Цитаты из книги «Сезам и Лилии. Лекции об искусстве»

пейзаж – это не система значений, а система отношений: мы сначала просто глядим на море, замечая дымку или игру лучей, потом вглядываемся в то, как работают эти явления, а потом и испытываем зрение, насколько счастливо для себя оно далее может вглядываться. Тогда пейзаж оказывается одновременно лабораторией взгляда и той игрой нашего зрения в природное счастье, которой радуется сама природа.

природа любит прятаться, и не сразу раскрывает себя; но если раскрывает, то в капризном многообразии.

Вы видите, что в графических искусствах присутствуют Уменье, Красота и Сходство, в архитектурных – Уменье, Красота и Польза.

Все графические искусства начинаются с очертания тени того, кого мы любили, и заканчиваются тем, что придают ей подобие жизни;

Здесь у искусства две функции: во-первых, оно дает форму знанию и красоту тому, что полезно, то есть делает зримыми те предметы, которые без него не могла бы описать наша наука, не могла бы удержать наша память; во-вторых, оно придает прелесть и ценность предметам повседневного потребления: одежде, мебели, жилищу. В первом случае оно сообщает точность и очарование истине, во втором – точность и очарование практически полезному. В

Только рабочие дома для богатых не включают идею работы, и их скорее можно назвать увеселительными домами. Но бедные, по-видимому, любят умирать самостоятельно; может быть, если бы мы устроили им достаточно изящные и уютные увеселительные домики или доставляли пенсию на дом и разрешали некоторое предварительное упражнение в заграбастывании общественных денег, – они бы кое-как и помирились с этим. Но теперь дело обстоит вот как: мы облекаем свое попечительство в форму столь оскорбительную или мучительную, что бедные соглашаются скорее умереть, чем прибегнуть к нашей помощи; или же мы держим их в состоянии такого невежества и тупоумия, что они дохнут от голоду как звери, дикие и безгласные,

Воображаете, что искусству можно выучиться как бухгалтерии и что, кто ему выучится, тому больше придется вести счетных книг. Вы любите картины отнюдь не больше, чем объявления, расклеенные на ваших заборах, только для объявления всегда найдется место, а для картины его нет.

Если бы мы были губками, произвести на нас впечатление было бы трудно; если бы мы были земляными червями, которые каждую минуту могут быть надвое разрезаны заступом, слишком сильное впечатление было бы для нас зловредно. Но так как мы – люди, оно нам здорово; более того, самая наша человечность находится в прямой зависимости от нашей впечатлительности, и достоинство наше обусловливается мерою страсти, на которую мы способны.

Помогая самому последнему» (1860), после положенная Махатмой Ганди в основу его социальной программы 1908 г

Классицизм для Рёскина, напротив, повторяет готовые элементы, заставляя зрителя бродить в призрачных зеркалах своих отражений. Книга Рёскина о готике не вызвала бы бурю во всем интеллектуальном Лондоне, ограничься Рёскин лишь стилистическими предпочтениями. Но он посягнул на главное: на начало промышленного производства, на модные промышленные выставки, в которых он усмотрел выражение классицизма как создания образцов безжалостной властью техники. Классицизм для Рёскина означал всё самое неприглядное в современном ему капитализме: разделение труда, с неизбежным делением людей на знатоков и узких специалистов, нерегулируемый рынок, который требует простых сделок, но при этом создает иллюзорные ценности