Отзывы на книгу «Метроленд»

Сначала хочу сказать большое спасибо всем людям, которые сумели таки продвинуть товарища Джулиана на главную стену. Заинтересовался. Прочитал. Оценил. Понравилось.
"Метроленд" - роман, ставший для меня своего рода краеугольным: и герои близки, и возраст тот же, и идеи автора отнюдь не глупы. В общем, прочитал и умилился. Мистер Барнс пишет о взрослении, о мечтах, о обретении себя,о борьбе между ценностями традиционными и альтернативными, о поиске второй половинки, о том, как вообще бывает в жизни с большинством людей, и, конечно же, о выборе. Извечный вопрос это или то постоянно стоит перед героями книги, и им надо только выбрать, а ведь как сложно. Рекомендую книгу всем людям на распутье, всем, кто вечно чего-то хочет, но не может определить чего или же определился, но не может начать, всем тем, кто ценит жизнь такой, как она есть, без всяких заморочек на псевдоценности и тп.
Вердикт: 8 из 10 (Не всем, но для многих!)

Я очень рад, что эта книга мне попалась именно в двадцать.

И не потому что в девятнадцать было бы "еще рано", а в двадцать один "уже поздно". Просто какой-нибудь двадцатипятилетний я непременно бы вручил ее себе в начале третьего десятка, как сейчас я дарю своей четырнадцатилетней сестренке "Над пропастью во ржи".

В Метроленде нет изысков: ни лихо закрученного сюжета, ни нестандартных героев, ни глубинных драм - ничего такого. Даже эпоха, эти, казалось бы, нафаршированные событиями, переломными моментами и политическим психозом десятилетия, даже она остается где-то на фоне, почти за кадром, прикрытая во многом обычной жизнью во многом типичного парня. И в этом, пожалуй, едва ли не главная ценность книги. Нормальная жизнь редко становится предметом интереса литераторов - но именно таких книгах многие могут отыскать себя, а иногда - и ответить на некоторые личностные вопросы.

Барнс дает прекрасную трехтактную историю. Первый толчок - тебе едва пятнадцать, в твоей голове - целый мир детских еще фантазий, игр, ребячества и, конечно же, охота за теми запретными, едва ли не сакральными знаниями, которые будто бы могут сделать тебя взрослым. И голова полна дивными французскими стихами, и ты вроде бы еще ничего не понимаешь - но тебя уже тянет иронизировать, насмехаться над забавными ритуалами социальной жизни, эпатировать. Срывать покровы с ребячьим еще хохотом, не понимая подоплеки всех этих странных правил и процедур.

И тут - такт второй - тебе двадцать, и природа взрослого перестает быть загадочной или же манящей. Скорее напротив - мощный юношеский максимализм волной бьется о замшелые скалы консерватизма и "правильных", традиционных схем развития биографии. "Как надо", "как принято" становятся едва ли не злейшими врагами, а сердце с великим удовольствием и охотой отдается левым идеям - тем самым романтическим идеалам свободы, равенства и справедливости, подмятых капитализмом его грузным экономическим седалищем. Ты прогуливаешься - да нет же, фланируешь - парижскими улицами, посвящаешь себя возвышенному и земному: любви платонической и телесной, beaux arts и алкогольно-никотиновым прелестям, диалогам о социальном и о плотском. И смысл твоей жизни лишь только начинает собираться, кубиками лего складываясь из твоих опытов и практик, друзей и любовников, книг и музыки, сигарет и пустых бутылок, городских улиц и небольших съемных квартир.

Конечно же, шаг третий обрушивается на тебя всей тяжестью тридцатилетия. И будто бы время еще только строить планы на грядущее, но уже понимаешь - пора бы и подвести некоторые итоги. Особенно - когда ты встречаешь своих спутников первого и второго этапов. Кто-то, расслабившись еще в начале пути, загруз в болоте банального консьюмеризма и ритмичной двухтактной жизни "дом-работа". Кто-то, манящий силой и энергией, задором и огнем в глаза в твои двадцать, всего через десяток лет кажется нелепым революционером, незрелым мальчишкой, не сумевшим вовремя переосмыслить те яркие идеологические игрушки, что свалились в руки в разгар юности. И где же тогда ты, вроде бы понимающий все опасности общества потребления - но при этом счастливый в своем небольшом уютном мирке брака и работы?

