Безгрешность

Внимание. Сейчас из меня польются пафосные слова: грандиозный, монументальный, талмудический, патологический, колоссальный, обездвижить. Это такой мой ассоциативный ряд на "Безгрешность". Что само слово-то означает? Безгрешность. Кто без греха, тот первый бросит в меня камень? А есть кто-то без греха? Безгрешны ангелы, выходит? Тогда антоним что, греховность? А греховны кто - люди? Тогда, выходит, человечность и есть греховность? Нет, меня не пора в желтый дом сдавать, хотя некто во флудилке как-то предлагал, просто это тот вопрос, о котором я давно задумывалась. Ты человек, пока ты грешен? А кто перестал, кто просветлился, он тогда кто? Надчеловек? Ангел во плоти? Не верю, не бывает ангелов во плоти, плоть слишком требует своего.

Кстати, не только плоть, но и дух своего требует, особенно если он надорванный с детства. Мы все тут надорванные с детства, кто-то больше, кто-то меньше, кто-то осознает свою надорванность, а кто-то нет, и вот когда нет - тогда самое страшное наступает. Депрессии, психосоматика, суицид. Веселая книга, что и говорить. Пятеро главных, можно сказать, героев, и все надорванные, с проблемами. Франзен - это какой-то веселый Драйзер. Что у Драйзера "Американская трагедия", то у Франзена - "Безгрешность". Нет, тематика разная абсолютно, и сюжет тоже, и Драйзер зануден, а Франзен совсем нет, но Франзен так же препарирует сознание, только с черным-пречерным юмором. Так, заново. Пятеро главных героев, и все как-то пострадали в детстве.

Вот Пип, неведомо как выросшая нормальной, хотя не должна бы была с такой-то мамочкой. Вся первая глава посвящена Пип, и как она пытается сепарироваться от гиперопекающей мамаши. Вот страшное дело - эти "свет очей моих" и "всю жизнь на тебя положила". Это ж как на самом деле должно психику калечить, и какое слоновье чувство вины вызывать? Так что Пип еще относительно нормальная получилась, сбежала вовремя из фамильного дома, и пошла искать неизвестного папу. То есть маме то он известен, где он и что с ним, но дочери ни имени не говорит, ни адреса, вообще ничего не говорит.

Вот Андреас, который вырос в ГДР, в котором его родители были у самой кормушки власти, и судя по СССР, у него было то еще детство. Не могу не ударяться в психологию, впрочем, автор и сам в нее ударяется, но Андреас тоже пострадал от отношений с мамой, так и не смог преодолеть эдипов комплекс, и добрых несколько сотен страниц мы будем читать про мастурбацию и мечты об инцесте. Ооооо да, конечно, немецкая порнушка, это было фантастически. А потом мы будем читать про изгнание Эдипа и вообще читать миф о нем прям почти точь-в-точь, только осовремененный и перенесенный в 90-е годы, когда пала Берлинская Стена. Заодно много узнаем про Штази и их секреты, и как зарождалась ВикиЛикс, и про Ассанжа послушаем. И интересно будет, хотя для меня лично темы ну совсем мимо идущие, никогда не интересовали меня утечки, заговоры спецслужб и все такое. Но Франзен умудрился и такое сделать интересным, да еще и приплести чуточку безумия.

Или вот Том, журналист из Денвера, бывший крайне неуверенный в себе мальчишка, который женился на первой давшей ему девочке. Жаль только, что девочка оказалась инфантильной, беспомощной дурой, причем настолько дурой, что Тим еле вырвался из этого брака, сильно при этом пострадав. Так пострадав, что эти отношения еще долго будут его отвращать от нормальных, теплых женщин.

И еще парочка людей со своими тараканами, да у кого их нет. И что ж между ними общего? Быть может, патологии разума? Психологические отклонения? Черные ниточки связей? Загадки из разряда, "я знаю, что вы делали прошлым летом"? Они все связаны в тесный клубок таких нездоровых отношений, что можно только диву даваться, как они выжили. Или выжили, но не все. Или выжили, но с ущербом. Иногда "Безгрешность" доходит до неправдоподобности, но кто я такая рассуждать об этом, ведь иногда жизнь выкидывает такие коленца, что поневоле начинаешь верить и в "Санта-Барбару" и в "Клонов", прости г-ди.

