Серия «За линией фронта. Мемуары» выпускается с 2002 года

Adelbert Holl

NACH DEM KAMPF VON STALINGRAD

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2018

© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2018

Предисловие

Когда молодым солдатом попал в русский плен под Сталинградом, я был уверен в тех, кто руководил нами тогда, и полностью доверял им.

Все то время я находился в плену своих убеждений и сразу же по возвращении домой написал этот ничем не приукрашенный рассказ.

После возвращения домой мне довелось тщательно изучить причины падения тех, кто желал быть нашими кумирами, и я пришел к горькому пониманию того, как бессовестно они воспользовались нашими самыми святыми чувствами.

В данном повествовании я не пытаюсь воскресить ложные мифы или взрастить неуместную ненависть. Я хотел бы, чтобы в будущем мудрые государственные руководители не позволяли вовлекать молодежь всего мира в подобные бессмысленные войны.

Свои скромные размышления я посвящаю семьям всех тех, кто пал в этой ужасной войне.

Эдельберт Холль

Глава 1
Военнопленный!

– Господин капитан, они идут! – с этими словами часовой нырнул в глубокую щель.

Какое-то время все было спокойно. А потом настал момент, который, как я думал, не придет никогда, но который за последние три дня стал неизбежной реальностью.

Мысленно я вернулся к тем минутам, когда, стоя перед командиром, возглавлявшим оборону в нашем секторе, вдруг охваченный чувством противоречия, я отказался выполнить приказ об отходе вместе с последними оставшимися в живых и сохранившими боеспособность солдатами. Раненых предполагалось оставить на старых позициях, что противоречило нашему девизу «Все за одного и один за всех».

Теперь последних из тех, кто остался цел, вел на командный пункт нашего сектора лейтенант Аугст, всего примерно сотню человек, что удалось наскрести в тыловых подразделениях. Некоторые совсем не имели подготовки солдата-пехотинца. Сам я вернулся в укрытие к своим раненым вместе с дюжиной своих солдат-старослужащих. Никто из нас не стеснялся слез, когда я объяснил раненым, которых было около сорока человек, что всех нас ждет впереди неизвестность. Мы исполнили свой солдатский долг, но судьба оказалась сильнее нас. Я сказал им, что наша страна благодарна нам за службу в Сталинграде, и пожал руку каждому. Большинство из этих солдат находилось в составе дивизии с самого начала войны. Я был уверен в одном: если по вине русских в моем присутствии хоть один волос упадет с головы раненых, они ответят за это! У меня было две полные обоймы к моему «ноль восьмому»^[1] и еще один патрон в стволе: всего 17 патронов, 16 для Иванов и один для меня. И еще у меня оставалось две ручные гранаты.

Наступило жаркое время для всех нас, оборонявшихся на северо-западной окраине «крепости Сталинград». Основной оборонительный рубеж проходил на восток и на запад прямо за нами, на юг справа от нас, что позволяло русским атаковать нас сразу с трех сторон. Тем не менее все их попытки прорваться были безуспешны.

Прошло несколько безумно волнительных секунд. Как поступят русские? Я уселся в углу укрытия, на самом склоне возвышения, где оно располагалось. Здесь размещался командный пункт лейтенанта Аугста, служивший одновременно местом сбора раненых и больных. Все равно вот уже несколько дней госпиталь отказывался принимать новых пациентов, так как был переполнен, поэтому раненых приходилось оставлять прямо на переднем крае.

В моем камуфляже во мне было трудно различить офицера. Пистолет я прикрепил к ноге у колена. Что ж, теперь мне приходилось решить для себя: короткий последний бой или плен? Что выбрать? Я не знал и никак не мог найти времени, чтобы сосредоточиться на этом, так как было нечто, заставлявшее изнывать мои нервы. Скоро придут русские, и они очень пожалеют, если попытаются обидеть моих раненых товарищей!

Вот в передней части укрытия началось какое-то движение. Они здесь! Я сидел неподвижно и отмечал все, что происходило вокруг. Это были секунды полной концентрации и стресса. Я вдруг услышал голоса русских и увидел красноармейца с автоматом на изготовку в руках. Он отдал команду, которую мне сразу же перевел фельдфебель из моей роты Йозеф Павеллек. Павеллек был родом из Верхней Силезии и за несколько месяцев нахождения на Восточном фронте научился немного говорить по-русски. В приказе прозвучало: «Немедленно бросить оружие!

Прекратить любое сопротивление! Построиться снаружи перед укрытием!»

