Отзывы на книги автора «Джон Бойн»

Маленькая, простая, но такая честная книга о тяжёлом. Я читала её и пыталась представить себе представить Германию времён Второй мировой глазами сытого холёного мальчика из «благополучной» семьи. Которому никто не рассказывает, что идёт война. Который не понимает, кто такой Фюрер-Фурор. Который представления не имеет, кто такие евреи. Я верю, прекрасно верю, что его учат вскидывать руку в приветствии и кричать «Зиг хайль», а он воспринимает это точно так же, как "Привет!". Я верю, что он искренне не понимает, почему каких-то людей держат в бараках за забором из колючей проволоки, ведь они такие же, как и он, только зовут их по-особенному. Это мы с детства знаем про Холокост, про ужасы войны и про то, что Красная армия всех сильней. А ему происходящую реальность с самого детства искажают и замалчивают, не до него сейчас, в общем-то. Вырастет — сам должен понять и пропитаться истинно арийской атмосферой, а пока пусть будет Аж-Высь и дурацкие вопросы. Война — изобретение взрослых, в мире детей нет ни войны, ни различий в качестве и ценности цвета кожи и волос.

Сюжет коротенького романа совсем простой: девятилетнего (кстати, в фильме, кажется, восьмилетнего, наверное, чтобы больше подчеркнуть наивность) мальчика из семьи высокопоставленного в Третьем Рейхе военного перевозят вместе с семьёй на новое место, потому что батя теперь будет приглядывать за Освенцимом (в мировой практике — пресловутый Аж-Высь, Аушвиц). В новом месте ему не нравится: друзей нет, движухи нет, домов и народу нет, только из окна детской спальни видны люди в одинаковых полосатых пижамах, которые живут в скучных домиках. Кстати, изумительное решение семьи — поселить малыша в комнату с видом на концлагерь, наплевательское отношение налицо. Мальчик вообще ничего не понимает и искренне думает, что полосатопижамным там весело — вон их там сколько, и детей много, а он тут один. Как-то, бредя от одиночества вдоль почти бесконечного забора, он встречает сидящего с другой стороны мальчика, который — вот поразительное совпадение — родился с ним в один день. И так рождается необычная дружба. Почему необычная? Потому что Шмуэль куда умнее Бруно, война заставила его раньше позврослеть и многое понять. Невозможно не оценить его душевные качества! Как тактично он почти ничего не рассказывает Бруно об ужасах с той стороны. Не рассказывает про нацизм, про угнетения, про свои тяготы… Чтобы не ломать своего товарища, не заставлять его ненавидеть окружающих и, возможно, вляпаться в какую-то беду. Шмуэль торжественно хранит детство Бруно. И он не просит у него еды, хотя мог бы — как тяжело было читать строки, когда наивный Бруно почти всё слопывает по дороге к Шмуэлю, которому, в отличие от немца, невозможно будет нормально подкрепиться где-то ещё. И как по-взрослому глубоко он осмыслил предательство Бруно и снисходительно его простил!

Простой сюжет. Простой язык. Простой символизм необычного (или всё же предсказуемого?) финала. И всё же как цепляет.

Если бы я делала обложку к этой книге, то нарисовала бы на ней две детские руки, тянущиеся друг к другу в рукопожатии через колючую проволоку. Одна — здоровая, ухоженная и гладкая. Вторая — худенькая, в синяках, с обломанными ногтями. А моделью для рисования обеих рук взять одного и того же ребёнка, просто дофантазировав «детали».

