© Е. В. Коробова, 2024

© Ю. С. Биленко, 2024

© ООО «Издательство «Абрикос», 2024

* * *

…Аррен увидел, как драконы парят и кружатся в восходящих потоках воздуха, и сердце его забилось от восторга, разделяя с ними наслаждение жизнью, но радость эта была сродни боли.

В полете драконов ощущалась смертоносная сила. В основе их великолепия лежали невероятная мощь, абсолютная непредсказуемость и острота ума. Ибо это были мыслящие существа, наделенные речью и древней мудростью: в рисунке их полета чувствовалась жесткая осмысленная согласованность.

Аррен не произнес ни слова, но в голову ему пришла мысль: «Мне все равно, что случится потом, после того, как я видел парящих на утреннем ветру драконов».

Урсула Ле Гуин.

На последнем берегу^[1]

Потому что так надо

Никола молчал, разглядывая стены кабинета Вяза. Собраться с мыслями никак не получалось.

Теперь вдобавок сигнал – и снова, хоть и косвенно, вина на человеке и змее. Опять. Будто история повторялась на иной лад: другая душа и прежнее змеиное сердце открыли вместе еще один проход, навлекший беду. Ничем не лучше злополучного Окна в иномирской Чаще… Был же в этой небесной преграде смысл, пусть и не ясный им. А что, если она являлась укрытием, а не препятствием?

Не зря же так непросто оказалось сломить этот барьер. С другой стороны – ну правда, не оставаться же им до скончания времен в той проклятой клетке? Что бы там ни ждало за ее пределами…

– Никола? – окликнул Вяз. – Слышишь меня? Ты уж точно ни в чем не виноват, ведь действовал по нашей указке.

Никола глубоко вдохнул – в носу защекотало от знакомого запаха пыльной сухой древесины – и ответил:

– Слышу.

– Может, в сигнале и нет ничего опасного. Что, если нам хотят помочь?

– И поэтому чинят препятствия на нашем пути? Хотели бы помочь – пустили бы дальше, а не воровали у нас столько времени и сил.

Никола ощутил, как Ама в эту секунду согласно взметнул крылья. Они оба ужасно устали, преодолевая барьер.

Вяз наблюдал за воспитанником даже с некоторым любопытством: Никола впервые в жизни осмеливался с ним спорить.

– В твою голову не приходила мысль, что создать сферу и посылать нам сигнал могут совершенно разные… хм, ну пусть будут существа?

– …И тогда мы невольно окажемся втянутыми в конфликт, о котором не имеем ни малейшего представления? – Никола пожал плечами. – Да, об этом тоже успел подумать. Не одни только иномирцы на Корабле способны это делать.

Вяз изогнул бровь.

– И, кажется, не один только Ама умеет демонстрировать миру пару острых клыков.

От своего глупого выпада и слов Вяза сделалось жутко стыдно. Никола никогда раньше не разговаривал с ним подобным образом.

– Извините. Я не хотел грубить. – Он и правда ни капли не хотел.

Но биение в груди чужого – незримого и неосязаемого – змеиного сердца порой путало Николины мысли и слова. Правда, и сам Ама не слишком любил оскаливаться на тех, кто был им дорог. Просто очень уж случившееся было жутким и непонятным. И в змеиной, и в человеческой голове творилась полная неразбериха.

– Все в порядке. Обретенная тобой сила заключается не только в том, чтобы крыльями махать, – Вяз улыбнулся. – И тебе еще предстоит пройти долгий путь, чтобы научиться ею управлять.

– Вроде того. Но вы ведь поможете мне разобраться, да? – снова сорвалось с губ прежде, чем Никола успел обдумать этот вопрос.

Мысли за языком не поспевали, а полет оказался порой и страшно одиноким делом. Человеческое сердце забилось быстрее.

– Конечно. Мы все, – Вяз вновь улыбнулся. – А теперь послушай меня внимательно. И я, и Ель, и Ой считаем, что не стоит лететь дальше, пока не поймем природу сигнала и что он нам несет. Ель способен удерживать Корабль на одном месте, но если Ама решит рваться вперед…

Никола прикрыл на миг глаза. Прислушался к себе и к змею.

– Я постараюсь его убедить.

– Надеюсь, получится.

– Я могу идти? – Никола всматривался в спокойное, чуть отрешенное лицо Вяза.

Что-то неуловимо изменилось. Будто стоило сломать одну сферу, и тут же выстроилась новая – между Николой и иномирцами. Или упрочнилась та, что и так существовала все эти годы?

Или он просто вновь терзает себя ненужными сомнениями.

Эти мысли хотелось стряхнуть с себя, как противного жука. Пусть бы они и правда оказались надуманными тревогами. Пусть лучше Вяз как прежде отчитывает за неудачи в учебе, подбадривает после ссор с другими иномирцами, мягко наставляет… Да что угодно, пусть только не отдаляется. Никакое змеиное сердце того не стоит.

От этой мысли Ама вновь недовольно взмахнул крыльями. Никола тяжело вздохнул. Им обоим действительно еще очень многому придется научиться.

