Отзывы на книги автора «Джонатан Фоер»

Жутко больно и запредельно страшно

К таким книгам нельзя ставить звёздочки и оценивать их по какой-либо шкале. Такие книги созданы не для того, чтобы их разбирали по кусочкам или наслаждались гениальностью постмодернисткого текста, который, действительно, гениален. Такие книги не для развлекаловки: не для того, чтобы поглазеть на картинки и поискать ошибки в тексте, выделяя их красными чернилами. Такие книги.

Почему мы не можем перемотать плёнку жизни назад?

Нам бы ничего не угрожало.

Почему мы не можем летать? Может, стоит изобрести рюкзаки-парашюты или птиц, способных помочь падающему человеку?
Почему, когда нам больно, мы не можем об этом сказать? Почему, когда страшно, мы утаиваем это в себе? Проглатываем, забываем язык, разучиваемся говорить, и только односложное "да" или "нет"...
Любим? Эгоистичны? Настолько внутренне сломлены, что боимся разочаровать этим других?

Я люблю тебя.
Это так сложно сказать. Сложно, потому что думаешь, что будет еще одна ночь, еще тысяча ночей, когда ты сможешь признаться в этом любимому человеку.
Это так сложно сказать. Потому что боишься стать уязвимым, боишься своих слез, которые потекут наружу, а не внутрь.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Эта книга не только об 11 сентября, она вообще обо всех войнах, которые когда-либо были. Она о Хиросиме и Нагасаки. Она о Второй Мировой, о бомбардировке Дрездена. Она о боли, о смерти, о разрушении, об огне, о том, что факты есть факты, а людские жизни и смерти - это не факты, это больше, чем просто ошибка, которую можно исправить красной пастой.
Зачем столько боли? Зачем столько страха? Как излечиться, когда все мы покалечены, избиты? И если у нас не оторваны руки или ноги, то это еще не значит, что у нас всё в порядке. В душах столько боли, которую не пережить тем, кто когда-либо побывал в подобных мясорубках. И эта кровавая резня продолжается и по сей день.

Мне было страшно тогда, в 2001 году, когда мы сидели на кухне, смотрели на дымящиеся башни, и папа сказал: "Началась третья мировая война". "Как хорошо, что не у нас", - подумала я. А потом: "Если мировая, то и у нас?" И мне было страшно за всех тех людей, запертых в дымящихся небоскрёбах. По правде говоря, я была вместе с ними тогда. И мне было страшно. И мне было больно.
Мне было страшно, когда сейчас, в 2012 году, бомбили Израиль. Мою любимую страну, в которой находятся мои родственники и мои друзья, которую я мечтаю увидеть в мире и спокойствии, а не с разрушенными домами и полными страха и боли людьми.
И вот это "как хорошо, что не у нас" больше не срабатывает. Потому что моя планета - мой дом.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Можем ли мы перемотать и начать снова?
Увы, нет. Люди не летают.
Так почему же мы не учимся на своих ошибках? Сколько еще нужно смертей, сколько еще нужно вытерпеть боли и страха? Сколько, чтобы понять, что уже хватит?

Мне больно. Мне страшно.

Жутко больно и запредельно страшно

К таким книгам нельзя ставить звёздочки и оценивать их по какой-либо шкале. Такие книги созданы не для того, чтобы их разбирали по кусочкам или наслаждались гениальностью постмодернисткого текста, который, действительно, гениален. Такие книги не для развлекаловки: не для того, чтобы поглазеть на картинки и поискать ошибки в тексте, выделяя их красными чернилами. Такие книги.

Почему мы не можем перемотать плёнку жизни назад?

Нам бы ничего не угрожало.

Почему мы не можем летать? Может, стоит изобрести рюкзаки-парашюты или птиц, способных помочь падающему человеку?
Почему, когда нам больно, мы не можем об этом сказать? Почему, когда страшно, мы утаиваем это в себе? Проглатываем, забываем язык, разучиваемся говорить, и только односложное "да" или "нет"...
Любим? Эгоистичны? Настолько внутренне сломлены, что боимся разочаровать этим других?

Я люблю тебя.
Это так сложно сказать. Сложно, потому что думаешь, что будет еще одна ночь, еще тысяча ночей, когда ты сможешь признаться в этом любимому человеку.
Это так сложно сказать. Потому что боишься стать уязвимым, боишься своих слез, которые потекут наружу, а не внутрь.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Эта книга не только об 11 сентября, она вообще обо всех войнах, которые когда-либо были. Она о Хиросиме и Нагасаки. Она о Второй Мировой, о бомбардировке Дрездена. Она о боли, о смерти, о разрушении, об огне, о том, что факты есть факты, а людские жизни и смерти - это не факты, это больше, чем просто ошибка, которую можно исправить красной пастой.
Зачем столько боли? Зачем столько страха? Как излечиться, когда все мы покалечены, избиты? И если у нас не оторваны руки или ноги, то это еще не значит, что у нас всё в порядке. В душах столько боли, которую не пережить тем, кто когда-либо побывал в подобных мясорубках. И эта кровавая резня продолжается и по сей день.