Кажется, я знаю, зачем я столкнулась с "Мальчиком в полосатой пижаме". Чтобы иметь право говорить: Ничего не знаю гаже написанного на тему концлагерей, чем эта книга. Далее претензии по списку:
1. Образ Бруно. Даже если родители и стремились оградить деточку от ужасов войны и пропаганды (хотя зачем?), то в школе его живо приучили бы и правильно выговаривать "фюрер", и к месту употреблять "жид". Девятилетний германский мальчик вовсю готовился к поступлению в гитлер-югенд, отмечал флажками места сражений на Восточном Фронте и знал на память, кто является "унешними и унутренними" врагами Рейха. А невинность Бруно граничит с глупостью. Поначалу я даже предположила, что парнишка - олигофрен; это бы объясняло многие странности сюжета. Но нет! сложные синтаксические конструкции, иносказания, умение хитрить - и тут же беспросветная тупость: "Ты с велосипеда упал?" Не стыкуется у меня, не стыкуется.
2. Прототип отца, - несомненно, Р. Хёсс, комендант Аушвица, чья резиденция находилась настолько близко от лагеря, что в дни казней дым из крематориев окутывал здание. Любопытно бы почитать воспоминания пятерых детей Хёсса: как они воспринимали... Из мемуаров самого Хёсса: Эсэсовец должен убить даже близкого родственника, если он пойдет против государства или идей Адольфа Гитлера. «В силе остается только одно: приказ!» или: Они [врачи], согласно приказу РФСС, тайно уничтожали больных, особенно детей. А ведь как раз дети так доверяли врачам. Право же, нет ничего тяжелее, чем быть вынужденным хладнокровно, без сострадания и жалости совершить это. И мне предлагают уверовать, что этот... это могло раскаяться. Гм.
3. Павел. Общеизвестно, что нацисты отбирали узников в качестве рабов, но чаще всего это были женщины-нееврейки. Еврей, прислуживающий эсэсовцу за столом, - нонсенс, эсэсовец бы тотчас помер от брезгливости. Будучи врачом, Павел работал бы внутри лагеря, они не могли разбрасываться кадрами. Более того, для обслуживания господ отбиралась особая группа, и рядовой хефтлинг, даже малолетний, не мог бы попасть на комендантскую кухню. К сорок третьему в Аушвице уже было Сопротивление; немцы побаивались.
4. Многие подмечают, что приезд в Освенцим самого Гитлера невероятен. Трудно представить себе, каким образом могла быть организована поездка. Гиммлер - приезжал, но Гитлер... делать ему было больше нечего, как по Польше кататься. Добивает то, что в инспекции участвует Ева Браун, которая в действительности скучала в Баварии, в имении Гитлера, никакого участия в политике не принимая.
5. Шмуэль. Неясна ни его мотивация, ни характер, ни цели. До последнего я надеялась, что он мстил, хотя бы мстил. Учитывая охрану, как могли мальчики встречаться с такой частотой? Где электрический ток, где часовые на вышках, где собаки? Собаки где?! Финальное обнаружение дырки в заборе и сапог через неделю... о, я уплакалась! Как в колхозном саду. Неужели Бойн пытается нас уверить, что в концлагерях было не так уж плохо? Как Гёсс.
6. Развязка. К ней больше всего претензий. Румяный пухлый немчик, отъевшийся на жареной говядинке, и изнурённый голодом еврейский мальчик - вдруг похожи, как братья. "Принц и нищий" прямо. Да Бруно по одной походке безошибочно выделялся бы из толпы хефтлингов. Мой родственник, бывший узник концлагеря на территории Прибалтики, вспоминал, что их ни на секунду не оставляли без присмотра, постоянно пересчитывали и т.п. Даже в бане ходили специальные сотрудники и заглядывали всем между ног в поисках обрезания. Из жития отца Максимилиана Кольбе явствует, что пропажа заключённого была в Аушвице чрезвычайной ситуацией. Как же расценили бы лишний труп после очередной экзекуции? Труп без номера, арийской внешности, в нелагерном белье? И сапоги стоят. Смех и грех.

