Дело было в одном из садов. После вырубки деревьев рабочие обвязывали пни цепями, приковывали к упряжкам мулов и вырывали из земли. Операцию эту на стройке водохранилища давно уже обкатали до автоматизма, и все шло гладко, пока не пришел черед предпоследнего пня. Тот не шел ни в какую – целых две упряжки не могли сдвинуть его с места. Усилиями трех его все же сняли: он вышел, выпростав непомерно длинные, гораздо больше обычных, корни – бледные, гибкие, чем-то похожие на щупальца осьминога, гораздо толще самых старых ветвей. В их переплетении и был обнаружен полупрозрачный конгломерат размером с голову человека. Отливающий не то белым, не то бледно-голубым, глазам рабочих предстал самый настоящий драгоценный камень – хоть никто и не смог опознать, какой именно. Он был теплым на ощупь и, похоже, некогда подвергался огранке. Кое-кто в таверне позже утверждал, что в одной из граней углядел далекий огненный глаз, вглядывавшийся в «самую душу», но к моменту признания этот кое-кто порядочно набрался, и ему, понятное дело, никто не поверил.
Несмотря на то что никто ничего не хотел разбалтывать, так уж получилось – камень был найден в самом конце рабочего дня. При всем своем любопытстве рабочие устали, и было им совершенно очевидно: чтобы безопасно извлечь драгоценность из паутины корней, потребовалось бы немало работы пилами. Кроме того, глава отряда, никогда не упускавший возможности выслужиться перед начальством, настоял на том, чтобы о камне доложили куда надо, а пока что оставили там, где нашли. Если бы все в отряде – или хотя бы кто-то один – были тверже уверены в ценности находки, все эти указания пропустили бы мимо ушей. Однако поскольку камень мог стоить примерно столько же, сколько стоила грязь, из которой он был извлечен (то есть ровным счетом ничего), главу отряда послушались. Со своей стороны тот уверил рабочих, что, если камень взаправду окажется драгоценным, им вне всяких сомнений что-то да причтется; на вопиющий абсурд подобного заявления никто даже не смог ничего ответить.
Так или иначе, компания не успела ничего предпринять: когда на следующее утро ее представитель прибыл в сад, камень бесследно исчез. Дерево лежало там, где его спилили, даже сплетение корней внешне выглядело нетронутым.