Я не скрывал своей враждебности к находившимся передо мной вражеским солдатам. Спросил Павеллека, что будет с ранеными.

– Они останутся здесь, если не смогут передвигаться самостоятельно. За ними присмотрят.

Мы должны были построиться перед укрытием. Я поднялся и собирался выйти наружу, когда меня остановил Павеллек:

– Господин капитан, возьмите с собой эти два пакета, здесь хлеб. Мне удалось сберечь их, и они могут очень нам пригодиться!

Почти механически я взял то, что он мне протянул, даже не заглянув, что было в пакетах. Я был как будто во сне. Направляясь за остальными, я как будто бежал от тех несчастных, что остались лежать на носилках. Потом я оказался снаружи. В оцепенении я шел за фельдфебелем Павеллеком, и мы шли по следам наших товарищей, которые уже скрылись за холмом. Какой-то русский солдат, тоже вооруженный автоматом, вдруг остановил нас и о чем-то спросил. Несколько раз я услышал что-то похожее на «урр» и «хлеб», но ничего не понял. Павеллек заговорил с русским. Потом он вдруг обратился ко мне:

– Господин капитан, он хочет часы, за которые даст нам хлеб. У меня двое часов. Можно я отдам ему одни?

Мне было все равно. Павеллек отдал красноармейцу наручные часы, которые извлек из кармана кителя. Русский взял часы и надел, потом что-то сказал Павеллеку, указывая рукой в направлении, в котором ушли остальные. Павеллек был в ярости, но русский презрительно покачал перед ним стволом своего автомата. Так мы и пошли, не получив ни крошки хлеба. Пока мы шли, я вдруг обнаружил что-то твердое в карманах моих брюк. Я тут же вспомнил о двух гранатах и пистолете. Оглядевшись и не обнаружив никого рядом, кто следил бы за мной, я разобрал свой старый верный пистолет и вместе с гранатами зашвырнул его по частям подальше в снег. Дорога вела туда, где прежде располагался наш сектор обороны, левее участка, занимаемого подразделением лейтенанта Аугста. Там мы увидели построенных в колонну военнопленных. Солдаты собирались отовсюду, изо всех щелей. Когда мы собрались вместе как раз там, где располагался мой командный пункт, мной овладело странное чувство. Еще всего 9 часов назад я находился в нем. Сейчас было примерно между 9 и 10 часами утра. Тела погибших на нашем участке русских уже успели убрать. Их было много. Что было бы, если бы русские взяли нас в плен здесь, на нашем прежнем участке? Окопы и укрытия, где мы сидели совсем недавно, были тщательно прочесаны. Какой-то очень крупный русский с черной эмблемой на маскировочном халате, очевидно офицер, о чем-то объявлял. Я не понял ничего из того, что он говорил, но по движениям других пленных понял, что нам следовало построиться. Несколько моих старых товарищей собрались вокруг меня. Мы хотели по возможности остаться вместе. Мне были особенно дороги трое из тех, что были рядом со мной на протяжении тех лет: унтер-офицер доктор Альфред Роттер родом из Судет, фельдфебель Йозеф Павеллек из-под города Оппельн^[2] в Верхней Силезии и унтер-офицер Генрих Грюнд из Эрдмансдорфа в Саксонии.

Городище: сборный пункт военнопленных северного фаса кольца окружения

Колонны медленно двинулись в путь. Нас было примерно двести или триста человек. У некоторых были ранцы, другие несли мешки с хлебом. Мы осторожно двигались по обледеневшему склону холма, пока не оказались в низине, в долине населенного пункта под названием Городище. Голова колонны остановилась в ожидании, пока нас нагонят отставшие пленные.

Теперь идти стало легче. Мы успели пересечь замерзшую реку и вышли к месту, где вверх тянулась вершина холма. Я часто думал о том, что находится за холмом, но не мог и представить себе такого. За вершиной, примерно в 10 или 20 метрах, стояло несколько русских сверхтяжелых гаубиц. Я насчитал двенадцать штук всего примерно в 400 метрах от своих бывших позиций. Через долину пролегала дорожка, которая вывела нас на запад прямо через гаубичную позицию. За ней уже находилась еще одна колонна военнопленных, с которой мы постепенно сближались. Соединившись с новой колонной, мы остановились.

До этого я ни слова не сказал своим товарищам. И они тоже молчали. Что творилось у нас в головах? Как я полагал, ничего. Нами всеми овладело оцепенение и отупение. Лично мне казалось, что перед моей головой кто-то повесил доску, а в мозгу поселилась какая-то темная пустота.