Концентрационный лагерь - не сцена для разыгрывания назидательно-сусальных пьесок о том, что все люди - братья. Концентрационный лагерь - не место для сентиментальных прогулок. Концентрационный лагерь - это концентрационный лагерь, чёрт возьми! Фабрика смерти! И достаточно однажды побывать на экскурсии в том самом "Аж-Выси", чтобы это себе уяснить раз и навсегда. Сдаётся мне, Бойн и того не сделал.
Но зачем выбирать Аушвиц местом действия, если ничего о нём не знаешь? Что мешало изобрести какой-нибудь Кляйнешвайнедорф и там безнаказанно резвиться? Возможно, ирландский писатель решил собрать все "бренды" нацизма под одной обложкой: если высокопоставленный наци - то Гитлер, если лагерь - то Освенцим, не больше, не меньше. А то не поймут, что книжка - про нацизм и холокост.
Итог прискорбен. Мало того, что на костях моих предков сплясали, на них сплясали ещё и неискусно. Я ждала правдивости - мне подсовывают плакат из серии "Что такое хорошо и что такое плохо". Уничтожать себе подобных в газовых камерах плохо, кто бы мог подумать? И не потому плохо, что плохо, а потому плохо, что среди них может затесаться твой родной сын. На жирной почве опусов, подобных "Мальчику", ревизионизм и цветёт пышным цветом. Он кажется менее тошнотворным, чем розовые пирожные, припудренные человеческой золой.
Не спорю, ширпотреб имеет право на существование. Только, Бога ради, не на золе и костях, пожалуйста. Лучше промолчите.

Кто-то из знакомых психологов рассказывал историю о парне, который долго и упорно обхаживал барышню, красиво ухаживал, отбил её у другого, собирался жениться (чуть ли не день свадьбы был уже назначен), а потом дал благоверной от ворот поворот, потому что она ему дала до свадьбы. После мучительного разрыва, он стал везде поливать барышню грязью, называть проституткой и т.д. Вот такие у него были принципы. О которых он, правда, забыл рассказать своей подруге заранее.
Как-то мне довелось беседовать с матерью юной лесбиянки. Вернее, о сексуальной ориентации дочери рано было говорить, потому что она и вправду была юна и находилась, как теперь говорят, «в поиске». Эта обычная, не шибко продвинутая и совсем не тусовочная дама сказала: «Это моя дочь, и кого бы она ни выбрала, я всегда буду на её стороне». Я очень порадовалась за девочку, потому что знала много совсем других историй. Я ещё помню, когда «принести в подоле» было страшным позором. Наверно, для некоторых и сейчас это повод выставить дочь из дома.
Я не знаю, что хуже: когда от тебя отрекаются родители или когда предаёт любимый человек. Причём предаёт подло: сначала пользуется тобой, а потом изображает гордое презрение. Да ещё и теоретическую базу подводит. На самом деле, это самое страшное в книге. Это страшнее, чем Первая Мировая, которая описана безжалостно, во всех красках, во всей своей омерзительной сущности. На этой войне люди совершают ужасные вещи, например, убивают безоружных. Но разве то, что совершает Уильям, не убийство? Грубоватая народная пословица гласит «один раз не педарас». Ограничься дело одним разом, я поняла бы логику Уильяма – случайность, страх, тоска. Логику бы поняла, но поведение – нет.
Психологи многократно писали о том, что самые страшные гомофобы – скрытые геи (собственно к любой нетерпимости это относится). Уильям, весь из себя принципиальный, оказывается куда худшим трусом, чем друг его Тристан. И боится он в первую очередь самого себя. Но выливает свой страх, свою злость на парня, которого сам же и раскрутил. Куда как благородно.
И ещё страшно то, что люди, испытавшие общественное давление на себе (скажем, сестра Уильяма), совершенно не становятся ни более терпимыми к другим, ни способными понять, почувствовать чужую боль.
Два раза «подорвавшись» Тристан отказывается от каких-либо отношений. Трусость это? Не знаю. Мне бесконечно его жаль. И ключевые слова, конечно, произносит мать Уильяма:

У ваших родителей есть сын, он жив, но они не желают его видеть. У меня есть сын, которого я жажду увидеть, но он мертв. Что это за люди? Люди они вообще или чудовища?

