возил Мела на спине, – рассказывала Джейн Гудолл в недавнем интервью. – Если малыш мерз или пугался, Спиндл, будто мать-шимпанзе, позволял ему прижиматься к своему животу. Когда Мел после наступления темноты карабкался к гнезду Спиндла и жалобно поскуливал, Спиндл протягивал лапу и помогал ему забраться внутрь[172]”. Они спали в гнезде в обнимку. Спиндл делился с малышом едой и позволял ему есть первым, он защищал его от альфа-самцов, хотя из-за этого ему от них крепко доставалось. Чем еще можно объяснить такую самоотверженную преданность, как не любовью? Что еще могло заставить Спиндла терпеть боль ради малыша? Что еще могло заставить его рисковать жизнью? “Не будем забывать, – пишет Джейн Гудолл, – что человеческая любовь и сопереживание корнями уходят глубоко в прошлое: мы унаследовали способность к этим чувствам от наших предков-приматов[173]”.
И приматами дело не ограничивается. Инстинкты, лежащие в основе любви, свойственны всему миру животных