© Болтон Дж., 2022

© Мзареулов В.К., переводчик, 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

Предисловие

Наблюдение за новостями из мира международной политики в последние годы может вызвать у зрителя впечатление, что Соединенные Штаты Америки объявили новую «холодную войну» буквально всему миру. Автор этой книги – один из ястребов американского республиканского истеблишмента Джон Роберт Болтон II, на протяжении примерно полутора лет занимавший пост помощника президента США Дональда Трампа по национальной безопасности – в своих мемуарах откровенно и не скупясь на краски описывает эту войну так, как она виделась из вашингтонского центра принятия решений.

Конечно, главными врагами Америки назначены Россия и Китай. Немалое внимание уделено и региональным державам, отказавшимся покорится заокеанскому диктату – таким как КНДР, Иран и Сирия.

Однако красной нитью через повествование проходит еще одна тема: борьба Америки против… самой же Америки. Борьба Америки – мирового жандарма и гегемона над миром, за которую отчаянно ратует автор, против Америки – просто богатой и успешной страны, желающей лишь хранить и преумножать свое богатство, не ущемляя при этом интересов других стран. Америки Дональда Трампа.

При взгляде со стороны, критика Трампа в американских СМИ кажется отражением борьбы демократической и республиканской партий. Однако Болтон – республиканец, как и Трамп. По книге очень хорошо видно, что его ни в малейшей степени не волнуют обвинения Трампа в расизме, сексизме, недостаточном почтении к сексуальным меньшинствам и тому подобных смертных грехах современного западного общества. Автор и сам примерно такой же. Важно то, что здесь сталкиваются взгляд через призму геополитических интересов (в принципе отсутствующих в картине мира бизнесмена Трампа) и взгляд через призму интересов экономических (так же чуждых империалисту Болтону).

Трамп на страницах книги выглядит то самодуром, то наивным дурачком, но неизменно эксцентричным. Рискнем предположить, что «глупость» и метания из стороны в сторону, которую Трамп по мнению Болтона проявляет в общении с В.В.Путиным, Си Цзиньпином или Ким Чен Ыном в действительности больше похожа на хорошо продуманную тактику ведения деловых переговоров, свойственную хорошему бизнесмену. Проще говоря – торг. Вообще, обращает на себя внимание, что к политическим процессам Трамп как правило подходит как к сделкам и описывает в соответствующей понятийной системе.

Возникает резонный вопрос – а нужно ли это копание в малозначимых деталях и мотивах, порожденных специфической заокеанской психологией российскому читателю? Но не стоит забывать, что вряд ли Трамп навсегда ушел с политической арены после объявления о его поражении на выборах в 2020 году. И уж тем более остается значимым фактором порожденный им трампизм. Поэтому дальнейшие его перспективы будут иметь значение не только для американцев – но и для всего мира, ставшего объектом американской внешней политики. А значит и для нас, как для традиционного противника США.

Остается сказать несколько слов о переводе. Оригинальное название – «The Room Where It Happened» (Комната, в которой это произошло) – является отсылкой к песне из популярного американского политического мюзикла «Гамильтон» «The Room Where It Happens» (Комната, в которой это происходит). Эта параллель может быть непонятна русскому читателю.

Глава 1
Долгий путь к угловому кабинету в западном крыле

Одним из преимуществ работы советником по национальной безопасности является огромное количество и объем проблем, с которыми вы сталкиваетесь. Если вы не любите суматоху, неопределенность и риск – и все это при постоянном перенасыщении информацией, принятием решений и огромным объемом работы, а также при неописуемых международных и внутренних конфликтах личности и эго – попробуйте что-нибудь другое. Это волнующе, но почти невозможно объяснить посторонним, как части процесса стыкуются друг с другом и почему они часто не складываются в связный процесс.

Я не могу предложить всеобъемлющую теорию трансформации администрации Трампа, потому что ни одна из них невозможна. Однако общепринятая в Вашингтоне точка зрения на траекторию эволюции Трампа неверна. Эта общепринятая истина, привлекательная для интеллектуально ленивых, заключается в том, что Трамп всегда был со странностями, но поначалу, в первые пятнадцать месяцев своего президентства, неуверенный в своем новом месте и сдерживаемый “осью взрослых”, он не решался действовать. Однако с течением времени Трамп стал более уверенным в себе, ось взрослых теряла свои позиции, все развалилось, и Трампа окружали только люди типа «чего изволите».

