Цитаты из книги «Гладиаторы»

Вы должны вырвать и далеко отбросить от себя самые прочные и дорогие для вас привязанности, которые становятся между вами и вашим долгом, хотя бы ради этого нужно было оторвать их прямо от сердца. И затем с постоянными усилиями и непрестанной молитвой, двигаясь шаг за шагом вперед и понемногу овладевая местом, быть может иногда проходя там, где тропа неверна и холм крут, лишь бы только попасть на свою дорогу и завоевать больше места, чем вы потеряли, вы придете наконец туда, где нет ни борьбы, ни поражений, где Тот, кому вы поклоняетесь, уже уготовил место и вам – туда, где любившие и верившие будут вечно блаженны!»

Вы же не можете все быть мучениками, апостолами, пророками или епископами, и тем не менее каждый, даже самый смиренный из здесь присутствующих – и женщина, и дитя, и раб, и варвар, – есть воин и служитель креста! У каждого есть свой долг, который надо исполнить, свое место, которое надо охранить, свой враг, которого надо преодолеть. Не слишком многое спрашивается с вас; это даже слишком мало сравнительно с тем, что вами получено, но это немногое надо отдать всецело и от всего сердца. Кто-нибудь из вас пренебрег выполнением своего долга? Пусть, выйдя отсюда, он возвратится домой и исполнит его. Есть ли у кого-либо враг? Пусть он примирится с ним. Погрешил кто-нибудь перед братом своим? Пусть загладит свою вину. Получил кто-либо оскорбление? Пусть простит его. Точно так же, как вы положили в могилу тленную оболоч

Обещания будущего блаженства становятся еще отраднее, когда исходят из уст любимой женщины и достигают ушей того, кто ее обожает. В этом случае убежденность быстрее овладевает сердцем про

Мужчина, достигший зрелых лет, не будучи связан семейными узами, всегда оказывается в некоторой степени в ложном положении. Нет такого общественного интереса, который бы мог заполнить изгибы и тайники сердца, предназначенные природой для забот, удовольствий и неприятностей домашней жизни. Далекий от постоянного общества, от ежедневных сношений с женой и детьми, – холодный характер делается эгоистичным и мрачным, а мягкий – меланхолическим и угрюмым.

Наоборот, воспоминание о большом счастье, по-видимому, столь близко слито с нашим бессмертием, что ни время не уничтожает его силы, ни отдаленность не ослабляет его сияния. Гнев, скорбь, ненависть, борьба проходят, как сновидения, но улыбка, обрадовавшая нас, подобна лучам полуденного солнца. Нежные слова, сказанные нам и успокоившие наш ум, всегда возвращаются в наше сердце с веянием вечернего ветерка; эти слова кажутся нам столь же очаровательными и нежными, как и прежде, и мы чувствуем, что в то время как преступление, слабость и угрызения совести являются случайными огорчениями человечества – прощение, надежда и любовь составляют его вечное наследие.

Наоборот, воспоминание о большом счастье, по-видимому, столь близко слито с нашим бессмертием, что

Это были те думы, которые овладевают человеком помимо его воли и до такой степени непривычны для него, что необходима внешняя причина, наталкивающая его внимание в эту сторону, подобно тому как кожа, покрывающая тело, не обращает на себя внимание человека до той минуты, пока она не будет раздражена ранами или болезнью. Наконец бретонец с возбуждением поднял

Меркурия. Он был представлен в виде юноши с грациозно-соразмерными атлетическими членами, несущегося на одной окрыленной ноге, в широкополой шапочке на голове и с кадуцеем в руке. На лице статуи были написаны ум и энергия, и

но ничто из того, что может произвести искусство, создать гений или купить золото, не могло ускользнуть от руки, мощно держащей меч.

Большинство людей испытывало это безумство, это умопомешательство или сумасбродство, каким бы именем его ни называли. И они никогда не позабудут этого времени! Увы, быть может, тот бутон, расцвета которого они ожидали, никогда и не распустился, по крайней мере для них. Его подточил червяк, сорвал на землю холодный ветер или торжествующая рука унесла, чтобы обрадовать сердце другого. Но когда снова наступает майское утро, они опять мечтают о прекрасном цветке, печально посещают прекраснейшие земные сады, томясь неизгладимым воспоминанием и отлично чувствуя, что их цветка там нет.