Мне было страшно тогда, в 2001 году, когда мы сидели на кухне, смотрели на дымящиеся башни, и папа сказал: "Началась третья мировая война". "Как хорошо, что не у нас", - подумала я. А потом: "Если мировая, то и у нас?" И мне было страшно за всех тех людей, запертых в дымящихся небоскрёбах. По правде говоря, я была вместе с ними тогда. И мне было страшно. И мне было больно.
Мне было страшно, когда сейчас, в 2012 году, бомбили Израиль. Мою любимую страну, в которой находятся мои родственники и мои друзья, которую я мечтаю увидеть в мире и спокойствии, а не с разрушенными домами и полными страха и боли людьми.
И вот это "как хорошо, что не у нас" больше не срабатывает. Потому что моя планета - мой дом.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Можем ли мы перемотать и начать снова?
Увы, нет. Люди не летают.
Так почему же мы не учимся на своих ошибках? Сколько еще нужно смертей, сколько еще нужно вытерпеть боли и страха? Сколько, чтобы понять, что уже хватит?

Мне больно. Мне страшно.

Потрясающая своей необычностью вещь. Хотя это не первое моё знакомство с творчеством Фоера, я всё равно был изрядно удивлён, хотя и знал, чего ждать. Сразу, чтобы прояснить ситуацию, отмечу, что восторженное удивление явно не единственная из возможных реакций. Спектр эмоций, что способен породить текст, широк до невероятности, и где-то там, на другом его конце, вполне возможно притаились непонимание и раздражение. "Последняя иллюминация" - явно не из тех книг, что нравятся всем (что невозможно в принципе) или хотя бы большинству (что часто идёт рука об руку с попсовостью и китчем). Но уж если вы оказались с Фоером на одной волне, удовольствие от книги получите громадное.

Самое-самое главное, что нужно знать: Фоер изрядный символист. Ага, прямо как те ребята из Серябряного века, для которых форма была важнее содержания. Красной нитью сквозь роман проходят видения, дневниковые записи, кусочки внутренних монологов, которые нормальными назвать нельзя ну совершенно никак. Броский и запоминающийся образ автору гораздо милее такой эфемерной вещи, как сюжетная логика. Коробки с памятью, книга печалей Брод, Времямер, узелки, что вяжет Софьевка. Если читали "Жутко громко, запредельно близко", то прекрасно понимаете, о чём я. Совершенно то же фокусничанье, ювелирная работа над организацией текста, диалогами, ритмикой фраз. И ещё - Фоер потрясающе афористичен. Это как раз тот случай, когда автор умеет формулировать свои мысли по-настоящему эффектно и красиво. Взять хотя бы размышления Брод о боге и любви. Вообще, "историческая" часть книги мне понравилась куда больше. Штетл, в котором живут герои, предстаёт своего рода микрокосмом, замкнутым и чудным мирком, неподвластным нормальной человеческой логике. И пускай многие из здешних диковин жестоки и недобры, тем притягательней для нас становится текст. Если чуточку поиграть в сравнения, то перед нами что-то вроде стеклянного шара с городком внутри. Вот только город сожжён, лежит в руинах, и вовсе не снег, а пепел медленно оседает на почерневшие кровли игрушечных домиков. Жутко и завораживающе. Пожалуй, что-то вроде Макондо Маркеса, а это в моих устах один из сильнейших комплиментов.

Отнесённая же к настоящему времени часть романа написана совсем по-другому, хоть и объединена с исторической множеством хрупких мостиков. Действительно, ведь лейтмотив романа - проходящая сквозь года память. Память о любви, жертве и искуплении. А ведь это - нечто, неподвластное времени. Прошлое никуда не делось, оно притаилось и ждёт. В забытых коробках с пожелтевшими от времени фотографиями, в перезвоне колец, которыми однажды обменялись далёкие предки героя, в судорожном биении о кожу крови, которая рвётся на свободу. И будут слёзы, и боль, и вскрытые бритвой вены, и память будет жить дальше. На самом деле странно делить роман на части, ведь он - о непрерывном. За изменчивостью формы Фоер прячет единство содержания. Местами уморительно смешная, наивная и нелепо-исковерканная исповедь Саши коснётся вас не сразу, точно так же, как не сразу станут вам понятны хитросплетения исторических обстоятельств и вычурная символика, которой переполнена история Брод. Да, Фоер проделал грандиозную работу над языком, создал целую систему псевдоправил, которые позволили вывернуть речь наизнанку, выкрутить совершенно непередаваемым образом, сохранив при этом полную ясность. Но постепенно сквозь внешнюю антуражность проступает главное. По мелочам, в деталях, в прощальном "бесхитростно", в скособоченной идиоме об утраченном времени, которая, кажется, куда точнее и ярче оригинала. Подлинная искренность, как бьющийся о стенки фонаря светлячок. Один за другим во тьме зажигаются огни. и наступает иллюминация. Полная. Безжалостная.