Кто-то из русских задал вопрос, который тут же перевели. Он хотел знать, были ли среди нас офицеры. Я собрался ступить вперед, но мои солдаты удержали меня.

– Спокойно, господин капитан! – прошептал Роттер. – Мы хотели держаться вместе, а так нас разделят.

Он был прав, и я не хотел, чтобы меня отделили от моих солдат, особенно сейчас, на пути в неизвестность!

Чуть впереди нас кто-то из немецких офицеров вышел вперед. Ему что-то приказали по-русски, потом команду перевели. Он отправился в головную часть колонны и отдал приказ двигаться дальше. И колонна вновь направилась на запад. Повсюду, куда бы мы ни смотрели, были такие же колонны военнопленных.

Я не знаю, как долго мы брели по снегу. Минуты? Секунды? Все это было настолько невероятно, что осталось за рамками моего понимания. До этого момента мы сражались, наносили и, естественно, сами получали удары, а теперь вот брели куда-то бесконечной колонной пленных.

Снова остановка. Нас остановили перед каким-то штабом. Я не знал, что произойдет дальше. Я не мог поверить своим глазам: женщина в красноармейской форме устремилась внутрь одного из зданий. Рядом со мной кто-то из моих товарищей предпринимал неимоверные усилия, чтобы хоть как-то согреть консервы. В консервных банках находилась уже готовая к употреблению еда. Я подумал, откуда у них пища. Мы уже много дней не видели таких вот банок. С терзаемыми голодом желудками мы смотрели, как другие едят. Я думал о вчерашнем вечере, когда мы поделили на 48 человек, включая меня, 4 килограмма хлеба, три четверти банки шока-колы и немного жира. К счастью, ночью Павеллек убил ютившуюся с нами в бункере кошку и приготовил ее. Каждый из моих верных товарищей получил сегодня утром по маленькому кусочку задней лапы животного. Рядом со мной какой-то артиллерийский фельдфебель склонился под тяжестью увесистого заплечного мешка. Как я заметил, мешок был полон свежего хрустящего хлеба. Откуда у этого солдата свежий хлеб? Стоявшие рядом солдаты попросили его поделиться. Он отказал. Ну что за пес! Ведь любой солдат знает о моральном долге делиться.

– А теперь вы дадите немного и другим! – велел я ему.

В мою сторону обернулась щекастая нахальная физиономия.

– Кто вы такой? Можете поцеловать мой зад!

Я вскипел внутри, но сумел взять себя в руки и отвернулся. Роттер стал выговаривать унтер-офицеру:

– Следи за своим поведением! Перед тобой капитан.

Уже направляясь прочь, я слышал его ответ:

– Мне плевать, мы теперь все военнопленные!

Мне было стыдно: никогда прежде мне не пришлось испытывать ничего подобного, и я никогда бы не поверил, что такое возможно.

Мы так стояли на месте уже примерно полтора часа. Процедура так называемого контроля проходила очень медленно. Те, кто ее прошел, кричали нам, что у нас отнимут все. Особенно привлекали охрану ценные вещи, такие как кольца, часы, авторучки и автоматические карандаши, а также зажигалки. У меня не было ничего, кроме наручных часов, да и тех я вот-вот должен был лишиться.

– Послушайте, мы должны попробовать пройти к остальным, минуя контроль, и как можно скорее.

Постоянно оглядываясь, мы должны были перебежать к группе, которую уже успели обыскать. Если нам удастся это, то и колонна отправится дальше быстрее. Как я успел обнаружить, все колонны с военнопленными, которые прошли процедуру обыска, отправлялись в сторону Городища практически без охраны.

Наш план сработал. Дождавшись подходящего момента, мы перебежали к другой группе пленных. А потом медленно, будто так и должно было быть, пошли дальше. Впереди нас снова отправлялась в путь группа из уже прошедших проверку пленных солдат, примерно около 300 человек. Мы поспешили присоединиться к ней. Слава богу, наконец мы двинулись вперед. Топтание на месте успело превратиться в настоящую пытку, особенно для меня, поскольку я был единственным, на ком были форменные сапоги вермахта. Лишь немногим из всей нашей компании повезло, и они были обуты в валенки.

Из-за плохого состояния дороги наша небольшая колонна дробилась и разделялась на группы. Один из солдат с легким ранением попытался сесть на проезжавшие мимо русские сани, но возница хлестнул его кнутом, и солдат упал. Какое-то время ему удавалось держаться на ногах, но потом силы оставили его, и он, потеряв сознание, рухнул на дорогу. Бывший санитар остался присматривать за несчастным.