Не очень связно получилось, но что вы хотите, я прочитала 736 страниц за один день, настолько меня погрузило в "Безгрешность". Вот очнулась, что-то формулирую, и то хлеб.

На самом деле нам читать Франзена куда проще, чем американским читателям. Нам он достается очищенным от медийного багажа, который уже лет десять как, а то и больше волочится за ним мешком-калоприемником по англоязычному интернет-пространству. Любое публичное выступление Франзена (интервью etc) выглядит так, будто он заранее пришел на него с включенным вентилятором, предлагая пошвырять в него инвективами. То он скажет, что хотел усыновить какого-нибудь сироту из Ирака — ради эксперимента, чтобы лучше понимать молодежь. То заявит, что американскому аналогу лапотников и офисного планктона вовсе незачем читать рассказы Элис Манро, мол, у них в жизни и без этого проблем хватает. А то и вовсе повиснет на вилах у феминистски настроенных критиков, слишком громко сообщив, что у Эдит Уортон и романы были бы почеловечнее, если б она не была такой страшной.

Не то что бы нам непременно нужно знать, медийный ли чудак Франзен или просто не слишком умеет разговаривать на публику, но для понимания его нового романа это знание пригодится. Отдельные его куски и некоторые темы явно задумывались как ответ Франзена интернету, который медленно, но верно превращает его в мем — «немодный белый писатель для белых читателей». Но «немодность» Франзена живет только в голове у интернета, излишне раскаленного его высказываниями. На самом деле романы Франзена — или, вернее, каждый новый роман Франзена — это такой конструктор, где самые свежие темы плотно увязаны в одно повествование при помощи бойкого и динамичного сюжета, который постепенно возвращается даже в большую — и даже во франзеновскую — прозу.

Название

Интересно, конечно, под каким названием роман выйдет в России, потому что называется он натурально «Пьюрити». Пьюрити — то бишь «чистота» — это имя главной героини. Так ее назвала мать — очередная и на этот раз слишком выпукло выписанная франзеновская истеричка с таинственным прошлым и страстью к духовному самосовершенствованию. И название это такое, двояко, скажем, выпуклое. С одной стороны, чистота, а точнее прозрачность, — навязчиво педалируемая тема романа. Который, в общем-то, посвящен тому, как нас потихоньку захватывают соцсети и гугл, перед которыми мы скоро будем стоять в одном исподнем, а то и вовсе голыми, потому что последние трусы выложим в фейсбук. С другой стороны, в героине романа, которая росла-росла в лесу без телевизора и интернета, да и выросла этаким гибридом соловьевской Софии с мисс Джеллиби, явно просвечивает желание Франзена по привычке поскрести граблями воинствующий феминизм.

Сюжет

Пьюрити «Пип» Тайлер 23 года, у нее долгов за обучение на 130 тысяч долларов, и она работает в стартапе, из лучших побуждений толкающем альтернативную энергию пенсионерам. В оставшееся время Пип сквотирует в заложенном доме, который банк вот-вот отберет за неуплату, вместе с группой поистине гоголевских персонажей: немецкими вербовщиками в проект а-ля WikiLeaks, хакером-шизофреником и людьми, которые не верят в деньги, поэтому живут исключительно за чужой счет. Пип очень нужно узнать, кто ее отец (вдруг у него найдутся лишние 130 тысяч долларов), поэтому она соглашается поработать интерном у ассанжеподобного хакера Андреаса Вульфа. Вульф — немец, выросший в Восточной Германии, — как и Ассанж, вываливает в интернет грязные секреты человечества и, кажется, может помочь Пип найти ее отца. Но сначала ей, как водится, нужно сгрызть семь железных сюжетных хлебов и поучаствовать в сценах неловкого секса, а Франзену — сказать все, что он думает об интернете, тоталитаризме и твоей матери.