Возможно, вам не понравится то, что вы увидите. Возможно, вы сочтёте роман дешёвой попыткой сыграть на неизбывной человеческой жалости и сострадании. Вы будете в своём праве. Но только так и можно говорить об ужасном. О войне, о холокосте, о башнях-близнецах в конце концов. Нам всё кажется, что это уже в прошлом, что давно стало сухими строчками исторических очерков. Вместе с Ремарком мы удивляемся тому, как из миллионов трагедий, сонма маленьких армагеддонов, выплавляется бездушная и мёртвая статистика. Вместо феникса из пепла человеческих душ возрождается какой-то ужасный и отвратительный кадавр, чучело. Такова арифметика страдания: сумма бесконечно меньше составляющих её слагаемых. И именно потому прав Фоер, показывающий нам драму человека, а не человечества. Только так можно пробудить память, только так понять, что стоит за каждой из миллионов смертей. Только так можно исправить счёт. Вот потому-то я и считаю этот роман превосходным. Но предсказывать, понравится ли он вам, конечно, не берусь. В конце концов, мы ведь люди, а не фигурки-статисты.

Эта книга оставила после себя пустоту. Не потому что опустошила или удивила, а потому что вместо впечатлений о ней в голове — пустое холодное место, без эмоций, без мыслей, которое даже заполнять не хочется. Не знаю, почему так произошло, поэтому просто расскажу, что понравилось, а что не понравилось.

Итак, плюсы.
1. Этот роман, безусловно, следует читать только на бумаге, потому что это радость визуала и кинестетика. Очень правильное оформление, не то чтобы необычное, но вводящее с книгой в резонанс. Стильно, броско, по-хорошему цепляет. Сразу подумалось, что именно такая интерактивная подача печатной книги и спасёт в будущем бумажные издания, надо только подойти со вкусом, чувством, толком, расстановкой.
2. Читается очень легко, в отличие от «Полной иллюминации». Да и вообще видно, что автор «вырос» и упрямо гнёт и развивает своё собственное литературное зрение. А вот переводчик остался тот же, хотя здесь он радует меньше, может быть, не хватает знания сленга?
3. Сам сюжет романа любопытный: девятилетний мальчик идёт по следам своего отца, который погиб в Торговом Центре Нью-Йорка, переживает несколько любопытных встреч со странными людьми, выясняет отношения с членами семьи, попутно рассказываются истории-вкладки от лица других персонажей. Продумано, довольно любопытно, но...

Минусы.
1. ...без души. Не увидела я её здесь, увы. Чётко рассчитанный маркетинговый ход — да. Чёткие аллюзии, на которые автор дрессирует читателя, — да. И вроде всё добротно и славно, но слишком холодно. Не спекуляция, нет, совсем другое, что-то новое и другого уровня.
2. Главный герой — абсолютно неправдоподобная кукла. Это не девятилетний мальчик. Это не Оскар из «Жестяного барабана», о котором так вопиёт контекст. Больше всего он мне напомнил главного героя из «Наивно. Супер»: слова и поступки взрослого, который пытается притвориться ребёнком, который хочет вести себя, как взрослый.
3. Различные детали, которые я про себя называю «хипстерскими»: мелочи, которые не несут никакой смысловой нагрузки, если копнуть глубоко, но на поверхности кажутся такими все из себя глубокомысленными и необычными. Вычурные и бессмысленные, вроде татуировок на ладонях дедушки «Да» и «Нет». Надо было бы тогда уж написать, что дедушка не только из-за зуда эксцентричности в одном месте отказался говорить, но и принципиально отказывался кивать и качать головой, считая это ниже своего достоинства. О, божечки, какая концептуальная идея, убиться веником. Ну, серьёзно, без такого ненужного пафоса произведение стало бы лучше, а так это воспринимается исключительно как свистелки-перделки для восторженных закатывателей глаз над light-псевдофилософией.

