Цитаты из книги «Женщина французского лейтенанта»

В собственном обличье… и тот еще фрукт. Некогда патриархальная борода, продемонстрированная в вагоне первого класса, нынче подстрижена, как у хлыща-французика. Одежда, включая изысканно расшитую летнюю жилетку, три кольца на пальцах, длинная тонкая сигара в янтарном мундштуке, трость с малахитовым набалдашником… во всем намек на показуху. Вид как у человека, ранее читавшего в церкви проповеди, а затем ушедшего в оперу, где у него гораздо лучше получается. Одним словом, этакий успешный импресарио.

Это оставляет мне альтернативу: пускай схватка идет своим ходом, а я буду ее лишь фиксировать, либо я болею за обе стороны. Я смотрю на это несколько женственное, но не такое уж никчемное лицо. И по мере приближения к Лондону, кажется, я нахожу решение… сама дилемма фальшивая. Единственная для меня возможность не принимать участия в схватке – это показать обе версии. Но тут возникает проблема: я же не могу изложить две версии одновременно, а значит, вторая по счету будет выглядеть как окончательная и «реальная» – так уж велика тирания последней главы.

Вопрос же, который я себе задаю, глядя на спящего, отличается от двух вышеназванных. И что теперь мне с тобой делать, черт тебя дери? У меня уже мелькнула мысль поставить крест на будущем Чарльза, распрощаться с ним в этом поезде, идущем в Лондон. Однако условности викторианской прозы не оставляют права на открытый, неопределенный финал, да и я уже ратовал за то, что персонажам должна быть предоставлена свобода.

Избранные, какие бы обоснования для своего избрания они ни выдвигали, должны принести высокую мораль в наш непросвещенный мир. А провалив этот тест, что они доказывают? Что они обыкновенные деспоты, султаны, искатели власти и наслаждений. Иными словами, жертвы собственных низменных желаний.

– Бедняжка. У нее случится разрыв сердца. – Не думаю. Я еще никогда не сталкивался с такой причиной смерти.

Каждый викторианец имел раздвоенное сознание – сей багаж мы должны брать с собой, отправляясь назад в девятнадцатый век.

Каждый викторианец отличался двоемыслием… и Чарльз не исключение.

Вот он, порочный круг со всеми неудачами, слабостями, раковыми опухолями и роковым изъяном, который сделал его тем, какой он есть: олицетворение нерешительности, а не реальности, скорее сон, чем явь, скорее молчание, чем слово, кусочек мяса на косточке вместо действия. Ископаемое! Вроде живой, а уже труп.

Но побег из тюрьмы – это не один предпринятый шаг, мой друг. Так же как одним шажком не преодолеть расстояние отсюда до Иерусалима. Каждый день, Чарльз, каждый час надо делать следующий шаг. Каждую минуту надо быть готовым к тому, что в тебя вобьют гвоздь. Выбор очевиден. Ты остаешься в камере, отсиживая срок за долг, честь, самоуважение и чувствуя себя комфортно и в безопасности. Или ты на свободе, пока тебя не распнут.

Он был не в силах оторвать от нее глаз… птица с подрезанными крыльями, немощная (хотя щеки пунцовые), беспомощная.