Ассанж и Сноуден

Андреас Вульф — хакер и автор проекта «Солнечный луч» (дезинфекция человечества от секретов) — тот же Ассанж, только немец. Хакеры, которые скопом вываливают на неподготовленные головы секреты, которые они добыли не «ногами», а просто поковырявшись в чужих компьютерах, совсем не ровня другим героям книги, Тому и Лейле, честным журналистам, которые ради материала по старинке готовы брать интервью, рисковать жизнью и — что гораздо сложнее — проверять все факты. Андреас Вульф же, который то Ассанж, то Сноуден, а то и просто обсессивный гуглосерфер, никакой не журналист. Он и диссидентом стал поневоле, и борцом с режимом, потому что мама мешала мастурбировать, да и чужими секретами увлекся только из-за того, что всеми силами мечтал скрыть свои.

Феминизм и образ матери

Мать у Франзена кажется просто хтоническим злом. Одна — воинствующая феминистка, которая довела мужа до того, что он и через двадцать пять лет после развода ее боится (еще бы, ради нее он научился писать сидя, а когда она не слышала — бунтовал и мочился в раковину). Вторая слишком сильно любила сына и сидеть голой на дереве. Третья сначала служит больному желудку своей матери, а потом подчиняет весь дом своей кишке. Единственная приличная женщина в романе — не мать. Но это только на первый взгляд, ведь мы помним, что Франзен всегда старается помочь интернету с материалом для вентилятора. На деле же это роман о детях, которые, как водится, все свои анальные фиксации, комплексы и кусочки прошедшей мимо жизни стараются приписать родителям, но мама всегда все лучше знает, поэтому всегда выкрутится.

Интернет и тоталитаризм

Великий хакер Андреас Вульф неслучайно помещен Франзеном в условия тоталитарного режима. Восточная Германия у Франзена, с ее комфортной жизнью аппаратчиков и тоскливыми взглядами за стену, по мнению писателя, мало чем отличается от современного интернета. И там и там — замкнутая система, от которой особенно никуда не денешься (партия знает, кто твои друзья, а Цукербергу даже и спрашивать не пришлось). Только теперь apparatchikov, которые в этой системе прекрасно устроились, можно определить не по наличию телефона в квартире, черной «Волги» и выездам в Югославию, а по тучным стадам фолловеров и большому количеству лайков и перепостов. Выросший в семье партийного бюрократа Вульф понимает это как нельзя лучше. Будучи молодым и дерзким, он не забывал бояться Штази. Теперь же, раскрывая чужие секреты, он делает это строго в рамках непротивления гуглу.