В принципе, неплохо. По сравнению с самим собой ранее автор заметно окреп, так что я бы поставила ему четыре звёздочки, но я всё же ставлю именно по собственному отношению к роману. Интересно будет смотреть, сможет ли он путём проб и ошибок через энное количество лет вывести идеальную формулу для романа, которую, как мне кажется, он сейчас и выводит с коммерчески-тщеславными целями. Нейтрально, ровно, никак, но приятно было подержать в руках и о потраченном времени не жалею.

Эта книга оставила после себя пустоту. Не потому что опустошила или удивила, а потому что вместо впечатлений о ней в голове — пустое холодное место, без эмоций, без мыслей, которое даже заполнять не хочется. Не знаю, почему так произошло, поэтому просто расскажу, что понравилось, а что не понравилось.

Итак, плюсы.
1. Этот роман, безусловно, следует читать только на бумаге, потому что это радость визуала и кинестетика. Очень правильное оформление, не то чтобы необычное, но вводящее с книгой в резонанс. Стильно, броско, по-хорошему цепляет. Сразу подумалось, что именно такая интерактивная подача печатной книги и спасёт в будущем бумажные издания, надо только подойти со вкусом, чувством, толком, расстановкой.
2. Читается очень легко, в отличие от «Полной иллюминации». Да и вообще видно, что автор «вырос» и упрямо гнёт и развивает своё собственное литературное зрение. А вот переводчик остался тот же, хотя здесь он радует меньше, может быть, не хватает знания сленга?
3. Сам сюжет романа любопытный: девятилетний мальчик идёт по следам своего отца, который погиб в Торговом Центре Нью-Йорка, переживает несколько любопытных встреч со странными людьми, выясняет отношения с членами семьи, попутно рассказываются истории-вкладки от лица других персонажей. Продумано, довольно любопытно, но...

Минусы.
1. ...без души. Не увидела я её здесь, увы. Чётко рассчитанный маркетинговый ход — да. Чёткие аллюзии, на которые автор дрессирует читателя, — да. И вроде всё добротно и славно, но слишком холодно. Не спекуляция, нет, совсем другое, что-то новое и другого уровня.
2. Главный герой — абсолютно неправдоподобная кукла. Это не девятилетний мальчик. Это не Оскар из «Жестяного барабана», о котором так вопиёт контекст. Больше всего он мне напомнил главного героя из «Наивно. Супер»: слова и поступки взрослого, который пытается притвориться ребёнком, который хочет вести себя, как взрослый.
3. Различные детали, которые я про себя называю «хипстерскими»: мелочи, которые не несут никакой смысловой нагрузки, если копнуть глубоко, но на поверхности кажутся такими все из себя глубокомысленными и необычными. Вычурные и бессмысленные, вроде татуировок на ладонях дедушки «Да» и «Нет». Надо было бы тогда уж написать, что дедушка не только из-за зуда эксцентричности в одном месте отказался говорить, но и принципиально отказывался кивать и качать головой, считая это ниже своего достоинства. О, божечки, какая концептуальная идея, убиться веником. Ну, серьёзно, без такого ненужного пафоса произведение стало бы лучше, а так это воспринимается исключительно как свистелки-перделки для восторженных закатывателей глаз над light-псевдофилософией.

В принципе, неплохо. По сравнению с самим собой ранее автор заметно окреп, так что я бы поставила ему четыре звёздочки, но я всё же ставлю именно по собственному отношению к роману. Интересно будет смотреть, сможет ли он путём проб и ошибок через энное количество лет вывести идеальную формулу для романа, которую, как мне кажется, он сейчас и выводит с коммерчески-тщеславными целями. Нейтрально, ровно, никак, но приятно было подержать в руках и о потраченном времени не жалею.

Прочитав, я перевернул книгу, и еще раз внимательно перечитал имя автора. Неужели это тот самый Фоер, от «Полной иллюминации» которого я плевался? Да, все верно. Но это и не он. Правду говорила margo000: «как будто два разных автора написали...». Он явно повзрослел. Исчез идиотский юмор (точнее он эволюционировал как-то, стал тоньше, изящнее). И книга мне понравилась.

Перед прочтением, я слышал, что эта книга об 11 Сентября 2001 года. Позволю себе сказать: это не совсем так. Фоер копнул и глубже и шире. Сквозь трагедию 11 Сентября, мы видим личную трагедию и боль 9-ти летнего мальчика. Его метания и переживания, его мысли, его мечты.