– Задумался? – спросил Вяз. – Я уже трижды повторил, что больше не буду тебя задерживать.

– Да, извините… Просто Ама… он – как бы сказать точнее? – пытается вклиниться в разговор.

– Это я уже понял. Иди к Лавру, вам точно есть что обсудить.

– Да уж.

Вяз посмотрел на него с внезапным сочувствием.

– Это большие и трудные перемены, Никола. Тем важнее среди них сберечь то хорошее, что было раньше, правда?

* * *

Никола брел по коридору, глядя под ноги и сцепив руки за спиной, – манера, невольно подсмотренная и перенятая у кого-то из книжных героев. Он силился вспомнить хотя бы название произведения, но в голове раз за разом всплывала только иллюстрация к тексту: сгорбленный человек в черном плаще бредет по слякотной осенней улице…

Никола едва не врезался во что-то, от неожиданности не удержал равновесия и чуть не упал.

– Да, приятель, непросто тебе, должно быть, приходится в полете, – ухмыляющийся Лавр подхватил его за плечи и не дал свалиться на пол.

– Я задумался, – смущенно пробубнил под нос Никола.

– Ну хоть что-то не меняется в эти непростые времена, – вторил Лавр недавним словам Вяза.

Элоиза, вившаяся вокруг, захихикала в кулак.

Действительно, кое-что точно не менялось.

– Отец отменил сегодня занятия: корабль будто с ума сошел, одни версии лучше других… Пока моя любимая та, по которой сигнал подстроил ты, чтобы нас запутать и развернуть обратно к Земле.

– Ну естественно, как же иначе.

– Хочешь, пойдем к остальным? Или лучше останемся в комнатах?

Никола задумался на секунду. Одна его часть мечтала сейчас укрыться где-нибудь с Лавром и Элоизой и не слышать подобных бредней из каждого угла. Вторая – пока не очень знакомая – рвалась доказать, какая же все это немыслимая чушь. Ну, или жаждала хотя бы преодолеть собственную слабость.

Если уж чему и успел научить его Ама, так это тому, что на страхе далеко точно не улетишь.

– Пойдем. Послушаю, что ли, вдруг мне какая-нибудь версия еще больше понравится?

Но узнать о себе что-то новое не вышло. Стоило только Николе к кому-нибудь приблизиться, голоса сразу же стихали до шепота.

– По-прежнему герой дня, – сказал Лавр, устраиваясь поудобнее прямо на полу в излюбленном углу Николы. – Садись, раз уж пришли.

Он достал из кармана толстую, ярко разукрашенную колоду и начал сдавать на троих.

Никола сел рядом. Он испытал смешанные чувства, увидев карты в руках Лавра, – эти были абсолютно иными и не несли ни малейшей угрозы. Но воспоминание о темно-алой карте, зажатой в руке Элоизы, по-прежнему вызывало смутную тревогу, хотя все уже было позади.

– Держи, – Лавр протянул Николе его стопку. – Будем коротать время, как завещал нам Великий Змей. К слову сказать, теперь немного твой прапрапра – не знаю, сколько еще «пра», – прадед. Больше не отвертеться.

Никола подумал о своем земном дедушке: в памяти почти не сохранилось лица, лишь одно только ощущение от смешно щекотавших щеку усов, когда тот его целовал. Что-то подсказывало, что Великий Змей уж точно никого из своих детей особой лаской не баловал. Никола грустно улыбнулся.

Элоиза взяла свои карты и демонстративно отодвинулась как можно дальше.

– А то ты подглядываешь же. – Она показала язык.

Лавр хмыкнул.

– Да можно хоть сейчас карты перед собой выложить: ставлю мой клинок, наша доблестная змеиная душа все равно продует.

Никола быстро оценил выпавшую раздачу. Лавр был прав. Иномирские игры по-прежнему слишком запутанные и сложные, попробуй удержи в памяти. В этой колоде, к примеру, больше ста карт и ни одной повторяющейся. А правил – на маленькую книжку бы набралось.

Лавр уже выкладывал на полу замысловатую фигуру, часть рубашкой вверх, часть – картинкой, и у Николы почти сразу заболела голова от попыток вспомнить, зачем вообще это делается.

– Неважный из меня Великому Змею праправнук, что тут добавить, – кисло признал он.

Никола рассматривал одну из своих карт – усыпанную глянцевыми тяжелыми ягодами виноградную лозу в золотом обрамлении, – когда между ним и Элоизой примостился четвертый игрок. Сторонние разговоры вокруг стихли.

– Сдай и на меня, если еще не начали, – невозмутимо попросил знакомый голос.

Никола чуть карты не выронил.

– Нервный ты какой-то, – пробурчала Липа.

Лавр со спокойным видом протянул ей часть колоды, будто и правда не происходило ничего необычного. Никола сдержал порыв отодвинуться подальше, подобно Элоизе. На страхе, может, далеко и не улетишь, но жить-то хочется.

– Только на тебя? – решил уточнить Лавр. – А где верная свита?

