Роман английской писательницы Мэри Энн Эванс, известной читателям под псевдонимом Джордж Эллиот, неизменно попадает во всевозможные рейтинги классической литературы. Правда, ни в одном из них “Мидлмарч” не занимает лидирующих позиций. И теперь я, кажется, понимаю почему.
На самом деле, роман “Мидлмарч” мне во многом напомнил творчество обожаемой мной Джейн Остин. Та же эпоха и те же декорации для повествования, в центре сюжета - любовные отношения, много иронии и сатирических выпадов против укоренившихся общественных предрассудков, остроумные замечания, фокус на изучении людских характеров и человеческой природы.
Но если из-под пера Джейн Остин выходят полные изящества, увлекательные и легкочитаемые романы, то Джордж Эллиот создает поистине тяжеловесное и тягомотное повествование. Читая “Мидлмарч”, ты будто бы продираешься через густой тернистый лес: обилие громоздких словесных конструкций, бесконечно длинные предложения, напыщенные, полные излишнего пафоса или намеком на иронию.
Ей совершенно точно не достает непринужденности и грации Джейн Остин, вдобавок роман чересчур объемен для такого жанра. Однако, заставив себя читать, я все же смогла через какое-то время проникнуться героями и сюжетом. И это очень сильно изменило мои впечатления от текста.
Цитата из “Анны Карениной”, которую я поставила в заголовок рецензии, как нельзя лучше отражает основной сюжет романа. На примере своих героев Джордж Эллиот показывает нам, что в ее понимании является счастливым браком, а что наоборот.
Так вот, главный ингредиент в рецепте счастливого супружества, по мнению писательницы, это время и способность ждать, скоропалительный же брак неизменно приведет супругов к отсутствию взаимопонимания в отношениях и угасанию чувств.
Это мы видим на примере Доротеи, быстро вышедшей замуж за мистера Кейсобона замуж под влиянием возвышенных чувств. Доротея - очень благоразумная, эмпатичная, добрая и умная девушка, но она с легкостью поддается своим иллюзиям и мнимым мечтам.
В своем воображении она рисует идеальные супружеские отношения. построенные на непререкаемом и безусловном авторитете ее безупречного мужа, мудрого и опытного, готового поделиться своей мудростью и опытом с любимой женой.
На деле же мистеру Кейсобону нечего предложить своей юной и воодушевленной супруге: он просто бесчувственный сухарь, который зарылся в своей лишенной всякого смысла и жизни работе. Вся его мудрость - словно изъеденные молью страницы старой книги, и не стоит ни гроша.
Ничто так не угнетает юную пылкую душу, как общение с теми, в ком годы, отданные приобретению знаний, словно иссушили способность увлекаться и сочувствовать.
Существует ревность, почти лишенная огня, это даже не страсть, а нечто вроде плесени, взрастающей в унылой затхлости неудовлетворенного эгоизма.
Совершенно по-другому несчастна другая семья Мидлмарча. Доктор Лидгейт, вдохновленный своей профессией и мечтающий совершить новое важное открытие в медицине, встречает на своем пути прекрасную Брунгильду, то бишь Розамунду, и у него полностью исчезает способность мыслить критически. Он мгновенно забывает о своих профессиональных планах и о том, что не собирался обзаводиться семьей в ближайшее время.
Она сама грация, она прелестна и богата одарена. Вот какой должна быть женщина, она должна вызывать то же чувство, что и чудесная музыка.
Естественно, что легкомысленная и эгоистичная Розамонда тоже не смогла устоять перед обаянием и многообещающим талантом новой для Мидлмарча персоны. Так что и они, недолго думая, принимают несколько поспешное решение связать себя брачными узами.
Однако, как и в случае семьи Кейсобон, все иллюзии быстро превращаются в прах при столкновении с реальностью. Они слишком разные, чтобы понять друг друга, и оттого для них начинается череда взаимных обид и недомолвок.
Но, несмотря на все невзгоды, у них все-таки есть шансы на счастливую и любящую семью - самое главное, чтобы они все-таки смогли переступить через свою гордость и воспользоваться им.
Мы, смертные мужчины и женщины, глотаем много разочарований между завтраком и ужином, прячем слезы, бледнеем, но в ответ на расспросы говорим: "Так, пустяки!". Нам помогает гордость, и гордость - прекрасное чувство, если оно побуждает нас прятать собственную боль, а не причинять боль другим.
А вообще, парочка Лидгейт-Розамонда смотрится довольно весело среди прочих пар романа. Чего только стоит, например, эта выдумка Лидгейта:
Как-то он назвал ее своим базиликом, а когда она спросила, как объяснить эти слова, он ответил, что базилик - это растение, питательной почвой для которого служит мозг убитых людей.
Есть и еще третья пара в этом повествовании, Фред и Мэри, которые мне больше всего запали в душу. Да и сама писательница очень симпатизирует им, это видно буквально в каждой строчке. Пожалуй, их история любви - самая вдохновляющая и мотивирующая: счастье не просто так пришло к ним в руки. Мэри пришлось ждать, пока ее возлюбленный образумится, а Фред проделал просто колоссальную работу над собой и вырос как личность и как мужчина в глазах общества и своей любимой Мэри.
Отдельного упоминания заслуживает сцена объяснения между Доротеей и Розамондой - это самый эмоциональный, искренний и добрый отрывок из всего романа. Я расчувствовалась от такого накала чувств и эмоций, от доброго, отзывчивого сердца Доротеи и ее честности и открытости, несмотря ни на что и вопреки всему. И даже эгоистичная и недалекая Розамонда не смогла не ответить на этот искренний порыв.
Пожалуй, эта сцена настолько повлияла на мое окончательное впечатление от романа, что я в итоге сумела проникнуться творением писательницы и оценить его по достоинству. Что, однако, не отменяет сказанного мною ранее о тяжеловесности слога автора.
И напоследок, небольшая порция мудрости от Мэри Энн Эванс (ее настоящее имя мне нравится гораздо больше псевдонима):
Если бы минувшее уходило в небытие, исчезало бесследно из сердца и памяти, наша жизнь стала бы не более ценной, чем мишура, сверкающая при свечах и превращающаяся в мусор с наступлением дня.
Если молодость называют порой надежд, то часто только потому, что молодое поколение внушает надежды старшему: ни в каком возрасте, кроме юности, люди не бывают так склонны считать неповторимым и последним любое чувство, решение, разлуку. Каждый поворот судьбы представляется им окончательным лишь потому, что он для них в новинку.
Если, поступая правильно, мы невольно причиним кому-нибудь вред, это не должно лежать бременем на нашей совести.