Я верил Фоеру. Почему? Мой отец умер когда мне было 6 лет, и я отлично понимаю, что это такое, когда один из двоих самых близких тебе людей уходит. Его просто больше нет. Разум отказывается в это верить, он ищет выхода, любого (даже заведомо фантастического), только бы не принимать реальность. Мне, например, снилось, что отец жив, и я когда то найду его. А ощущение беззащитности, я помню как сейчас, хотя прошло уже так много лет…
Но книга не ограничивается анализом чувств и переживаний одного только Оскара. Мы видим боль и трагедию войны (ведь 11 Сентября это война, хоть и в другом формате), глазами разных людей.
Вот какой она была для немцев, в глубоком тылу Германии, в Дрездене, который американские бомбардировщики превратили в руины:

бомбардировка прекратилась так же прозаиченски, как начилась. «Ты в порядке?», «Ты в порядке?», «Ты в порядке?». Мы выбежали из погреба, заполненного желто-серым дымом, мы ничего не узнали, полчаса назад я стоял на крыльце, а теперь не было ни крылец, ни домов, ни улицы, только море огня, вместо нашего дома — обломок фассада, на котором упрямо держалась входная дверь, лошадь в огне галопом промчалась мимо, горели машины и повозки с горевшими на них бежинцами, стоял крик, я сказал родителям, что пойду искать Анну, мать попросила остаться, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, отец заклинал не ходить, я взялся за дверную ручку, и на нее перешла моя кожа, я увидел мышцы ладони, красные и пульсирующие, почему я взялся за нее и другой рукой? Отец сорвался, он кричал на меня впервые в жизни, я не могу написать, что он кричал, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, он дал мне пощечину, он впервые поднял на меня руку, я больше никогда не видел своих
Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко & запредельно близко"

А так она выглядела для жителей Хиросимы и Нагасаки, городов где люди исчезали в чудовищном взрыве, и оставалась лишь тень:

ИНТЕРВЬЮЕР. Вы видели грибовидное облако?

ТОМОЯСУ. Нет, я не видела облака

ИНТЕРВЬЮЕР. Все это время вы держали ее на руках?

ТОМОЯСУ. Да, я держала ее на руках. Она сказала: «Я не хочу умирать». Я сказала: «Ты не умрешь». Она сказала: «Я постараюсь не умереть до дома». Но ей было больно, и она плакала: «Мамочка».

ИНТЕРВЬЮЕР. Наверное, вам тяжело об этом говорить.

ТОМОЯСУ. Когда мне сказали, что ваша организация ищет очевидцев, я решила прийти. Она умерла у меня на руках, повторяя: «Я не хочу умирать». Вот что такое смерть. Неважно, какая на солдатах форма. Неважно, современное ли у них оружие. Я подумала, если бы все видели то, что видела я, мы бы никогда больше не воевали.
Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко & запредельно близко"

Боль поколений. В этой книге идет внахлест друг на друга боль отца, потерявшего своего еще не рожденного ребенка и любимую, боль жены, потерявшей мужа, хотя он никогда и не был вполне ее (и от этого ее боль еще сильнее), боль мальчика, отец которого оставил их, и наконец боль Оскара, потерявшего отца. Временами мне казалось, что я слышу множество голосов, нашептывающих мне в уши: «боль, боль, боль…».
Эта боль от наших поступков, она как зараза, и в связи с этим, мне вспомнились слова из одной книги, которую я очень люблю:

– Так отдай же мне ее, Альтия, – негромко проговорил корабль. – Какой смысл тебе хранить ее в душе? Эта боль даже и ему никогда не принадлежала, чтобы тебе ее передавать. От тебя требуется только одно: отпусти. При тебе останется память, ибо она, к сожалению, неотъемлемо твоя, и ничего тут не поделаешь. Но боль – дело другое. Она очень стара и передается от одного человека к другому, словно зараза.
Р.Хобб "Корабль судьбы"

Там несколько не о той боли идет речь, но принцип тот же: боль нельзя держать в себе, ее нужно отпустить.

Книга оставляет больше вопросов, чем ответов. Да и где Фоеру взять эти ответы, ведь они у каждого свои. А он всего лишь расставил акценты над тем (и тут я к нему присоединяюсь), что считал важным.
Флэшмоб 2012 4/7

Прочитав, я перевернул книгу, и еще раз внимательно перечитал имя автора. Неужели это тот самый Фоер, от «Полной иллюминации» которого я плевался? Да, все верно. Но это и не он. Правду говорила margo000: «как будто два разных автора написали...». Он явно повзрослел. Исчез идиотский юмор (точнее он эволюционировал как-то, стал тоньше, изящнее). И книга мне понравилась.

Перед прочтением, я слышал, что эта книга об 11 Сентября 2001 года. Позволю себе сказать: это не совсем так. Фоер копнул и глубже и шире. Сквозь трагедию 11 Сентября, мы видим личную трагедию и боль 9-ти летнего мальчика. Его метания и переживания, его мысли, его мечты.

