Глава 1. Пожар

Дом Стояна, где он жил вместе со своим престарелым отцом, стоял самым первым от берега залива, прямо в дюнах, среди высоких и стройных сосен. В тёмные осенние ночи мощный ветер нагонял воду на песчаный берег и полностью его затапливал, гоня волны прямо к ветхому бревенчатому дому, покосившемуся от времени и сильных бурь. Ветер налегал всей своей мощью на еле живые стены хибары и каждый раз норовил унести её в открытое море. Но проходили годы, а жилище старого рыбака каким-то чудом умудрялось удерживаться на своём месте. Отец говорил жителям рыбацкой деревни, что его дом оберегает коловрат¹ и только благодаря ему жилище не забрало себе море.

На все просьбы соседей убрать с двери своего дома символ старой веры, чтобы не злить ливонцев, старик с негодованием отвечал: «Наши предки на Руяне обходились без их веры и дальше жили бы счастливо, если бы к нам в Аркон не пришли поборники распятия и не разрушили святилище Святовита. Кто теперь властвует на землях нашего острова Руяна? Кто сейчас хозяин в нашем стольном городе Арконе? Кто хозяин на море Ругов? Слуги мёртвого человека! Теперь они вслед за нами пришли сюда! Была у меня надежда, что нашему племени удалось уйти от них и обрести мир и спокойствие, но нет! Им оказалось мало земель нашего народа! Им всё время мало! Они скоро весь мир заставят поклоняться своему мертвяку! Тьфу, смотреть противно! Совесть человека одной верой не заменишь! Тем более если ради торжества своей веры уничтожаешь чужую! Сколько костров и пожарищ эти убийцы ещё устроят там, куда ступит их нога? Сколько жизней людских они за веру свою ещё загубят?! Вы хотите быть уничтоженными?.. Молчите? То-то и оно! А раз молчите – значит, согласны погибнуть во имя чужой веры и не защищать свою!» Соседи не спорили с древним стариком. Они уважали его, несмотря на то что он их постоянно поучал. Никто не знал, сколько ему на самом деле лет, ибо среди единоверцев не было никого старше человека, жившего у самого берега грозного моря и не боявшегося его. Даже самые старые из односельчан помнили, что, когда они были ещё сопливыми детьми, человек с коловратом на дверях ветхой избушки был уже седовласым старцем. Они знали не только крутой норов древнего старовера, но и его удивительные способности. Чудной старик мог прикосновением рук лечить людей, его слушались звери и птицы. А если осерчает, то мог приказать и человеку, и камню. Да так, что и тот и другой незамедлительно выполнят любой его приказ. Но обычно старик помогал чем мог всем, кто к нему обращался, и никогда ещё ни с кого он не взял за свою помощь платы. Потому его и уважали, и одновременно сильно боялись.

Разложив свой нехитрый инвентарь на скамейке под глухой стеной дома, Стоян придирчиво разглядывал рыбацкие сети. Он тщательно проверял целостность ячеек и крепость узлов, удерживающих грузила и поплавки. Молодой рыбак изредка поглядывал на далёкий горизонт моря, которое отсюда казалось ему таким бескрайним. Там, вдали иногда появлялись большие суда, которые спешили в рижский порт с дорогим грузом из Ганзы или уходили из него обратно, гружённые в основном товарами из русских земель. Когда появлялось очередное судно, Стоян откладывал в сторону железную штопальную иглу и долго глядел вслед кораблю, пока тот не скрывался из виду. Тогда Стоян снова брался за иглу и продолжал латать сеть.

