Edichka Limonov's Lonely Hearts City
Этот Лимонов все-таки удивительный человек! Еще Довлатов иронически отзывался о нем: «в дело вмешался аморальный Лимонов», «современный русский нигилист». В послесловии к своей книге Лимонов успел назвать прозу Татьяны Толстой «старушачьей», а Битова – «пробирочной». И мне кажется, что «Эдичка» - приличный кандидат в список внеклассного чтения для старшей школы. Из-за дрожащего от напряжения воздуха, из-за угрожающего градуса отчаяния – просто отличный кандидат.
Эдичка вошел в литературу во всей красе: полуголый, хлебающий хохломской ложкой щи с кислой капустой на балконе отеля «Винслоу», солнце обжигает его и без того загорелую спину, а в окнах напротив бегает туда-сюда офисная нежить. Оффисная, - написано в моей книге 1990 года издания, оффис. Эдичку оставила жена, он злой и голодный, он по-настоящему несчастен – вот полный набор причин для того, чтобы послать мир куда подальше. Автоматом или книгой. Он выбрал книгу, а потом, но мы это узнаем позже, и автомат.
Эдичка Лимонов, безусловно, похож на базаровского потомка, но с поправкой на то, что лягушкам он предпочитает стихи и платки вокруг шеи. Его город, его Вавилон – Нью-Йорк семидесятых. Уроки английского в компании дюжины цветных женщин, дорогие магазины яркой одежды, французские рестораны и соседство сутенеров, проституток, драгдилеров, попрошаек и просто фриков. Он, как Холден Колфилд, слоняется по Нью-Йорку; этот харьковский дворняжка, воспитанный литературой и блатной юностью, тщится найти суку-любовь в глазах прохожих, понимая, что всё зазря. Если Холден еще одинок и у него всё впереди, то Эдичка уже одинок.
Жизнь сама по себе - бессмысленный процесс. Поэтому я всегда искал высокое занятие себе в жизни. Я хотел самоотверженно любить, с собой мне всегда было скучно. Я любил, как вижу сейчас, - необычно сильно и страшно, но оказалось, что я хотел ответной любви. Это уже нехорошо, когда хочешь чего-то взамен.
Вонючие редакции эмигрантских газет его не устраивают - Аполлону нужен весь мир и одна женщина. Слишком левый для Америки, слишком левый для Союза, Эдичка выпал из всех ячеек – работы, родины, любви, семьи, языка («парти, делать любовь, вэлфер», - вспомним тут же Т. Толстую: «вам чиз послайсить или целым писом?»), он стал один сплошной нерв, он столкнулся и с такой жизнью. Поднадоевший, но никуда пока не собирающийся «лишний» человек в костюмчике Пьеро и размазанной тушью на лице, - пусть так, но герой Лимонова не меркнет. «Неуничтожимость героя – самая большая гордость для писателя. Всё остальное – чушь собачья и муть зеленая».
Ну привет, Эдичка.