Липа молча пожала плечами.

– Ну как скажешь. – Лавр одарил всех ослепительной улыбкой. – Начинаем?

Если Никола и прежде был неважным игроком, избегавшим подобных развлечений, то в этой партии дела его стали совсем плохи. Под конец даже Липа посмотрела на него с искренней жалостью.

– Может, нам тебе поддаться разочек, а? – с сочувствием поинтересовалась она. – А то с расстройства унесешь нас куда-нибудь на твоем змее…

– Как раз собирался. – Никола выложил перед собой оставшиеся карты и объявил: – Абсолютный, сокрушительный и несомненный проигрыш. Можно без оваций.

– Ну не совсем, – Лавр выложил свои карты поверх Липиных. – Тут кое-кто от тебя не слишком далеко ушел.

– Ты жульничал! – Липа воинственно скрестила руки на груди.

Никола невольно все-таки немного отодвинулся.

– А вот и нет! – Лавр оставался невозмутим. – Я просто хорошо играю. Не то что некоторые.

На его месте Никола побоялся бы сейчас злить Липу, тем более нападки были совершенно несправедливые. Даже Никола понимал, что она играла очень хорошо, просто не повезло. Но Лавра было не так легко пронять.

Последней шла очередь Элоизы. Никола заметил, как она еле сдерживала победную улыбку, подпрыгивая на месте. Карта с птицей в ярко-радужном оперении легла поверх остальных.

Лавр издал разочарованный стон. Липа довольно расхохоталась:

– Поделом! Может, хоть чуть-чуть спеси поубавится, – и заговорщически подмигнула Элоизе, та восторженно засмеялась.

Лавр бубнил себе под нос про женский заговор, собирая карты с пола. А Николе отчего-то сделалось очень хорошо на душе. Будто это и не Липа изводила его последние годы. Он улыбнулся.

– И ты туда же? – с наигранным разочарованием спросил Лавр, заметив эту улыбку. – Остался я один против целого мира…

Липа фыркнула.

– Очень мужественно и доблестно.

– Может, обратно на Николу переключишься? – предложил Лавр. – Один только вечер, а мне уже тошно.

– Еще мужественнее, слов нет.

– Язва.

– Ага.

Никола протянул Лавру свои карты. Повторной партии явно не намечалось.

– Ладно, – Липа встала. – Оставлю тебя страдать на руках преданного друга. Надеюсь, рана, нанесенная твоему самолюбию, не слишком глубока.

Лавр отрешенно смотрел вслед Липе и увязавшейся за ней Элоизе, продолжая тасовать карты.

– И что это было? – Никола почесал в затылке.

Из всего случившегося за последние дни условно миролюбивая Липа была едва ли не самым невероятным.

– Ну, ты, как всегда, проиграл, не понимаю, что тебя поразило, – Лавр с невозмутимым видом убрал колоду в нагрудный карман.

Никола привалился спиной к стене, ощущая, как металл холодит полоску шеи над воротником.

– Все ты понимаешь. Это из-за Амы, да?

Лавр задумался на секунду, прежде чем произнести:

– Думаю, что и да и нет. Не потому, что Липе хочется быть поближе к власть имущим. Она, конечно, действительно настоящая язва, да и заноза редкостная, к тому же сплетница и ведет себя порой как не самое разумное существо…

– Отправим тоже в копилочку брачных клятв.

Друг с сомнением посмотрел на Николу.

– …И однозначно плохо на тебя влияет, – закончил Лавр. – Но подлизой ее точно не назовешь.

– Тогда что? – Никола и сам не слишком верил в существование причин, из-за которых Липа может к нему расположиться.

– Ну, видишь ли, раньше было просто. Отец заступался за тебя, остальные не смели перечить, как бы им ни хотелось. С тех пор как пробудился Змей, все, скажем так, несколько усложнилось. Недоброжелателей у тебя тут по-прежнему выбирай не хочу. Но есть и те, кто решили окончательно признать в тебе его душу, – а значит, не только назвать своим, но и быть готовыми постоять за тебя. Я, отец, мама, Элоиза – само собой. Сина и Ветивер, как ни странно, хотя, думаю, тут больше дело в Сине. Ель, который, еще даже не зная про змея, показал отцу записи камер, хоть и виду особенно не подает. И вот…

– Липа? – Николе по-прежнему слабо верилось в ее доброжелательность, как и в принципе в существование такого раскола.

– Она в общем-то и тогда хотела помочь. Она одна, никто больше из ее неизменных спутников. Получилось, конечно, как это обычно у нее получается, но… Думаю, да, это уже провело некую черту между Липой и ее свитой. А теперь она подсела к нам на глазах у всего Купола… И эту черту не спрячешь. Нравится тебе это или нет.

Все равно в голове плохо укладывалось. Если бы Липа этим вечером наслала морок, будто у него жабры выросли и он задыхается без воды, – Никола бы с легкостью поверил. Но что она пошла наперекор своей братии… Он искоса посмотрел на задумчивого и непривычно печального Лавра.

Может, дело было и вовсе не в Николе.