— Скажи, Тристан, у тебя что, нет никаких принципов? Ну, таких, за которые ты готов был бы отдать жизнь?
— Нет. Есть люди, за которых я бы умер. Но принципы — нет. Что от них толку?

Первая мировая война. Молодые парни идут на фронт. Все хотят поучаствовать в войне, но не все понимают куда они попали. Бывают и отказники, которых все считают трусами и презирают. Наш герой не из таких. Тристан Сэдлер – солдат, и готов воевать за свою страну, но без лишнего фанатизма. В отличие от его друга Уилла Бэнкрофта, который более чувствительная натура. Уилл пошёл на фронт, но его сломало увиденное там. После убийства немецкого военнопленного, Уилл отказывается принимать какое-либо участие в этой войне. Его приговаривают к расстрелу. Тристан остаётся жив и после войны, возвращается в Англию. Его гложет чувство вины за смерть близкого друга. Он отправляет письмо к сестре Уилла, и просит о встрече, сам не зная для чего.

Один слог нежности — и мир снова встал на место.

Из дневника Тристана Сэдлера:
Меня зовут Тристан и я гомосексуалист. Лет до 15 я думал, что со мной что-то не так. Но это всегда было во мне, и к 16 годам я перестал сопротивляться, и принял себя таким, какой есть. Моя первая любовь отвернулся от меня, как только понял мои чувства. Моя семья отказалась от меня. Я остался один и как многие, решил пойти на фронт. Благо, там не знали о моих пристрастиях. Ещё на обучении, до отправки во Францию, я встретил парня по имени Уилл. Мы стали близкими друзьями и дальше наша дружба переросла в любовь. Я влюблён в Уилла и готов ради него отдать жизнь. Я очень сожалею, что убил его.

Из уважения к памяти Эмили я почти две недели ни с кем не спал.

Тема книги очень деликатная, если такое понятие применимо к книжной тематике. Во многих книгах Джона Бойна есть один-два персонажа, явно или завуалировано, представленных в таком свете.

- Кто такой извращенец? - спросил я.
- Кто все время думает о перепихоне.
- А-а.
- Когда вырасту, я буду извращенцем, - сообщил Джулиан.
- Я тоже, - сказал я, желая угодить, - Давай на пару станем извращенцами.

Интимная жизнь каждого - его личное дело. И всё же многим очень интересно залезть в спальню соседа и узнать, чем он там занимается. Таким образом личная жизнь становиться темой для обсуждений, поводом для сплетен, споров и пересудов. Что позволительно, а что нет, теперь решает общество и жизнь объекта споров превращается в кошмар, от которого не спрятаться. И всё же, это часть жизни и закрывать глаза - глупо.

Да, гомосексуалисты есть во всем мире. Их полно в Англии. Пруд пруди во Франции. Я не бывал в Америке, однако, думаю, и там их предостаточно. Навряд ли их часто встретишь в России и Австралии, но там, наверное, какая-нибудь своя гадость имеется. Но вот что хорошенько запомните: в Ирландии гомосексуалистов нет.

Главный герой - Сирил Эвери - с самого детства чувствовал интерес к мужскому полу. Автор наглядно показывает это, на примере двух мальчиков семи лет, которые хвастаются своим достоинством. Именно тогда у Сирила просыпается интерес к парням. Позже уже в подростковом возрасте, он опять встречает объект своих фантазий и желаний. Сирил ещё стесняется и скрывает свои наклонности. Позже ему предстоит принять себя, таким какой есть, и избавиться от страхов.

В супружестве главное - дружба и партнерство, но никак не постель. В смысле, какой мужчина в здравом уме возжелает свою жену?