Отчасти эта гипотеза верна, но общая картина упрощена. Ось взрослых во многих отношениях вызвала непреходящие проблемы не потому, что они успешно справились с Трампом, как говорят Возвышенные (подходящее описание, которое я взял у французов для тех, кто считает себя нашими моральными лидерами), а потому, что они поступили с точностью до наоборот. Они сделали недостаточно, чтобы навести порядок, и то, что они сделали, делалось с настолько явными корыстными мотивами и настолько публично пренебрегало многими очень четкими целями Трампа (достойными или недостойными), что они подпитывали и без того подозрительное мышление Трампа, затрудняя для тех, кто пришел позже, законный политический обмен с президентом. Я давно понял, что роль советника по национальной безопасности заключалась в том, чтобы убедиться, что президент понимает, какие у него есть варианты для любого решения, которое ему нужно принять, а затем убедиться, что это решение было выполнено соответствующими бюрократическими органами. Стиль работы Совета национальной безопасности, несомненно, будет отличаться для разных президентов, но в любом случае, перечисленное являлось важнейшими целями, которых должен был достичь процесс.

Однако, поскольку «ось взрослых» так плохо послужила Трампу, он стал выискивать двойное дно в своем окружении, видеть заговоры за каждым камнем и в результате остался потрясающе невежественным о том, как управлять Белым домом, не говоря уже об огромном федеральном правительстве. «Ось взрослых» не несет полной ответственности за такое мышление. Трамп есть Трамп. Я понял, что он верил, что может управлять исполнительной властью и определять политику национальной безопасности, инстинктивно, полагаясь на личные отношения с иностранными лидерами и всегда ставя на первое место шоу, созданное для телевидения. Сейчас инстинкт, личные отношения и умение показать себя – это элементы репертуара любого президента. Но это далеко не все, даже с большой натяжкой. Анализ, планирование, интеллектуальная дисциплина и строгость, оценка результатов, коррекция курса и тому подобное стоят на пути принятия президентских решений, являясь неприглядной стороной работы. Показуха уводит вас далеко.

Таким образом, с институциональной точки зрения нельзя отрицать, что приход Трампа и первые год с лишним были безвозвратно испорчены. Процессы, которые должны были немедленно стать второй натурой, особенно для многих советников Трампа, не имевших опыта работы даже на младших должностях в исполнительной власти, так и не произошли. Трамп и большая часть его команды никогда не читали «инструкции по управлению государством», возможно, не понимая, что это автоматически не сделает их членами “глубинного государства”. Я вошел в существующий хаос, видя проблемы, которые могли быть решены в первые сто дней администрации, если не раньше. Постоянная текучесть кадров, очевидно, не помогла, как и укоренившийся в Белом Доме гоббсовский^[1] принцип bellum omnium contra omnes (“война всех против всех”). Возможно, это и преувеличение сказать, что описание Гоббсом человеческого существования как “одинокого, бедного, отвратительного, жестокого и короткого” точно описывает жизнь в Белом доме, но к концу срока их полномочий многие ключевые советники склонялись именно к этому. Как я уже объяснял в своей книге, «Капитуляция – не вариант», мой подход к выполнению задач в правительстве всегда заключался в том, чтобы как можно больше узнать о бюрократии, в которой я служил (Госдепартамент, Департамент юстиции, Агентство США по международному развитию), чтобы я мог легче достигать своих целей.

Моей целью было не получить карточку члена элитного клуба, а получить водительские права. Такое мышление не было распространено в Белом доме при Трампе. Во время первых посещений Западного крыла различия между этим президентством и предыдущими, в которых я работал, были ошеломляющими. То, как решался конкретный вопрос, часто имело мало общего с тем, что происходило завтра или послезавтра. Казалось, мало кто осознавал это, заботился об этом или был заинтересован в его исправлении. И не было никаких признаков улучшения этого положения, к каковому удручающему, но неизбежному выводу я пришел только после того, как присоединился к администрации.

* * *

Бывший сенатор от штата Невада Пол Лаксалт, мой наставник, любил говорить: “В политике не бывает безупречных концепций”. Это понимание убедительно объясняет назначения на очень высокие должности в исполнительной власти. Несмотря на частые реплики в прессе типа “Я был очень удивлен, когда президент Смит позвонил мне…”, такие выражения невинности всегда лишь случайно связаны с правдой. И никогда конкуренция за рабочие места высокого уровня не была более острой, чем во время “президентского транзита”, изобретения США, которое в последние десятилетия становится все более изощренным. Команды переходного периода предоставляют хорошие тематические исследования для выпускников бизнес-школ о том, как не надо заниматься бизнесом. Они приходят на строго определенный, мимолетный период от выборов до инаугурации, чтобы затем кануть в небытие навсегда. На них обрушиваются ураганы поступающей информации (и дезинформации!); сложный, часто противоречивый анализ стратегии и политики; множество важных кадровых решений для реального правительства; пристальное внимание и давление со стороны СМИ и заинтересованных групп.