Барнс прекрасен тем, что у него нет попечительски-раздражающих ноток критики либо же снисхождения. Это ведь право каждого - выбирать свои ритмы и свои очки для этого мира. Вырваться из типичной схемы - далеко не значит стать выше нее или оказаться счастливым, ведь, друзья мои, протест - такая же часть системы. Но и быть в самой системе и следовать ее правилам - даже осмысленно - не значит отказаться от своего Я, от устремлений и целей, от мечты или от веры. Просто это рациональный выбор - осознанно оставаясь в определенных рамках, получаешь некую свободу выбирать тот набор правил, по которому на поле этой жизни можно играть.

Нет правых, и нет неправых. И, что самое потрясающее и, возможно, самое обидное в этой жизни - что никто не даст тебе гарантии счастья и удовлетворенности жизнью от выбора того или иного пути.

Смех сквозь слёзы, или слёзы сквозь смех. На самом деле слёз , конечно, не было, но этот анализ спокойного семейного счастья по-барнсовски и уже взрослый семейный Кристофер Ллойд вызывают у меня скорее грусть, чем радость. Счастье получилось унылое и занудное, во всяком случае на мой взгляд. Мальчишка Крис вызывал у меня в десять раз больше симпатии, чем взрослый Крис, заикающийся слюнтяй и придурок. Чем взрослее он становился, тем меньше он мне нравился. И хотя Тони явно не однозначно положительный герой, мне он нравится больше. Живее речи, интереснее характер, да и вообще я склоняюсь к Тони.
Крис с его унылой эпопеей взросления, буржуазным бытом , хорошей рациональной жёнушкой и целым выводком детей, а он у него будет , мне кажется просто заурядностью, бледным подобием озорного мальчишки, которым был. Реальность грустна, и заключается в том, что Кристофер Ллойд никогда бы не стал поэтом, писателем, миссионером или хотя бы доктором. Он пресловутый средний класс, его олицетворение, к которому многие из нас искренне стремятся и всё такое, но чьё убогое описание не пробуждает ровным счётом ничего. Крис Ллойд - это олицетворение рутины, добротности, пригородного счасться, пикников на природе, выплат по ипотекам и т.д., и т.п. И вроде бы всё хорошо, но почему же так грустно?

Я влюбилась. Влюбилась в мудрую простоту "Метроленда", в гул подземных поездов, тихий шум улиц и простое мещанское счастье, за которое не стыдно. Герои в свои семнадцать сразу показались мне близкими по духу, напомнив нас с лучшей подругой: они цитируют Рембо и Бодлера, считают, что искусство и красота превыше всего, а все остальные этого просто не понимают. Они ни за что не хотят жить как их родители: телевизор по вечерам, воскресные поездки к вредным родственникам, воспитание детей, - все это чудовищно рутинно по их мнению, и я согласна с ними. Пока. Еще они много думают о сексе, любви, девушках и их классификации. Будущее кажется смутно прекрасным, полным искусства, свободной любви и развлечений. Кажется, что все точно изменится просто потому что вырастешь, хотя никаких предпосылок к этому нет.

Но не всем, далеко не всем дано и суждено быть Художниками, не такими как все, чуть голодными и бросающими вызов этому миру. Если честно, не дано это ни Крису, ни Тони. Но что в этом плохого?! Юность, Париж, случайные связи - все это хорошо и даже необходимо в определенный период жизни, но по меньшей мере инфантильно делать это стилем и стержнем существования, если только это не твое призвание. Некоторые видят в остепенении Криса тихую провинциальную трагедию, мол, стал домашним клопом; таким, каких всегда презирал и каким боялся стать. А по мне так он счастливый человек, счастливее многих, особенно бесцельно мятущихся.

Он любит свою жену, детей, работу, ухоженный сад и воскресные шоу по телевизору. Ему все так же нравится заниматься любовью с женой, и в отличие от Криса его не тянет все время менять партнерш, просто потому что не хватает духа полюбить. Но ведь все это не значит, что он больше не помнит стихи Рембо и не ценит живопись лишь потому, что не ставит ее во главу всего- искусство важно, да, но это не все, ради чего стоит жить. И по-моему это верно: с возрастом отвлеченные, выспренные истины перетекают в реальные, более приспособленные к жизни. Картины и книги не могут оценить твою любовь, а люди - могут и жаждут. Крис понял это и ему хорошо, а презирающий его Тони - нет, и он злится, бесится, наезжает на повзрослевшего друга, все еще оставаясь в юном, псевдореволюционном и богемном восприятии жизни, но по сути - в одиночестве. Барнс доказывает, что бунтарь - не всегда сильная личность, черпающая жизнь до дна, а плывущий по течению - не всегда апатичное безвольное пустое место.