Меня зовут Одран Йейтс. Я ирландец и родился в Дублине.
Мой отец утопил моего брата и после утопился сам. Он работал на табачной фабрике, но после неудачной актёрской карьеры стал пить и скандалы в семье привели к сокращению оной на два человека.
Мать так и не пришла в себя, ударившись в религию. Однажды, она застукала меня с девушкой и пригласила священника. Он поговорил со мной и дальше случился провал в памяти. Вечером матери было богоявление и Он сказал, что я буду Его служителем. Вот так я и поступил учиться в семинарию. Не сказал бы что было тяжело. Учёба давалась легко и у меня были способности к языкам. Осилил латынь, французский и немного немецкий.
После семинарии меня отправили в Рим, закончить образование и прислуживать Папе. В то время папой был Павел шестой. Я исправно выполнял свои обязанности, хотя и были сложности. Я не люблю рассказывать об этом периоде моей жизни.
После я получил сан священника, вернулся на родину и работал в университетской библиотеке. В то время доверия к церковникам было куда больше, чем после всех событий произошедших позже.

Вот мои мысли, которые у меня возникли после прочтения книги Джона Бойна "Мальчик в полосатой пижаме":

1. У Джона Бойна был лишний час до обеда, так появилась эта книга. Но, несмотря на маленький объем - он именно такой, какой был нужен. В противном случае получился бы "Книжный Вор" австралийского писателя Сусека.

2. Книга появилась в 2006 году, причем получила прекрасный естественный пиар в виде того, что в ноябре 2005 года была принята Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 60/7 "Память о холокосте", которая тогда вызвала одобрение у большей части мира, став большим информационным поводом. Но это все СЛУЧАЙНОСТЬ. Я серьезно.

3. Аш-Высь - дада, это тот самый Аушвиц, который мы все называем его польским названием Освенцим. Если быть точнее, то это вообще большая история под общим названием Концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау. Судя по уликам, речь, кстати, идет о Биркенау, а не о самом Аушвице (Освенциме). Это для любознательных.

4. Бойну, конечно, далеко еще до больших высот, история его донельзя простецкая и заезженная (об этом также пункт 7), но образы детей у него однозначно удались. Парень может далеко пойти, лет то всего 40, для писателя ещё сущий пустяк.

5. Прекрасный образ Гитлера, еще прекраснее - незаметный, но запоминающийся образ доброй Евы Браун. Кто не в курсе, это была любовница Фурора. 29 апреля 1945 года они даже женились. Но уже на следующий день она вместе с муженьком попробовала прострелить себе головы из пистолета. У обоих получилось.

6. В 2008 году вышел фильм, который заработал в меру много американских миллионов и хорошую реакцию критиков. Возможно, многим покажется разумнее посмотреть его, по времени это займет столько же, сколько и прочтение мммм романа?

7. Теперь уже очевидно, один из самых эффективно работающих с точки зрения рентабельности литературных трендов нулевых - "Дети и Холокост". И чтобы с грустным концом. Искренне надеюсь, что Бойн, Мартелл, Зузак писали свои книги из творческих побуждений, а не потому что "я хочу вон тот Ferrari 250 GTO 1963 года выпуска".

8. К слову, кстати, о Бойне - его книга очень сильно выигрывает у вышеназванных коллег. Она более органична, в меру грустная, заставляет подумать о том, что такое Хорошо, и что такое настоящее Плохо.

И еще.. Так показалось, что если бы Бойн эту историю рассказывал, он был это делал шепотом. Чтобы до мурашек.

Ваш CoffeeT

Меня зовут Аншель Бронштейн. Я еврей и живу в Париже. Речь в этой книге пойдёт о моём друге.

Лучше вообще не говори о своем прошлом. Вспоминай, конечно, но молчи.

Моего друга зовут Пьеро Фишер. Его папа немец, а мать француженка. Отец участвовал в великой войне, но погиб не там. Немецкому языку Пьеро научил отец - его мучили воспоминания, он начал пить и вскоре ушёл из семьи. Погиб, попав под поезд. Мама Пьеро говорила, что погубила отца именно война. Пьеро с мамой остались одни. Она работала официанткой в кафе, где раньше работал отец. Хозяева кафе были евреи.

Ужас заключался в том, что его терзали угрызения совести, а каяться было не перед кем.