Бесспорно, некоторые транзиты успешнее, чем другие. То, как они разворачиваются, многое говорит о будущей администрации. Транзит Ричарда Никсона в 1968-69 годах был первым примером современных транзитов, с тщательным анализом каждого крупного ведомства исполнительной власти. Транзит Рональда Рейгана в 1980-81 годах стал вехой в следовании принципу “Кадры – это политика”, сосредоточенный на выборе людей, которые будут придерживаться платформы Рейгана. Транзит Дональда Трампа в 2016-17 годах был… Ну, это был Дональд Трамп.

Я провел ночь выборов, 8–9 ноября 2016 года, в студии «Фокс Ньюс» на Манхэттене, ожидая возможности прокомментировать в эфире приоритеты внешней политики “следующего президента”, которые, как все ожидали, произойдут в десять вечера, сразу после объявления победы Хиллари Клинтон. Я, наконец, вышел в эфир около трех часов следующего утра. Так много времени для заблаговременного планирования, не только в «Фокс», но и в лагере избранного президента. Мало кто из наблюдателей верил, что Трамп победит, и, как и в случае с провальной кампанией Роберта Доула против Билла Клинтона в 1996 году, предвыборная подготовка Трампа была скромной, отражающей надвигающуюся гибель. По сравнению с операцией Хиллари, которая напоминала большую армию на марше, силы Трампа, казалось, состояла из всего из нескольких сильных душ, у которых зато было время. Таким образом, его кампания была не готова к неожиданной победе, что привело к немедленным столкновениям с волонтерами переходного транзита и списанию почти всей предвыборной продукции. Начинать все сначала 9 ноября было вряд ли благоприятно, особенно с учетом того, что основная часть переходного персонала находится в Вашингтоне, а Трамп и его ближайшие помощники работали в Башне Трампа на Манхэттене. До победы Трамп вообще не понимал многого из того, что делал огромный федеральный бегемот, и он мало прибавил знаний (если вообще прибавил) за время транзита, что не предвещало ничего хорошего для его работы на посту.

Я сыграл незначительную роль в кампании Трампа, за исключением одной встречи с кандидатом в пятницу утром, 23 сентября, в Башне Трампа, за три дня до его первых дебатов с Клинтон. Хиллари и Билл учились на год раньше меня в юридической школе в Йеле, поэтому, в дополнение к обсуждению национальной безопасности, я предложил Трампу свои мысли о тактике выступления Хиллари: она будет хорошо подготовленной и продуманной, следуя заранее заготовленному плану, несмотря ни на что. Она не изменилась за сорок с лишним лет. Трамп тоже был таким же, как и на нашей первой встрече в 2014 году, до выдвижения своей кандидатуры. Когда мы закончили, он сказал:

– Вы знаете, ваши взгляды и мои на самом деле очень близки. Очень близки.

На тот момент я был широко вовлечен в самую разнообразную деятельность: старший научный сотрудник Американского института предпринимательства, корреспондент «Фокс Ньюс», постоянный участник выступлений, юрисконсульт крупной юридической фирмы, член корпоративных советов, старший советник глобальной частной инвестиционной компании, и автор еженедельных колонок. В конце 2013 года я сформировал комитет и суперкомитет политической активности для помощи кандидатам на выборах в Палату представителей и Сенат, которые верили в сильную политику национальной безопасности США, распределяя сотни тысяч долларов непосредственно кандидатам и тратя миллионы на независимые расходы в кампаниях 2014 и 2016 годов, и готовился сделать это снова в 2018 году. У меня было полно дел. Но я также служил в последних трех Республиканских администрациях, а международные отношения интересовали меня еще со времен учебы в Йельском университете. Я был готов снова вступить в игру.

