Лес рубят - щепки летят.
Если хочешь сказать о Первом законе, скажи, что это жестокая книга.
И дело даже не в вырванных зубах, вспоротых животах, горах трупов, крови и дерьме, в которых утопают главные герои на каждой странице повествования. Дело в послевкусии. А послевкусие после прочтения отдаёт пеплом и пустотой. Разве не жестоко - так поступать с читателями? Сначала тебе дают героев, которым сложно сочувствовать. Всю первую книгу интерес держится лишь на инквизиторе Глокте, который более, чем абсолютно не подходит на роль положительного героя. Глокта - "жестокий, коварный, гнусный, искалеченный, жалеющий себя злодей." Глокта, который привлекает, располагает, интересует, как злобное, непредсказуемое, уродливое животное. Так он хорош. Автор ни на секунду не даёт забыть об его уродстве. Так и быть, пока есть Глокта, можно и про остальных почитать.
Всю первую книгу тянется мутное повествование о непонятных людях, половина из которых раздражает до нельзя. Но это лишь расстановка фигур на шахматной доске, лишь приглашение к партии.
Если хочешь сказать о Первом законе, то скажи, что эта книга умеет удивлять.
Не поворотом событий, не обилием натурализма. Кстати, заявленное в некоторых отзывах новаторство автора вызывает большое сомнение: не всё то радужно, что фэнтези (это мы еще и по книгам таких мэтров, как Урсула Ле Гуин, помним). А удивляет книга тем, как привязывает к героям. Да-да, к тем самым, которые казались неинтересными в первой книге, к тем самым, среди которых нет ни одного в традиционном смысле положительного персонажа. Здесь так и хочется процитировать одного из героев:
Он спрашивал себя, может ли он отличить доброго человека от злого. Он спрашивал себя, в чём разница.
Во второй книге происходят различные перегруппировки сил, автор добавляет экшена и раскрытия характеров и мотивов героев. От второй книги уже сложно оторваться. Фигуры на шахматной доске задвигались. Партия началась.
Если хочешь сказать о Первом законе, то скажи, что эта книга сбивает с ног.
О да, это избиение внутреннего читателя-младенца, наивно впитывающего выдуманный мир, словно молоко матери. Книжная амброзия отравлена отчаянием: в третьей книге понимаешь, что счастливый конец невозможен ни для одного из героев. Не потому, что судьба к ним поворачивается филейной частью, а потому, что зерно разрушения и саморазрушения уже давно дало ростки внутри каждого из них: кого-то греет лишь перспектива мести, кому-то не дают покоя иллюзии насчёт собственного благородства, кто-то только и умеет, что убивать, кто-то упивается могуществом, забыв о человечности. При всём при том каждый почти получил то, что хотел, кроме тех, кто вернулись в грязь. Кому-то корону, кому-то власть, кому-то семью, кому-то силу для мщения - никто не остался обделённым.
Третья книга - это превосходный эндшпиль, кровавый без изысков, предательский и подлый, вместо перестановки шахматных фигур на доске противники лупят друг друга мебелью, мечами-шпагами, копьями, стрелами, кулаками и зрителями. И как понять, кто из них выиграл, если первый закон нарушен, а потери больше выигрыша?..
Так и хочется закончить словами персонажа, который был и остался любимым на протяжении всей книги:
По правде сказать, жизнь - это мучения между разочарованиями.