Я верил Фоеру. Почему? Мой отец умер когда мне было 6 лет, и я отлично понимаю, что это такое, когда один из двоих самых близких тебе людей уходит. Его просто больше нет. Разум отказывается в это верить, он ищет выхода, любого (даже заведомо фантастического), только бы не принимать реальность. Мне, например, снилось, что отец жив, и я когда то найду его. А ощущение беззащитности, я помню как сейчас, хотя прошло уже так много лет…
Но книга не ограничивается анализом чувств и переживаний одного только Оскара. Мы видим боль и трагедию войны (ведь 11 Сентября это война, хоть и в другом формате), глазами разных людей.
Вот какой она была для немцев, в глубоком тылу Германии, в Дрездене, который американские бомбардировщики превратили в руины:

бомбардировка прекратилась так же прозаиченски, как начилась. «Ты в порядке?», «Ты в порядке?», «Ты в порядке?». Мы выбежали из погреба, заполненного желто-серым дымом, мы ничего не узнали, полчаса назад я стоял на крыльце, а теперь не было ни крылец, ни домов, ни улицы, только море огня, вместо нашего дома — обломок фассада, на котором упрямо держалась входная дверь, лошадь в огне галопом промчалась мимо, горели машины и повозки с горевшими на них бежинцами, стоял крик, я сказал родителям, что пойду искать Анну, мать попросила остаться, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, отец заклинал не ходить, я взялся за дверную ручку, и на нее перешла моя кожа, я увидел мышцы ладони, красные и пульсирующие, почему я взялся за нее и другой рукой? Отец сорвался, он кричал на меня впервые в жизни, я не могу написать, что он кричал, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, он дал мне пощечину, он впервые поднял на меня руку, я больше никогда не видел своих
Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко & запредельно близко"

А так она выглядела для жителей Хиросимы и Нагасаки, городов где люди исчезали в чудовищном взрыве, и оставалась лишь тень:

ИНТЕРВЬЮЕР. Вы видели грибовидное облако?

ТОМОЯСУ. Нет, я не видела облака

ИНТЕРВЬЮЕР. Все это время вы держали ее на руках?

ТОМОЯСУ. Да, я держала ее на руках. Она сказала: «Я не хочу умирать». Я сказала: «Ты не умрешь». Она сказала: «Я постараюсь не умереть до дома». Но ей было больно, и она плакала: «Мамочка».

ИНТЕРВЬЮЕР. Наверное, вам тяжело об этом говорить.

ТОМОЯСУ. Когда мне сказали, что ваша организация ищет очевидцев, я решила прийти. Она умерла у меня на руках, повторяя: «Я не хочу умирать». Вот что такое смерть. Неважно, какая на солдатах форма. Неважно, современное ли у них оружие. Я подумала, если бы все видели то, что видела я, мы бы никогда больше не воевали.
Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко & запредельно близко"

Боль поколений. В этой книге идет внахлест друг на друга боль отца, потерявшего своего еще не рожденного ребенка и любимую, боль жены, потерявшей мужа, хотя он никогда и не был вполне ее (и от этого ее боль еще сильнее), боль мальчика, отец которого оставил их, и наконец боль Оскара, потерявшего отца. Временами мне казалось, что я слышу множество голосов, нашептывающих мне в уши: «боль, боль, боль…».
Эта боль от наших поступков, она как зараза, и в связи с этим, мне вспомнились слова из одной книги, которую я очень люблю:

– Так отдай же мне ее, Альтия, – негромко проговорил корабль. – Какой смысл тебе хранить ее в душе? Эта боль даже и ему никогда не принадлежала, чтобы тебе ее передавать. От тебя требуется только одно: отпусти. При тебе останется память, ибо она, к сожалению, неотъемлемо твоя, и ничего тут не поделаешь. Но боль – дело другое. Она очень стара и передается от одного человека к другому, словно зараза.
Р.Хобб "Корабль судьбы"

Там несколько не о той боли идет речь, но принцип тот же: боль нельзя держать в себе, ее нужно отпустить.

Книга оставляет больше вопросов, чем ответов. Да и где Фоеру взять эти ответы, ведь они у каждого свои. А он всего лишь расставил акценты над тем (и тут я к нему присоединяюсь), что считал важным.
Флэшмоб 2012 4/7

Ну надо же!!!.. Такое разочарование!!!

Эту книгу мне уже года 3 назад начали советовать замечательные люди (одна из них - режиссер московского театра, талантливейший человек). Книгу-событие, книгу-потрясение.
Но сначала мне выдалось прочитать его же «Жутко громко & запредельно близко» . Действительно - восторг! Именно книга-потрясение.
Ну и могла ли я сомневаться, что эта книга - беспроигрышный вариант?!
(И, конечно, именно поэтому именно эту книгу я и предложила для Избы-читальни).