До безумия приятно вдруг встретить в литературе оправдание и подтверждение возможности простого обывательского счастья, которое почему-то принято презирать и принижать, считать ниже человеческого достоинства. И тем не менее, почти все так и живут, - истинных бродяг и революционеров, свободных от рутины удивительно мало, и в этом нет ничего плохого. Нужно уметь быть счастливым в любых приемлемых обстоятельствах; это тоже талант - быть хорошим мужем, отцом, садовником и журналистом. Не ныть, не жаловаться на рутину, скуку супружеской верности и вечернего телевизора.

Как глоток свежего воздуха после бесконечного нытья неудовлетворенных своей жизнью мещан, неспособных быть счастливыми. Я влюблена в простую и правильную жизнь Криса и Мэриэн. Редкий и вдохновляющий пример мерно-насыщенной семейной жизни. Разве стабильность и своя тихая гавань - это не то, к чему мы стремимся в конце своего пути? А такие как Тони вряд ли это когда-нибудь поймут и примут. Ну и ничего - у каждого своя дорога.

Барнс пишет злободневно о повседневном, интересно об обыденном. Он не играет ни в какие игры, не пытается изобретать велосипеды, берет простую жизнь и пишет. И при всем при этом работает так тонко и мудро, что хочется прямо с разбегу выдать ему звание современного классика, его приемы действительно достойны восхищения.
Кто из нас в 15-17 лет не придумал себе правила на всю жизнь? Кто из нас не причислял себя к модным контр-культурам, хотя мы их в глаза не видели? Кто не говорил, что никогда не будет жить, как родители: создавать семью, жить в доме с удобной мебелью, ездить на большой уродской машине, ходить в гости к ненавистным родственникам? Знакомая картина, а? Главные герои именно так и живут, как и миллионы, миллиарды подростков по всему миру.
А потом один из них через пару лет уезжает из родного города, от этого образа жизни, полностью. Новая жизнь, любовь, расставание, снова любовь. При том, что эта новая жизнь намного насыщенней предыдущей, рассказ о ней намного лаконичней: именно в Метроленде (начало и конец романа) герой постоянно ведет рассуждения, часть в Париже - одно повествание и немного описаний.
Метроленд - страна мыслей. Сначала о будущем, потом о нем же, но уже как о прошлом. Правильно ли ты поступил тогда, когда "перестал мыслить", в Париже, когда почти забыл родной язык? Что лучше: жить по заветам юности или спокойной взрослой жизнью? Вы думаете, Барнс даст на это ответ? Он никогда их не дает, он дает только поводы для размышлений, великолепно исполненные.

Ох уж этот английский англицизм и французский галлицизм! Зарисовки трех этапов жизни главного героя: вот он, будучи юным школоло, на пару с таким же своим приятелем считает себя умнее всех и презирает окружающих, вот он, будучи в аспирантуре, зависает в Париже с бабами и так же презирает окружающих, а вот уже ему за тридцать, и он, женатый, проживает в той же глубинке, где и провел детство, но окружающих презирает при этом уже несколько меньше, так как у него классная жена. Свою речь при этом он обильно пересыпает французскими фразами, словно какой гибрид "Войны и мира" с профессором Выбегалло. Данный синопсис звучит довольно раздражающе, и в итоге все вышеперечисленное оказывается разрушительным для вполне приятной книги. Главный герой несколько противный; его закадычный кореш просто бесит. Тем не менее неплохо прописана ностальгия по подростковым временам и создается даже некоторый эффект погружения. Однако какого-то главного стержня книге отчаянно не хватает, и в итоге она получается ни то, ни се, не слишком милая, не слишком цепляющая, не слишком остроумная, не слишком интеллектуальная - все не слишком.
Ну выросли вы из надутого школия - один в полубуржуа, другой в полуконтркультурщика. И что? Нет, вы - не Пруст. Вы - другое.