. На лифте поднялась к себе на этаж. Прошла по коридору. Этот проход всегда был очень важен для нее. Это было все равно, что пройтись по красной дорожке или по подиуму. Всегда шикарная, всегда модная. Листки в руке жгли даже через тонкую кожу перчатки.

– Соберите мне всех редакторов, – приказала она секретарше, проходя в свой кабинет. – Да, по живее.

И уже стоя в дверях, проведя руками по бокам своего делового костюма, который сидела на ней как влитой, добавила.

– Как обычно. И пироженку какую-нибудь из столовой. По свежее.

***

Первый в ее кабине вошел Котов. В идеальном костюме, очки в золотой оправе. Массивный браслет на часах. Пиджак, конечно, уже был не малиновый. А вполне себе цивильный. Наверняка, купленный где-то на распродаже в Милане. От Котова пахло обалденным мужским парфюмом, и Людмила с обожанием втянула в себя этот запах.

Она привычно подставила ему щеку. Он чмокнул ее и чуть задержался, явно намекая на то, что их отношение чуть больше, чем деловые.

– Ну, что за спешка, Людмила Васильевна? Что опять стряслось? – спросил он Людмилу, усаживаясь на свое привычное место. Не за столом, где сидели редактора программ, а в отдельном кресле. Чуть в стороне, как шутили на канале, у ног королевы. А вернее у стенки, на которой висели многочисленные дипломы и награды их телеканала, и на специальном столике стояла статуэтка престижной премий «Ника».

В кабинет стали заходит сотрудники.

– Разрешите! Разрешите!

Они рассаживались на свои места и раскрывали блокноты, готовясь записывать. Людмила с извинением посмотрела на Котова.

– Сейчас все расскажу, Андрюша, – она доверительно моргнула глазами, – ты, пожалуйста, останься после совещания.

Когда секретарша внесла кофе и пироженку, все расселись. Людмила отхлебнула из чашечки, со вздохом посмотрела на эклер, и обратилась к сотрудникам.

– Коллеги. У меня очередной инсайд. Как обычно не спрашиваем откуда. Информация точная, проверенная, но времени мало.

Окинула всех взглядом. Никто не смутился. Все преданно ждали продолжения.

– Через неделю президент объявит о моратории на смертную казнь. Около 900 приговоренных к смертной казни будут распределены по шести специальным колониям, где они проведут остаток своих дней.

Всех с интересом зашевелились. Кто-то даже сделал какие-то записи.

– Вот список этих… – она замолчала, подбирая слова, –  преступников, с распределением их по новым местам отбывания наказания. Не мне Вам объяснять, что через неделю эта тема будет самой обсуждаемой в стране. В связи с этим, мы можем очень хорошо и грамотно выстрелить. Какие будут предложения?

С разных точек стола в сторону Людмилы полетели слова редакторов.

– Интервью… репортаж… специальный репортаж… Прямой эфир… Расследование. Ток-шоу.

Людмила улыбалась. Все верно. У нее лучшие в мире сотрудники. Акулы пера. Быстро раскидав задания по редакциям, она взяла один листок в руки, посмотрела на него. Посмотрела на Котова и тут же всех остановила.

– Знаете, что! А не тряхнуть ли мне стариной. Давайте так, все остается как прежде, но вот репортаж из этой колонии, – Людмила ткнула пальцем в листок, как будто наугад, – будут делать я сама лично. Надеюсь, никто не будет возражать?

Она посмотрела на руководителя отдела репортажей.

– Виктор Сергеевич, вы не против?

Седой мужчина, в толстом свитере, и с растрепанной шевелюрой пожал плечами.

– Какие могут быть возражения. Когда едем? Кого Вам дать оператором?

– А что сами не сможете?

Виктор Сергеевич, еще равнодушнее поднял одно плечо.

– Можно и мне.

– Вот и отлично. Нам еще понадобятся свет, косметичка. Кто еще?

Она посмотрела на Котова, тот со вздохом продолжил список.

– Водитель, охрана. На всякий случай. Ну, и я тоже поеду с тобой. В качестве юриста. Мало ли что.

– Отлично, – Людмила посмотрела на своих журналистов, хлопнула в ладони. – Работаем, господа. Все материал должны быть готовы к выступлению президента. Вопросы есть? Вопросов нет. Витя, я к тебе попозже сама забегу. Обсудим детали, – сказала Людмила своему оператору, и повернулась к Котову, давая всем понять, что хочет остаться с ним.

Вереница редакторов потянулась к выходу.

***

– Ну, что скажешь, – обратилась Людмила к Котову. когда все вышли, и потянулась, наконец, за пироженкой.  Но тот ничего не сказал, он чуть привстал со своего места взял в руки листок со списком заключенных. Быстро прочитал его и понимающе хмыкнул. Все понятно. «Васильев З.А. Смертная казнь. Колония «Черный слон».

– Что, захотелось снова посмотреть  не любимого?

– Не говори ерунды, – Людмила откусила пирожное и застонала от удовольствия. – М-мм, как вкусно.

Пироженка была маленькой, поэтому было проглочено в один присест и Людмиле оставалось только облизнуть пальцы. У нее на губах осталось немного красного крема. Он алел на губе, как капля крови, отчего Людмила стала похожа на вампиршу. Людмила эротично смахнула языком крем и снова стала милой дамой.

– Дело совсем в другом!

Она быстро рассказала Котову о том, что Кобалев сделал днк-экспертизу и выяснил, что не является отцом ребенка.

– Он, конечно, догадывается, что настоящий отец – Захар, но прямых доказательств у него пока видимо нет. Иначе бы он мне их предъявил! Думаю, что ему не составит труда при необходимости взять анализ ДНК у заключенного.

Людмила еще раз облизнула пальцы.

– Я вообще думала, что он давно уже расстрелян, а место его захоронения скрыто. Как пишут в отчетах.

– Не совсем, понял, что тебе этот Захар? – удивился Котов, – ну будет он сидеть до конца жизни. И что?

Людмиле пришлось рассказать Котову о галстуках Кобалева.