Диккенс, Гете и Булгаков

Пип, которая пытается раскрыть тайну своего происхождения, героиня настолько диккенсовская, что сам Франзен аж раза три разными героями шутит шутку про «большие надежды». Но диккенсовость романа — это такая дымовая завеса, за которой Франзен старательно упрятал русско-немецкие корни «Пьюрити». Эпиграф у романа — тот же, что у «Мастера и Маргариты», в сюжете появляется непременная отрезанная голова, а само повествование явно лежит на подушке, набитой булгаковщиной, достоевщиной и сумрачным немецким духом. Особенно это касается истории Андреаса Вульфа — Воланда, Фауста и Раскольникова в одном несчастном лице, который настолько нечаянно причиняет всем добро, что сам этого не выдерживает. В «Пьюрити» есть и хрестоматийное убийство лопатой с целью избавления от вредоносной гадины, есть и знакомое каждому десятикласснику последовательное нисхождение в глубины душевной каторги, есть даже Аннушка-Гретхен, которая и масло разлила, и сама стала тюрьмой одному из героев. Вообще это самый русский из романов Франзена, хоть сама Россия как таковая тут представлена обязательными шутками о Путине и русской мафии (один из второстепенных героев облегченно вздыхает — раньше он боялся, что русская мафия пульнет в них ядерными боеголовками, но теперь русская мафия пришла к власти и ядерное оружие, слава богу, под контролем). Но русскому читателю, наверное, куда интереснее будет черная-пречерная нажористая достоевщина, которой нет-нет да и пахнет из-под бойкого сюжета и памфлетных вкраплений. Внезапная ощутимая несовременность романа — именно то, что поражает в этой работе Франзена. На первый взгляд это очень-очень трендовое произведение, очень традиционный Франзен, который, несмотря на всю свою нелюбовь к технической современности, вдруг и сюжета в роман добавил, и структурировал его в духе Дэвида Митчелла. (По сути это шесть новелл, объединенные общими персонажами.) Здесь есть все, за что мы уже несколько раз любили Франзена, — тихенький сарказм, секс из-за угла, огромные отступления на политические и семейные темы и неосознанные бракосочетания. Но здесь же Франзен вдруг неожиданно как-то укрепил то, что начал в «Свободе», когда он на скроенном из идей и впечатлений холсте, оставшемся от Филипа Рота и Дэвида Фостера Уоллеса, вдруг стал выкраивать роман старинный — и даже не англоязычный, а такой, от которого русским духом пахнет. В «Свободе» это были «Война и мир» и «Анна Каренина», в «Пьюрити» же — трогательные, онемеченные и чуточку раскрашенные Булгаков и Достоевский. Герои Франзена перестали копаться в дерьме в поисках обручального кольца всевластия и устремили взгляды внутрь себя, где вдруг внезапно началось все самое интересное.

Итог

В России роман выйдет весной, и к тому моменту российскому читателю вряд ли удастся прочесть его так, как он и задумывался, — с подкладкой из актуальности, «сейчасности», которая, впрочем, подчас превращала роман в шестисотстраничный фейсбучный пост на злобу дня. С другой стороны, нам повезло гораздо больше англоязычных читателей — к тому моменту, когда выйдет перевод, вся новостная злободневная фейсбучность романа уйдет в глубины потока новостей, и нам выпадет редкая возможность прочесть очень свежий и почти что классический роман о недавнем прошлом.

У меня часто спрашивают - мол, человек хороший, ты вот пишешь рецензии, но из них даже сам черт не поймет, о чем книга то? Почему ты постоянно пишешь о чем-то абсолютно не то, что к книге, а к литературе отношения совсем не имеющего? Юношеское путешествие на поезде с дьяволом (настоящим) в Анапу, рецепт оригинального и канонического коктейля «Пина Колада», загадка третьего катета, синдром Пастернака (и то, возможно, речь об овоще) - эй, парень, остановись! О чем книга то? Ну как о чем? Книга мне напомнила отблески утренней росы на забытом ежами шалоте. Последствия подобных рецензий очень предсказуемы и в целом логичны - «это не рецензия», «автор пишет только о себе», «автор идиот», «как может выпасть роса на сорванном шалоте?». Конечно, все это достаточно конструктивно и по делу, но эта категория читателей игнорирует причину, почему я пишу не о том, сколько людей было в «доме Болконских» и как их звали, а почему половина из них похожа на тархун, а другая - на моего одноклассника, который рано начал играть в сквош. Причина, кстати, очень проста (и, на мой взгляд, уважительна) - я не нахожу в себе сил и возможностей на тот или иной манер переписывать аннотации, тем более они с годами становятся все более и более содержательными. Мне абсолютно все равно, что там видела девушка в поезде, но мне важно сообщить потенциальному читателю, что во время чтения у меня от нее возникла асфиксия и прихватило живот. В общем, знаете, что это? Я долго думал, как это назвать (фаворитом была Литературная Лайка), и решил, что все это эмоциональные паттерны.