Престарелому отцу было уже не по силам рыбацкое дело, потому что оно требует от рыбака большой выносливости, твёрдой руки и зоркого глаза. Всё это уже в прошлом, и теперь отец Стояна частенько присаживался на скамейку рядом со своим единственным сыном, складывал старые высохшие руки на набалдашнике посоха, с которого во все стороны света сурово глядит четырёхглавый бог Святовит, и долго, не отрываясь смотрел на море, щурясь то ли от старости и плохого зрения, то ли от чрезмерно яркого солнца, то ли просто от удовольствия. Он любил наблюдать за сноровистыми действиями своего сына и радовался, что бог Солнца Хорос и покровительница любви и супружества Лада после стольких лет в конце концов смилостивились и к старости подарили ему и его жене такого замечательного, крепкого и умного парня. Его горящие огнём волосы цвета восходящего солнца и синие, как глубины моря, глаза ясно указывали ему на дарителей такого великого счастья. Стоян изредка перехватывал преисполненный гордости взгляд отца, но старался делать вид, что ничего не замечает.

Внезапно его размышления прервали заполошные крики деревенских мальчишек и нервное ржание лошадей.

– Отец, в нашей деревне чужие! – легко вскочив на ноги, крикнул Стоян.

– И кто это может быть? – вытянув морщинистую шею, недоумённо спросил старик.

– Сейчас узнаю, отец, – ответил Стоян, скрылся за стеной дома, но тут же прибежал обратно. – Меченосцы за своей десятиной к нам пожаловали!

– А чем же мы им отдавать-то будем, – встревоженно взмахнул руками старик. – Рыбы-то в море в этом году совсем мало, самим еле-еле хватает!

– Иди в дом, отец, я попробую с ними поговорить!

Едва старый рыбак скрылся в хибаре, как подъехал рыцарь в начищенных до блеска доспехах и с поднятым забралом, которого сопровождал пеший воин в кирасе и шлеме – видимо, ландскнехт². За спиной у кнехта висел лёгкий ручной арбалет. Рыцарь же держал правую руку на мече и остановился перед Стояном, в то время как у второго кнехта в руках были уголь и дощечка для записи изъятого оброка.

– Ты хозяин этой лачуги? – надменно спросил рыцарь, презрительно выпятив нижнюю губу.

– Хозяин приболел и не может выйти, а я его сын, – спокойно ответил Стоян.

– Веди сюда своего отца, я должен разговаривать именно с хозяином лачуги! – гаркнул педантичный немец.

– У него ноги болят, и ему трудно выйти!

– Ты что, мне перечить надумал, батрак?! – взвизгнул рыцарь.

Кнехт, стоявший позади рыбака, тут же бросил писарские принадлежности в наплечную сумку и, сняв со спины арбалет, начал его торопливо взводить.

– Я не батрак, а свободный рыбак! – гордо ответил Стоян, с ненавистью глядя прямо в глаза рыцарю, вытаскивающему из ножен свой меч. – У нас в роду испокон веков не было батраков, а такие, как ты, согнали нас с исконных земель наших предков!

Рыцарь, не дослушав, замахнулся на него мечом, но Стоян вдруг вытянул в направлении всадника обе руки и резко повернул кисти, как бы стряхивая с них капельки воды, – и тут же лицо рыцаря стало пунцово-лиловым, он захрипел, уронил меч и стал медленно заваливаться набок. Наконец железный истукан со страшным грохотом рухнул наземь.

– Колдун! – истошно завопил кнехт и тут же выпустил в Стояна болт.

Тот со свистом вылетел из арбалета и вонзился в спину рыбака. Удар был такой силы, что болт прошёл навылет и на треть вошёл в землю перед стоящим Стояном, но он не упал, а медленно обернулся к врагу. Кнехт дрожащей рукой схватился за короткий меч, но тот вдруг заклинил и никак не хотел выходить из ножен. Отчаянно дёргая рукоятку, кнехт не отрывал своего взгляда от колдуна. Тот смотрел на него, не обращая никакого внимания на расплывшееся кровавое пятно на разорванной арбалетным болтом рубахе. Из последних сил Стоян поднял руку и направил её в сторону врага. Глаза кнехта от страха остекленели. Так, с остекленевшими глазами, он и свалился замертво на землю.