Разочарована.

Нет, безусловно, тема страшнейшая - Холокост (я немало читала-смотрела-думала об этом - больно и необходимо это делать). И порой автору удавалось очень, очень нестандартно и довольно ощутимо ударить по больному, заставить вздрогнуть и почти зарыдать. Да, это есть.
И героев жаль невыносимо.
И очень четко и понятно показана тяжесть, которая ложится на века на плечи тех, кто хоть каким-то боком был задет той бедой, той трагедией - да я и в принципе о Войне, не только об истреблении отдельных народов.

Но при этом.... ЗАЧЕМ СТОЛЬКО МУТИ? Гадкой, липкой, на мой взгляд, совсем неоправданной? Зачем так много этой порнографии, извращений? Зачем?
Характеры более глубоко раскрываются? Вряд ли...
Что-то особенное в нас, в в читательских душах, раскрывается? Ну, не знаю - я только ежилась и плевалась от брезгливости и непонимания. И это при том, что не отношу себя к категории читателей-ханжей. (Вон, книгу Буковски тоже читала, поплевываясь, но я ПОНЯЛА, ЗАЧЕМ он так пишет. А здесь???)

1) подобный прием - исковерканный язык (здесь половина повествования ведется от лица и языком подростка-украинца, который якобы хорошо знает английский) - я уже встречала. К примеру, у Д.Киза "Цветы для Элджернона", у Хэддона "Загадочное ночное убийство собаки", еще где-то. Но в тех книгах я просто ЖИЛА этим героем-рассказчиком, я проникалась его мироощущением - было всё очень гармонично и естественно.
Здесь же я воспринимала только перебор.
Хотя да, порой было очень сильно: среди чрезмерно искорверканных фраз вдруг встречались ПЕРЛЫ - не только лингвистические, но и...душевные, общечеловеческие. Да, соглашусь, может и надо было на контрасте показать суть некоторых истин.
2) вам и правда где-то было смешно????????? Где?????
Мне ВООБЩЕ НИ РАЗУ не захотелось улыбнуться. Ну да, может "делать храпунчики" и пр. - очень трогательные выражения, мне понравились. Но и от них мне было ГРУСТНО!!!!!
3) история девочки Брод - очень понравилась!!!! И сама она понравилась. Даже скучаю по ней... И вздыхаю.
4)еще раз повторюсь: рассказ об истреблении штетла, - точнее, способ изложения, - невероятно силен. А как иначе? И эта разорванность, и некий сумбур в рассказе, в перемешивании точек зрения, и нагнетание ужаса, и...много чего еще - да, пожалуй, это талантливо.
5) люди, а ПОЧЕМУ отца заставили уйти из семьи???? и почему это преподносится как замечательный поступок Саши???? Я что-то упустила???

А после второй прочитанной книги уже можно говорить, что я – фанат? Тогда, я – фанат Фоера! Он откликается мне знакомыми темами, описанными чувствами, выбранными образами.

Инфо-повод «Полной иллюминации» - холокост, тоска потомков по географическим истокам, поиск своего места в жизни через путешествие к предкам. И это – тот самый случай, когда мое фото красноречивее меня рассказывает о моих впечатлениях.

Выживание единиц на фоне тотального уничтожения – подарок судьбы и страшная кара. Как жить тем, кто выжил, искать новое место и новую жизнь? Как жить их потомкам, на которых давит груз ответственности – не подвести, быть достойными? Как жить тем, кто был рядом с истребляемыми, и помощь им означала собственную смерть?

Вначале книги попадаешь в полный треш! Словно читаешь перевод с английского на русский, сделанный дословно. Первые страниц десять учишься понимать логику этого текста, адаптируешься к его фонетике и лингвистике. Хохочешь над каламбурами, улыбаешься найденным аналогиям, которые по-русски звучат совсем не по-русски.

Американский еврей, чей дед уехал из Союза в поисках возможности выжить, приезжает в родные места предка, чтобы найти тех, кто когда-то спас его от зверств немецких лагерей. А встречает бескрайние степи Украины, в которых нет ни селений, ни даже намека на то, что здесь когда-то жили люди.

Повествование ведется в двух временах. Современный, где Джонатан Сафран и Алекс путешествуют в машине со «слепым» дедушкой и собакой. И часть от «царя Гороха», медленно, но верно, текущая в сторону современности и показывающая кто были предками, как жили, кого рожали. Со второй частью все не так весело и забавно, как с первой. И хоть она наполнена фантастическими деталями в виде карнавальных платформ, ванн и унитазов, современными тканями, лекарствами, нормами морали, сквозит в ней боль отчаяния и желание разобраться. И уж конечно, она никак не претендует на историческую достоверность (и я очень надеюсь, что американцы – реальные читатели, для кого предназначался этот труд, это понимают).