Итак, эмоциональные паттерны чрезвычайно важны в изучении любого произведения, в частности – «Безгрешности» американского прозаика Джонатана Франзена. Так что же это все-таки? Это – то, как вам на вкус сегодняшний борщ в столовой и ваши коллеги. Это – то, о чем вы подумали, когда отвели глаза от книги (например, о новогоднем снеге и Джессике Альбе в старом растянутом свитере). Это - то, о чем вы не читаете, когда вы читаете. Причем, это вещь абсолютно естественная, не вызывающая какого-то моментального резкого переживания (тогда это называлось бы триггерами и вас, скорее всего, наблюдали в диспансере). Это как незвучащая нигде музыка Сен-Санса, которая вас сопровождает утром по пути на работу. Боже, а я-то думал это будет сложно объяснить. Кстати, если кто-нибудь когда-нибудь будет кому-то объяснять, что это, то называйте это, пожалуйста, все-таки Литературной Лайкой. А то метафоры, оксюмороны, гиперболы - скука смертная. Так вот, Литературная Лайка невероятно важна и полезна – ведь без ее шершавого языка никак не донести до читателя, внимание, еще один термин, импрессивную палитру произведения. Импрессивная - от венгерского «впечатление, когда ты читаешь или ешь гуляш». Можно ведь писать о любой бессвязной ерунде (вспомните Гришковца, хотя нет, не стоит), толкая своего читателя даже не к коннотативному ряду, а просто, к каким-то подсознательным откровениям. Именно поэтому, рассказывая историю про забытые подносы на одной правительственной даче под Сыктывкаром, я могу составить для будущего читателя потенциальное впечатление от книги Митча Каллина, причем совсем не обязательно настроения в моей истории будут соответствовать настроениям в книге. Это только звучит как тарабарщина, но на самом деле как-то работает. Я вот прямо сейчас чувствую, что кто-то меня понял и улыбнулся. Привет тебе мой друг, не забывай свои подносы под Сыктывкаром. Ах да, ну и есть категории людей Я ВСЕ РАВНО ПРОЧИТАЮ и ВЫ НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛИ, но для них у меня в запасе остался когнитивный бабагануш. Как он работает, я сам до конца не знаю, но нападающие превращаются в сливные бачки на вокзалах. Просто попробуйте с ними как-нибудь поговорить на Ярославском вокзале – вы очень удивитесь.

Что ж, теперь вы вооружены всей нужной терминологией, теперь можно и о Франзене. Его «Безгрешность» ждали чуть ли не истерично по обе стороны океана, ну а как же – новый главный писатель огромной и великой страны, которому нет 80 с лишним, который не прячется от публики, и который пишет чаще чем один раз в 10 лет (это я все про Рота (теперь можно и Делилло), Пинчона и Тартт). Вы, кстати, заметили, какой хайп подняла наша новая интеллигенция – рецензию на «Безгрешность» написали все, кто смог или хотя бы просто умеет писать. Ну а чему ты удивляешься, дружище, ведь это грандиозное событие для литературы, вот и все об этом говорят. И да, и нет. То, что Франзен написал очередной огромный (самый) и сложный (очень) роман – это прекрасно, а то наши Толстые немного извелись в последнее время. Но вот заслуживает ли «Безгрешность» всего того, что ей приписывают? Можно ли простить Франзену его бессовестные шуточки в адрес его доброго вегетарианского коллеги Сафрана Фоера? И, вообще, может этой книгой нужно комод подпирать (Я не понял ни черта – комментарий Леонарда Риджо)? Сейчас мы немного попаттернируем.

Как-то раз мы с другом поехали на дачу. Ну знаете, поесть шашлыка, выпить пива, поговорить за жизнь. Дело, конечно же, было в пятницу, поэтому дорога от пункта А в пункт Б по показаниям Яндекса могла занять примерно 2 с половиной часа. Разумеется, дух авантюризма и желания победить систему очень быстро взял верх над здравым смыслом, поэтому было принято коллегиальное и неоспоримое решение поехать в объезд. А что такое поехать в объезд в Москве – это с гордым видом встать в соседнюю пробку. И так поначалу и было, особенно был радостен железнодорожный переезд, который предложил решить серьезную философскую задачу, можно ли умереть от желания умереть. Темнело. Музыка по радио лишилась своих низких частот. И тут – вот оно, невидимая тропа, древняя дорога, которой пользовались еще варяги. И каким-то образом мы ее нашли, этот Грааль автомобилиста, этот шелест волос Сэлмы Хайек. На правах штурмана я уверенно направлял своего возницу. Мимо проплывали невидимые леса, заброшенные дома, пару кладбищ и, возможно, пара голодных вервольфов. Мы уже забыли о том, куда мы едем, перестали слышать запах маринованной свинины и бульканья чебоксарского пива. Мы победили всех, мы нашли путь!