Новые угрозы и новые возможности стремительно надвигались на нас, и восемь лет правления Барака Обамы означали, что многое нужно исправлять. Я долго и упорно думал о национальной безопасности Америки в бурном мире: Россия и Китай на стратегическом уровне; Иран, Северная Корея и другие страны-изгои, претендовавшие на обладание ядерным оружием, нарастающие угрозы радикального исламистского терроризма на неспокойном Ближнем Востоке (Сирия, Ливан, Ирак и Йемен), ситуация в Афганистане и за его пределами; и угрозы в нашем собственном полушарии, такие как Куба, Венесуэла и Никарагуа. Хотя во внешней политике ярлыки могут быть полезны только для интеллектуально ленивых, мне нравилось говорить, что моя позиция “проамериканская”. Я следовал Адаму Смиту^[2] в экономике, Эдмунду Берку^[3] в общественной жизни, «Запискам федералиста» ^[4]в вопросах о значении правительстве и синтезу взглядов Дина Ачесона^[5] и Джона Фостера Даллеса^[6] на вопросы национальной безопасности. Моя первая политическая кампания состоялась в 1964 году от имени Барри Голдуотера^[7].

По совместной работе в прошлом я был знаком с высокопоставленными участникам предвыборного штаба Трампа, такими как Стив Бэннон, Дэйв Босси и Келлиэнн Конвей, и в разговорах с ними заходила речь о том, что мне могло бы найтись место в администрации Трампа. Как только начался период транзита, я счел разумным предложить свои услуги в качестве государственного секретаря, как это сделали другие. Когда Крис Уоллес вышел со съемочной площадки «Фокс» рано утром 9 ноября, после объявления результатов гонки, он пожал мне руку и сказал, широко улыбаясь: “Поздравляю, господин госсекретарь”. Конечно, не было недостатка в претендентах на пост главы Госдепартамента, что породило бесконечные спекуляции в СМИ: сперва наиболее вероятным кандидатом был Ньюта Гингрич, затем Руди Джулиани, Митт Ромни и снова Руди. Я работал с каждым из них, уважал их, и каждый по-своему заслуживал доверия. Я уделяю этому особое внимание, потому что в то время шла постоянная болтовня (и даже давление на меня), что я должен удовлетвориться должностью заместителя Госсекретаря, что меня никак не устраивало. То, что произошло дальше, продемонстрировало трамповский стиль принятие решений Трампом и дало (или должно было дать) поучительный урок.

В то время как все ранние “главные претенденты” придерживались в целом консервативной идеологии, они несли с собой разное прошлое, разные взгляды, разные стили, разные плюсы и минусы. Были ли среди этих вариантов (и других, таких как сенатор от Теннесси Боб Коркер и бывший губернатор Юты Джон Хантсман) общие, последовательные качества и достижения, к которым стремился Трамп? Очевидно, что нет, и наблюдатели должны были спросить: каков реальный принцип, управляющий процессом отбора персонала Трампом? Почему бы не назначить Джулиани генеральным прокурором, для чего он как будто был создан? Или назначить Ромни, который доказал свои неоспоримые способности к стратегическому планированию и управленческие навыки, главой администрации Белого дома? И сделать Гингрича, с его десятилетиями творческого теоретизирования, царем внутренней политики Белого дома?

Искал ли Трамп только людей из “центрального кастинга”? Много говорилось о его предполагаемой неприязни к моим усам. Как бы то ни было, он сказал мне, что это никогда не было фактором, отметив, что у его отца тоже были усы. Кроме психиатров и тех, кто глубоко интересуется Зигмундом Фрейдом, к которым я, безусловно, не отношусь, я действительно не верю, что моя внешность сыграла роль в мышлении Трампа. Но если дело действительно в усах – Боже, помоги стране. Привлекательные женщины, однако, попадают в другую категорию, когда речь заходит о Трампе. Лояльность была ключевым фактором, который Джулиани доказал вне всяких сомнений в течение нескольких дней после того, как лента «Аццесс Голивуд» стала достоянием общественности в начале октября. Как сообщается, Линдон Джонсон однажды сказал о своем помощнике: “Я хочу настоящей преданности. Я хочу, чтобы он поцеловал меня в задницу в полдень и сказал мне, что она пахнет розами”. Кто бы мог подумать, что Трамп так много читал об истории? Позже Джулиани был чрезвычайно любезен со мной и после того, как он вышел из схватки за кресло госсекретарем он говорил: “Я бы выбрал Джона. Я думаю, что Джон потрясающий”.

Избранный президент позвонил мне 17 ноября, и я поздравил его с победой. Он рассказал о своих недавних разговорах с Владимиром Путиным и Си Цзиньпином и выразил надежду на встречу во второй половине дня с премьер-министром Японии Синдзо Абэ.

– Мы пригласим вас сюда в ближайшие пару дней, – пообещал Трамп, – и мы рассчитываем на вас в ряде ситуаций.