Йоссариан с ужасом представил себе мучительные ночи, проведенные ею под наркозом или в бессонных страданиях, на больничной койке, припомнил неистребимый, всепроникающий запах эфира, гниющей плоти, экскрементов и хлорки, шорох резиновых подошв и белые халаты медсестер, гулкие ночные коридоры с тускло тлеющими до рассвета жутковатыми светильниками – и содрогнулся. Ее ранило во время воздушного налета.
– Где? – спросил он по-итальянски и тревожно затаил дыхание, боясь услышать ответ.
– Napoli[8].
– Немцы?
– Americani[9].
У него екнуло сердце, и он почувствовал, что любит ее. И, не раздумывая, сделал ей предложение