Уж не приговорил ли он ее, лишь бы не приговорить себя?
Он бесконечно ходил по комнате, ковыряясь в душе и в уязвленной гордости. Что, если она такая, какой себя представляет, – да, грешница, но и на редкость отважная женщина, не закрывающая глаза на свои грехи? И, обессилев в этой страшной битве с прошлым, кричит о помощи?
Почему он позволил Грогану ее судить?
Потому что был больше озабочен тем, чтобы сохранить лицо, а не спасти душу. Потому что со свободой воли у него обстояло дело не лучше, чем у аммонита. Потому что он был вторым Понтием Пилатом, если не хуже, ибо не только одобрил распятие, но и поощрил, нет, спровоцировал события, которые к нему приведут. Разве всему толчок дала не их вторая встреча, когда она хотела уйти, а он ее заставил обсуждать сложившуюся ситуацию?