Спустя 5 минут мы, без каких-либо предварительных ласок, въехали во двор к каким-то людям. Выяснить это удалось по отсутствию любых поворотов и местной собаке, которая была очень рада огромной жестянке на резиновых НЕНАВИСТЬ БОЛЬ ГРЕХ СОЖРУ колесах. С тяжких вздохом, наш флот в лице одного уцелевшего фрегата, дал обратный ход. Напряжение как-то спало, в голове прояснилось, в животе заурчало. Мы были на даче еще через каких-то полчаса. С момента нашего выезда прошло больше 4-х часов. Мы бросили вызов самой природе, самой сути всего на свете… и приехали во двор к Михаилу Петровичу с его супругой и их собаке Самсону. И стоило возить себя по неизведанным лесам, мимо сгоревших остовов старых Москвичей, чтобы приехать куда-то не туда? Возможно, стоит спросить одного американского писателя Джо, который делает то же самое – идет к основной сюжетной мякотке (авокадо) через южноамериканские леса и немецкие спальные районы. И вроде бы кажется, что так быстрее, а на деле.. Ну вы поняли.

Возможно, Джонатан Франзен устал слушать от жены и друзей шуточки про Толстого ("эй Джо, твоя мамка такая толстая, что скоро уже напишет войну и мир"), поэтому «Безгрешность» самая «нетолстая» из переведенного на русский язык творчества Франзена. Да и вообще, какой там Толстой, даешь больше - "Безгрешность" постоянно, и не совсем, скажем, в меру апеллирует к Шекспиру. Сюжетно, это, вроде бы, как и оправданно, но эмоционально как-то непривычно, что все американцы тут и там цитируют Вильяма нашего Шекспира. Все это, ну вы понимаете, не очень правдоподобно, не очень гармонично. Не возникает синергии что ли - Толстой был как влитой, а тут на тебе, Шекспир. А что дальше? Греческие философы, Библия, цитирование самого себя? Ну да ладно, уже вечереет.

«Безгрешность» - правда, вот честно, очень хорошая книга. Если бы я был настоящим литературным критиком, то я бы уже давно бы вам все уши прожужжал про великолепные интертекстуальные маркеры и так далее. Но для простого человека, который чаще пользуется Литературной Лайкой, чем сложным анализом, с этой книгой что-то не то. Она точно не та. Вот, «Щегол» - тот. А «Безгрешность» - не та. Ох ладно, а то потом растащат на цитаты. Просто, если вы вдруг не читали Франзена, то не начинайте с этой книги. А если вы прочитали уже всего Франзена – то, ну не знаю, потяните время, почитайте Янагихару, по которой все сойдут с ума через пару недель. Вот такой вот парадокс, книга хорошая, а посоветовать ее я не могу. И обложка у нее дурацкая. Как альтернатива – в начале следующего года на кабельном канале Showtime (значит, покажут все) выйдет одноименный сериал, в котором неожиданно для всех будет солировать Дэниэл Крэйг (в роли Андреаса Вольфа). Сериал делают вполне заслуженные люди, хотя по кастингу пока нет никаких ясностей – но будет вот Крэйг, да и сам Франзен, вроде как, будет сидеть на каком-нибудь стульчике и морщить лицо. Ах да, какая книга, такой и сериал – 20 серий.

И как пел Джимми Хендрикс – «Эй, Джо, куда ты теперь собираешься бежать?»

«Куда, куда»?

Ваш CoffeeT