Старые руки

– Танни.

– А?

Он приоткрыл один глаз, куда тут же колкой спицей, прямиком в мозги, вонзился луч солнца.

– Эйть!

Он зажмурился. В пересохшем рту словно ночевал табун коней, к тому же дохлых.

– А-а…

Он приоткрыл другой глаз и разглядел темный силуэт, маячащий почему-то сверху. Силуэт в огнистом ореоле лучей подался ближе.

– Танни!

– Да слышу, ч-черт.

Он попробовал сесть, и мир колыхнулся, как корабль в бурю.

– Ыгх.

Тут он понял, что лежит в гамаке. Попытка выпутать ноги увенчалась тем, что они лишь сильнее увязли в сетке. Он едва не перевернулся вместе с гамаком, но каким-то образом почти сумел принять сидячее положение, сглатывая несносный позыв к рвоте.

– Первый сержант Форест? Вот красота. А сколько вообще времени?

– Да уж давно пора тянуть лямку. Где ты раздобыл эту обувку?

Танни озадаченно посмотрел вниз. На ногах у него красовались восхитительно надраенные кавалерийские ботфорты, да еще с золочеными пуговками и галунами. Солнце сияло на них так, что больно глядеть.

– О, – Танни вымучил улыбку, смутными урывками припоминая вчерашнее. – Вишь, выиграл у одного офицера, как его там…

Он мутно уставился на дерево, к которому был привязан гамак.

– Чегой-то вылетело.

Форест удивленно покачал головой.

– Ну и ну. У кого-то в дивизии все еще хватает глупости резаться с тобой в карты?

– Маленькое преимущество военного времени, сержант. Людей в дивизии постоянно убывает, а на смену им поступает уйма новых картежников.

Только за последние две недели их полк с больничным обозом покинуло два десятка человек.

– Так точно, Танни, так точно, – на покрытом шрамами лице Фореста заиграла скабрезная ухмылка.

– Неужто пополнение? О нет, – взмолился Танни.

– Именно что да.

– О нет, нет, трижды нет!

– Нет, да. Сюда, ребята!

И они подошли. Четверо. Новобранцы, свеженькие, только с корабля – судя по виду, из Срединных земель. Еще накануне целованы в порту мамашами, зазнобами, а то и теми, и другими вместе. Мундиры отглажены, ремни навощены, бляхи надраены – словом, все готово к доблестному солдатскому житью-бытью. Форест церемонно указал на Танни, как хозяин балагана на любимого шута, и взялся за обычную вступительную тираду:

– Парни! Вот вам знаменитый капрал Танни, один из старейших сержантов в дивизии генерала Челенгорма. За плечами у него Старикландское восстание, война с гурками, последняя Северная война, осада Адуи, нынешняя заваруха, да еще и служба в мирное время, от которой более возвышенный ум неминуемо пришел бы в упадок и разрушение. Но он, Танни, драпал и мчался вперед, гнил в распутице; его пронимали холода и охаживали северные ветры; он вынес испытания харчами, винными погребами и ласками южанок, тысячемильными переходами, многолетним суровым рационом его величества, и даже, пусть и без рвения, но борьбой за то, чтобы стоять – вернее, сидеть – здесь перед вами. Четырежды – вы вдумайтесь! – он бывал сержантом Танни, а раз так и вовсе первым сержантом полка, но всегда и неизбывно он, подобно смиренному голубю в родную голубятню, возвращался в прежний чин. И вот теперь он, как всегда, держит гордое звание знаменщика его августейшего величества неукротимого Первого кавалерийского полка! За все это он удостоин высокого доверия, – при этом слове полулежащий Танни глухо застонал, – обеспечивать снабжение полка, а еще доставлять в обе стороны послания нашего почтеннейшего главного командира, полковника Валлимира. На службу к которому вы, ребята, сим и поступаете.

– О, ч-черт тебя дери, Форест.

– И тебя его же когтями, Танни. Ну что, ребята, почему бы вам не отрапортовать нашему капралу?

– Клайг, – подал голос круглолицый парень с большущим ячменем на глазу, из-за которого, видимо, лямка ремня была у него перекинута не через то плечо.

– Прежнее занятие, Клайг? – осведомился Форест.

– Хотел быть ткачом, господин сержант. Но в подмастерьях проходил всего с месяц, потом хозяин отдал меня в рекруты.

Танни в очередной раз скривился. Пополнение последнее время поступало такое, что устыдиться впору и пустому бочонку.