Стоян начал оседать и терять сознание, когда к нему подбежали друзья – здоровяк Всеволод и живчик Герка. Они молча схватили товарища и быстро понесли его в дюны, благо те были совсем рядом. Ливонцы были чрезвычайно увлечены своим делом – сбором подати с рыбаков, а вокруг стоял такой шум из-за кричащих детей и плачущих женщин, что ничего подозрительного они не услышали и не смогли бы при всём желании. Этим и воспользовались друзья Стояна. Они осторожно положили друга на землю, и Герка тут же принялся перевязывать его, а Всеволод залёг за пригорком и оттуда стал наблюдать за происходящим в деревне.

Возле дома Стояна всё ещё лежали тела двух ливонцев, а возле них уже крутились несколько рыцарей, сидящих верхом на лошадях, и пеших ландскнехтов, настороженно оглядывающихся вокруг себя. Воины Христа явно не понимали, что случилось с их братьями. Те лежали на земле без каких-либо видимых ран, и это их сильно смущало. Ландскнехт, стоящий рядом с домом Стояна, что-то закричал, указывая на дверь. Тогда один из рыцарей поскакал к дому и мечом срубил висящий над ней на верёвочке коловрат. Тут же ландскнехт поднял его с земли и подал рыцарю, а сам вбежал в избу и через некоторое время уже тащил за собой отца Стояна. Он кинул его прямо под копыта рыцарского коня.

– Колдун?! – рявкнул рыцарь и мечом указал на старика.

– Очевидно, что именно так! – прокричал в ответ кнехт.

– К магистру его! – приказал всадник.

Кнехт схватил старика и поволок на суд своего господина. Один из рыцарей не торопясь поехал за ними. У дома Стояна остались ещё один рыцарь и кнехт. Они продолжали осматривать трупы. Наконец, насмотревшись вволю, рыцарь ускакал вслед за ушедшими, а кнехт остался охранять тела.

Всеволод лежал за пригорком и, сжав кулаки, смотрел на чужеземца. Герка напряжённо поглядывал то на здоровяка, то на Стояна. Наконец Всеволод не выдержал и вскочил было, чтобы ринуться на оставшегося в одиночестве кнехта, но Герка, который в это время, сняв свою рубашку, разрывал её на части, хладнокровно произнёс:

– Если ты сейчас погибнешь, то погибнет и твой друг. Ему нужна наша помощь!

Здоровяк ещё раз с ненавистью оглянулся на врага и опустился на землю. Обхватив руками голову, он произнёс:

– Ненавижу! За что нам посланы такие испытания? Чем отец Стояна виноват перед этими выродками?

– Я думаю, что отец Стояна поблагодарил бы нас, если бы нам удалось спасти его сына, – ответил Герка и, приложив огромный подорожник, заткнул рану на груди друга, после чего крепко перевязал его. – Лучше помоги затянуть повязку покрепче, чтобы кровь остановить!

Не прошло и часа, как полтора десятка закованных в броню ливонских рыцарей верхом на конях молча смотрели, как ненасытное пламя поглощает хибару рыбака-язычника. Лёгкий морской ветер трепал их белые накидки, на которых красовались ярко-красные крест и меч, а на отполированных до блеска латах красноватыми отблесками отражались языки обжигающего пламени огромного погребального костра, устроенного ими из хижины бедного старика. В центре шеренги на чёрной лошади сидел невысокий щуплый мужчина в чёрной кирасе, поверх которой была накинута белая мантия с большим, во всю грудь, красным крестом. Это был сам Вальтер фон Плеттенберг, великий магистр Ливонского ордена. Он недовольно морщился от летящих в его сторону пучков соломы с крыши горящего дома, но тем не менее продолжал неотрывно смотреть на языки пламени, пожирающего ветхое деревянное строение. Справа от него на пегом коне возвышался крепкого сложения рыцарь, наблюдавший за пожаром с полным безразличием, совершенно не моргая.