Мы жили в доме на первом этаже. На втором жил мой друг Пьеро с матерью и Дартаньяном. Дартаньян был любимым псом Пьеро. Вскоре его мать заболела и умерла. Пьеро отправили в детский дом к сёстрам Дюран. Мой друг писал, что там хорошо к нему относятся, хотя кормят невкусно. Мы часто переписывались. Как-то моя мама нашла телефон тёти Пьеро - она была родной сестрой его отца - и написала о судьбе племянника. После, тётя забрала Пьеро к себе в Бергхоф – что в Баварских Альпах - там она работала экономкой при Фюрере. После наша переписка прекратилась, а когда спустя много лет мы вновь увиделись, Пьеро поведал мне эту историю.

Главное, никогда не говори "я не знал". Вот это уж точно будет преступление хуже некуда

На самом деле портрет был великолепен. Парадокс заключался в том, что в 1939 году я увидел что-то прекрасное и сказал его творцу, что это позор. А теперь, почти полвека спустя, я прочел что-то ужасное и, когда меня спросят, наверняка стану это хвалить. Поистине бессовестное поведение.

Меня зовут Эрик Аккерман. Я родился в 1922 году и моя бабушка была еврейкой. Можно считать, что я на четверть еврей. Моё детство прошло в Германии и в 1939 году мне исполнилось 17 лет. Немецкое правительство посчитало меня недостаточно евреем, чтобы отправить в лагерь. Хотя я знал людей, которых отправляли в лагеря за двух евреев в роду. Можно сказать мне повезло и «нацистский определитель еврейства» посчитал меня «нормальным человеком». Сейчас это кажется какой-то дичью, но в то время людей делили именно по национальному признаку и решение о твоей дальнейшей судьбе зависело от национальности твоих мамы и папы, дедушки и бабушки. Такова суть нацизма.
Забыл сказать, я ещё и гомосексуалист. Так сложились звёзды. С моей первой любовью я повстречался до войны. Оскар был моего возраста и мечтал стать художником. Он покорил моё сердце, хотя был натуралом. Вот такая вот сложилась ситуация.
С Морисом Свифтом я встретился гораздо позже. И это знакомство оказалось для меня роковым.

- Я отчаянно хочу отойти от рассказов и начать роман. Мне просто нужно найти сюжет.
- Любовь, - сказал я. - Сюжет всегда любовь.
- Не для вас, - ответил он.
- Но что есть одиночество, - заметил я, - как не отсутствие любви?

Меня зовут Идит. Мы с Морисом Свифтом женаты уже пять лет, но детей у нас нет.
Я автор одного успешного романа.  До «несчастного случая», я написала вторую книгу и готовилась представить её публике. Но Морис Свифт пустил под откос мою жизнь и планы на новую книгу.

Кто же такой Морис Свифт?  Талантливый автор и только? Или человек с маниакальным желанием стать тем, кем быть не может?

«Что же ты делаешь, Бойн», — промелькнуло в голове, стоило закрыть книгу. Не успела я отойти от «Мальчика в полосатой пижаме», как  рука потянулась к следующему произведению автора. Вот уж действительно недетские истории о детях Германии.

Героя книги — Питера хотелось пожалеть и возненавидеть одновременно. Поразительно, насколько глубоко нацистская пропаганда среди детей, пускала свои корни и впивалась в ещё неокрепшие юные умы. Каким сильным авторитетом обладал Фюрер и как нежные детские сердца заковывались в броню из жестокости и презрения к другим народам.

И всё это автор показал на примере одного мальчика. А сколько таких ребят было на самом деле! Сколько разрушенных жизней и искалеченных судеб взростила идея человека, желавшего покорить мир? Страшно подумать.

Спасибо автору за простой слог и живое повествование столь нелёгкой истории. Спасибо за напоминание, что именно мы, взрослые, развиваем в ребёнке моральные ценности, выстраиваем его жизненные взгляды и поддерживаем их ещё очень долго.

Книга, которая обязательна к прочтению.