Женская свобода в бунтарской литературе 19 века не только имеет абсолютно типичную форму ("свободные" девушки похожи друг на друга как чахлые кафе-шашлычные на российской дороге), но и отягощена примерно одинаковым содержанием. Что вполне предсказуемо, ибо два-три куста конопли, отбившиеся от своих собратьев, могут отличаться размерами и цветом, но в любом случае будут высушены в одно и то же время, в один и тот же сезон, под той же самой кроватью. Применительно к девушкам "на кровати", но не все ли равно. И, хотя мир с тех пор значительно и необратимо изменился, женские потуги остались примерно теми же. Это не означает, что в связи с этим они имеют истинную ценность и над ними не властно время, ибо по аналогии пришлось бы заметить, что они так и служат поводом для развлечения и продолжают являться темой для литературных описаний.
Итак, если мы хотим поговорить о женской свободе, то, прежде чем нам вообще стоит открыть рот, следует заручиться некоторыми условиями, без которых предполагаемое вещание в принципе невозможно и даже опасно. Если отложить пока в сторону личность ("личность" как обозначение, а не в качестве прямого значения этого термина) потенциальной бунтарки, а к ней мы все равно вернемся, обратим внимание, что эта личность уже есть. Главную свободолюбивую героиню нашего опуса мы с огромными предосторожностями, как можно более скрыто, скопируем с самой себя, но дело даже не в этом, а в том, что если эта тема сама по себе нас вообще изначально заинтересовала, то можно быть уверенным - эта самая потенциальная феминистка уже сидит перед этим самым творением с пером в руке и , если еще не строчит гневные проповеди, то уже обдумывает - как бы половчее к ним приступить. Нужно отдать ей должное - именно обдумывать что-то она очень любит, скрипеть корочкой мозга и пытаться довести это свое свойство до идеального маразма.
Первое и самое необходимое условие, с которого все начинается, - героиня должна быть богата. А еще лучше - принадлежать к старинному знатному роду. Женщины вообще легко узнаваемы в своем сочинительстве того времени, только они были взращены в тех необходимых тепличных условиях, мужчина-писатель, каким бы маменькиным марселем прустом он бы ни был, все равно больше принадлежал к реальному миру. Поэтому истинные снобы существуют исключительно в женской свободолюбивой прозе. Способ авторского возвеличивания предполагаемой женской особи, увы, единственный возможный - свое богатство и титул она получила от своего папы или иного примата мужского рода, но вовсе не обязательно тыкать читателя носом во все эти подробности. О происхождении капиталов лучше всего вообще умолчать или придумать мифический клад, наследство от малоизвестного благодетеля или, напротив, известного, но данного ей в качестве поощрения за человеческие характеристики, сравнимые с божественными. Впрочем, все последнее опасно - читатель может усомниться в серьезности автора, а вслед за этим - и самой героини. Ведь сказочность тоже должна выглядеть предельно достоверно. Богатство дает героине не только необходимые финансовые свободы, оно делает возможным трату времени на формирование свободных взглядов тогда, когда другие лохушки сидят, поджидая женихов, чтобы разродиться от них кучей слюнявых ребятишек или, того хуже, - занимаются однообразным трудом, думая только о низменном. Фи. Свободомыслие предполагает некоторый уровень жизни. Применительно к 19 веку - довольно высокий, дающий возможность выделиться сразу, без озвученных идей.
Второе, но не менее необходимое, условие для героини - одиночество. Мало того, что семейные оковы дурно влияют на будущую революционерку даже формально, они предполагают наличие слишком близкого к ее телу неудачного примера, ибо брак, если он и будет, должен выглядеть исключительно особенным. Кроме того, одиночество (особенно «духовное одиночество») придает героине некоторый дополнительный ореол трагизма, читатель должен ее жалеть, что лишний раз подчеркнет ее женственность. Об этом не стоит забывать, некоторые авторши так увлекаются своими воззваниями, что их могут упрекнуть в мужиковатости. Таким образом, будет утерян один из козырей, ибо женщина прежде всего привлекательна как сексуальный объект, а все, что она говорит, служит лишь дополнением к ее соблазнительности. А потому, лучше всего, если главная героиня будет сиротой, может быть отягощенной не особенно умным, но непременно добрым опекуном. Следовательно, наша девушка получит сразу свободу не только финансовую, но и моральную и даже физическую. Свободные мысли не рождаются в общении с людьми, хотя это было бы логично, а исключительно где-то в темном уголочке со спущенными трусами.
Третье условие - обязательная любовная история. Во-первых, она, как мы уже говорили, подчеркнет сомнительную женственность героини, покажет, что она такая же земная, как и все, а не выдуманная неизвестно кем, что она способна любить, любить не одну себя, а не только читать нравоучения, а во-вторых - о чем же еще писать, особенно, если учесть то обстоятельство, что тебя должны читать, иначе зачем ты вообще писала. Лучше всего придать вид своему сочинению стандартного любовного романа, а свои собственные мысли донести между строк, небольшими вкраплениями, чтобы не утомлять читателя. К сожалению, в те времена раскрутка не так была упрощена деньгами мужа, поэтому для завлечения читателя был необходим хотя бы слог. Ну, так если ты не совсем дура, то читай побольше и слог придет. Иными словами - добротный текст предполагает необходимый уровень безделья.
По ходу самого написания текста нельзя забывать о собственной оторванности от жизненных реалий. Поэтому, например, нужно по возможности перенасытить текст навязчивыми описаниями характеристик героев, повторяющимися как можно чаще. Это необходимо не только для того, чтобы вдолбить читателю правильность взглядов, который, скорее всего не увидит предложенных писательницей качеств героев, но чтобы не забыть о них и самой. Дикий аутотренинг в помощь, авторша-бунтарка забивается куда-нибудь за печку и твердит сама себе: "Я смелая, я смелая, я смелая". И в бой - к письменному столу. Храбрости дополнительно придает ей и понимание своего высокого предназначения. Лишь высокое предназначение имеет смысл. О высоком предназначении она думает, с высоким предназначением она жует куриные ножки, с высоким предназначением она садится на унитаз.
Все вышеозначенное относится к Мэри Эванс (Джордж Элиот) больше, чем к кому бы то ни было. Могучий талант ее проявился хотя бы в том, что нужно было так суметь – создать произведение, где абсолютно все герои – нудные высокомерные ублюдки и откровенные идиоты. Не удалось обнаружить даже какого-нибудь самого завалящегося второстепенного героя, вызывающего что-нибудь отдаленно напоминающего симпатию. В аннотации указывается, что в «Мидлмарч» якобы осмеяно мещанство, но сие на фоне всего остального тошнотворного от автора совершенно не заметно и дело десятое. Полагаю также, что Эванс одна из первых писательниц женского рода, с которых начались овцы. Как водится, ее творение представляет собой невероятно толстый кирпич, который больше бы пригодился для строительства какого-нибудь зимнего сарая. Все очень нудно, скучно, глупо и претенциозно. Верхом той же глупости было все это прочитать, но каков автор – такие и читатели. Отойди, Эванс, подальше от меня. Пошла, пошла.