И все же, при всей фантасмагоричности книги, на последней странице не просто "все освещается", наступает серьезная световая контузия. И нужно потом какое-то время, чтобы придти в себя и принять этот мир и в таком ракурсе освещенности.

Закрыть глаза, потому что страшно.
Закрыть глаза, потому что стыдно.
Потому что больно.
Или невыносимо...
А еще…
иногда
тебя ослепляет.
И ты просто не в силах открыть глаза…

Наверное, это самое абсурдное – разрушить идеальный брак. Такой, в котором один смешной и милый, а другой благоразумный и рациональный. Где один применяет юмор «как химиотерапию», а другой спрашивает «подумай, почему ты второй раз сделал ту же самую ошибку». Где два человека с каждым годом становятся все ближе и ближе друг к другу, где взаимопонимание достигает гипертрофированной формы… Но вдруг, оказывается, что один смешной, милый, но легкомысленный, не серьезный, не способный взять ответственность на себя. Где другой благоразумный, рациональный и … эгоистичный, черствый, недовольный. Где степень сближения прямо пропорциональна степени уничтожения твоего Я, где маршруты расписаны, и с успехом можно не прикасаться друг другу неделями и месяцами. Где сказать друг другу нечего. Где никто не способен сказать, что же он на самом деле думает.

Джонатан Сафран Фоер написал книгу о том, как разрушить идеальный брак. Он был той самой смешной и милой половиной, который при трагедии первым делом шутит, а потом плачет. Она – воплощение самообладания и хладнокровия, продукт долгих визитов к психотерапевту, подчеркнуто повторяющая, что «грустить это нормально». Они стали друг для друга самыми близкими и самыми далекими людьми. И брак, счастливый, устоявшийся, прочный, с идеальной пропорцией уступок и компромиссов был разрушен, потому что глубоко внутри каждый из них был несчастлив. Можно ли быть самым близким человеком, но при этом нелюбимым? Или не так – может ли любимый человек быть самым далеким?

Дальше...

Джонатан Сафран Фоер написал почти исповедь. Здесь каждое предложение и каждая мысль выстраданы, пропущены через горнило разрыва/развода/одиночества/этапа «научиться жить одному». Здесь понимание и принятие ситуации пост фактум, и в то же время погружение в де факто. Чтобы понять наконец, где, когда, что именно пошло не так. Боль от того, что дети остаются не с тобой. От того, что непонятно, как именно нужно жить дальше. И глухое недовольство, и немое страдание, и безысходная тоска.

Джонатан Сафран Фоер написал книгу о браке и об Израиле. О вечном вопросе Финклера. И кажется, что ни один еврей не способен жить в мире с самим собой, каждый продолжает терзаться, только вот терзается каждый своим. И обязательно память поколений, и проговаривание отношения к холокосту, и место евреев и в мире, и в конечном счете, поиск собственного мира… И да, будучи максимально реалистичной, книга в один момент превращается в историческую реконструкцию сослагательного наклонения «что если». Что если Израиль переживет серию землетрясений, что если в одночасье он окажется беззащитным перед лицом своих соседей и врагов? Что если весь мир ополчится против него? Что если…

Эта книга многословна, но я не хотела пропускать ни строчки. Ее идеи порой банальны, но в общем контексте цепляют так, словно ты читаешь великую мудрость. Эта книга повседневна, но проживание этих проблем, разрушение идеального брака дает представление об уникальном опыте…

И да, многое из этой книги было мне чуждо. Я бы никогда не промолчала, не стояла бы под дверью, не в силах войти и спросить «как дела?», не побоялась бы попросить о помощи… Я бы никогда не воспринимала яркую личность Другого как покушение на целостность моего Я. Я бы… да много чего, я бы. Но главное – трагедия повседневности, безысходность упрощенности… Вот это все понятно. Некий культурный код, который усваивается автоматически, если тебе больше 30.

Эта книга – некая альтернативная реальность жизни, в которой вы «почти развелись» и «почти расстались». Язык – классика американской прозы, легкий, простой, доступный, без грубости, хамства, агрессии. Сюжет – максимально реалистичен. Герои – почти ожившие прототипы реальных супругов, в состоянии распада семьи.

Другой человек способен ослеплять. И вся оборона, тщательно выстроенные стены из доводов разума и рассудка, самоуверенность и демонстративное равнодушие способны рухнуть как стены Иерихона. От одного только взгляда.
Поэтому глаза лучше не открывать.