– Уорт, – представился второй, тощий и долговязый, с землистым оттенком кожи. – Был в ополчении, а отряд распустили, так что всех нас призвали кого куда.

– Я Ледерлинген, – назвался рослый поджарый парень. – Был сапожником.

Большего о превратностях поступления на службу его величеству он не сообщил, а голова у Танни раскалывалась так, что допытываться он не стал. Какая разница, как его сюда угораздило – знай, бедуй теперь со всеми.

– Желток, – веснушчатый паренек-недомерок с большим ранцем виновато шмыгнул носом. – Осужден за воровство, хотя на самом деле я ни при чем. А судья сказал, или в солдаты идешь, или пять лет тюрьмы.

– Как бы нам не пожалеть об этом выборе, – незлобиво проворчал Танни, даром что плутовству с шулерством сам мог поучить кого угодно. – А Желтком почему кличут?

– Э-э… не знаю. Папашу, видно, так звали.

– Думаешь небось, что ты в яйце лучшая часть? А, Желток?

– Да нет, – замялся рекрут, осторожно покосившись на соседей. – С чего бы.

– Смотри, парень, приглядывать за тобой буду, – прищурился Танни.

От такой несправедливости у Желтка затряслись губы.

Форест двусмысленно улыбнулся.

– Ну что, ребята, давайте держитесь за капрала Танни. Он вас от беды убережет. Если и бывал когда солдат, умеющий уклониться от опасности, так это именно капрал Танни. Да, и не вздумайте с ним усаживаться за карты! – крикнул он через плечо, отходя от небрежно натянутого куска парусины, служащего палаткой.

Танни набрал воздуха и, шатаясь, поднялся. Новобранцы, как могли, вразнобой встали во фрунт. Точнее, трое из них; Желток присоединился с опозданием.

– Да хорош передо мной тянуться, – снисходительно махнул рукой Танни. – А то обблюю вас тут ненароком.

– Просим прощения, господин!

– Да не господин я вам, а капрал Танни.

– Просим прощения, капрал Танни!

– А теперь послушайте. Я не хочу, чтобы вы были здесь, и вы не хотите здесь быть…

– Я хочу, – сказал Ледерлинген.

– Ты? Хочешь??

– Добровольцем пошел, – в голосе юноши слышалась нотка гордости.

– До-бро-воль-цем? – невпопад по складам выговорил Танни, как какое-нибудь неведомое иноземное слово. – А такие вообще бывают? Ну да, выходит, бывают. Так вот усвой: чтобы при мне никаких добровольных поползновений. Ни на что.

Кривым пальцем он обвел новобранцев, собирая в заговорщицкий кружок.

– В общем, считайте, ребята, что вам крупно повезло. В армии его величества я на каких только должностях не побыл, в том числе и на этой, – Танни указал пальцем на свернутое знамя в чехле, засунутое для вящей сохранности под гамак. – Это, так сказать, почетная нагрузка. Так вот, я ваш начальник, это правда. А на самом же деле я хочу, парни, чтобы вы считали меня, ну… добрым дядей, что ли. Чтобы у вас здесь было все, что душе угодно. Все, что сверх. Все, что вносит в постылое армейское житье хоть какую-то отраду.

Танни подался ближе и с намеком поиграл бровями.

– Словом, всё такое. Обращайтесь ко мне за этим по-свойски, без стеснения.

Ледерлинген неуверенно приподнял даже не руку, а скорее палец.

– Да? – переспросил Танни.

– Мы же это, как бы кавалерией считаемся?

– Точно, солдат. Считаться считаемся.

– Так нам, наверно, лошади полагаются?

– Превосходный вопрос, да к тому же с недюжинным пониманием тактики. Видишь ли, из-за нестыковки в управлении наши лошади находятся в Пятом полку, что в расположении дивизии Мида. А будучи полком пехотным, использовать их по назначению там толком не умеют. Я слышал, тот полк нынче вышел на соединение с нами, которое, мне сказали, должно произойти со дня на день. Сказали, понятное дело, не вчера, но из раза в раз повторяют. А пока мы, силою обстоятельств, полк, как бы это… безлошадных лошадников.

– В смысле, пешеходов? То есть пехотинцев? – спешно исправился Желток.

– Можно сказать и так, только мы здесь… – тут Танни многозначительно постучал пальцем по кумполу, – мыслим как кавалерия. По-иному, чем лошади. С изобретательностью, свойственной, в отличие от лошадей, любому в нашем славном подразделении. А потому спрошу для затравки: чего бы вы желали помимо? Сверх? А?

На это руку поднял Клайг.

– Э-э, господин, то есть капрал Танни… Не знаю насчет «помимо», но лично я был бы очень не против поесть.

– О-о, – расплылся в понимающей улыбке Танни, – вот это точно помимо. То есть сверх.

– А здесь что, н-не кормят? – растерянно, с боязливым заиканием спросил Желток.

– Почему же. Разумеется, его величество обеспечивает своих верных солдат дежурным рационом. Это безусловно. Но это не совсем то, что человек действительно хотел бы употреблять в пищу. Когда же вам наконец надоест употреблять в пищу то, чего не хочется, милости прошу ко мне.

– Видимо, за определенную плату? – скис Ледерлинген.

– За разумную плату. За монетку Союза. А можно и монетку Севера. Стирийскую, гуркхульскую, какую угодно. А не хватает наличности, так я готов рассматривать все разновидности обмена. Сейчас, например, в ходу оружие мертвых северян, новое и не очень. Или же можно оплачивать услуги трудовой, так сказать, повинностью. Ведь всем есть что выменивать, а потому всегда можно прийти к какому-нибудь…

– Капрал? – послышался сдавленный, высокий, почти женский голос.

Но за спиной у Танни, когда он обернулся, стояла отнюдь не женщина. Статный, рослый человек в черном, забрызганном от неистовой скачки мундире с полковницкими шевронами на рукавах; на поясе небольшой арсенал стали, короткой и длинной – сугубо деловой, без всякой вычурности. Короткий ежик волос, на висках сбрызнутый серебром, на макушке плешь. Тяжелые брови, широкий нос, квадратные челюсти; темные глаза уставлены на Танни. То ли короткая мускулистая шея, то ли побелевшие костяшки на стиснутых кулаках, то ли мундир в обтяжку, сидящий как на гранитном постаменте, то ли сама незыблемость его фигуры создавала впечатление грозной, внушающей почтительный страх силы.

Танни мог ограничиться непринужденным приветствием, но вместо этого непроизвольно вскочил и вытянулся во фрунт.

– Господин полковник! Капрал Танни, честь имею, знаменосец его величества Первого полка!

– Это ставка генерала Челенгорма?

Взгляд вновь прибывшего скользнул по рекрутам, словно проверяя, не насмехаются ли над его писклявым голосом. Танни, впрочем, знал, когда смеяться можно, а когда не следует: сейчас момент для этого был крайне неподходящий. Он указал через груды мусора и раскиданные по долине палатки на сельский дом, из трубы которого в яркое небо поднимался черный дым.

– Генерала вы отыщете там, господин полковник! В доме, господин полковник! Возможно, он еще в постели, господин полковник!

Офицер коротко кивнул и, наклонив голову, решительно двинулся прочь, всем видом показывая, что запросто пройдет на своем пути сквозь все и вся.

– Кто это был? – пробормотал кто-то из парней.

– Я так думаю, это, – Танни секунду-другую помолчал, – был Бремер дан Горст.

– Тот, что фехтовал с королем?

– Да, и его телохранитель до конфуза в Сипани. Поговаривают, он все еще шпионит для него.

Появление столь значительной персоны не сулило ничего хорошего. Вообще это не к добру, держаться вблизи заметных персон.

– А здесь он что делает?

– Да кто его знает. Но я слышал, он жуткий бретер и драчун.

– А разве для солдата это плохо? – недоуменно спросил Желток.

– Нет, черт возьми! Но поверь мне, я видел далеко не одну потасовку, и скажу: войны сами по себе достаточно суровая штука, чтобы люди посредь них еще и дрались.

Горст тем временем вошел во двор и вынул что-то из кармана. Сложенную бумагу. Судя по виду, рескрипт. Кивнув на ходу караульным, он шагнул в дом. Танни почесал внезапно взбунтовавшийся живот. Что-то не то, и дело не в одном лишь выпитом с вечера вине.

– Господин?

– Капрал Танни.

– Я… Мне…

Уорту, судя по всему, зверски не терпелось в отхожее место. Признаки налицо: неуклюжее перетаптывание с ноги на ногу, потливая бледность, чуть заметная затуманенность во взоре. Словом, бедняге уже ни до чего.

– Пшел!

Танни ткнул большим пальцем в сторону выгребных ям. Бедолага на полусогнутых засеменил к ним испуганным кроликом.

– Только смотри мне, мимо не нагадь!

Подняв палец, Танни менторским тоном обратился к остальным:

– Затвердите назубок: всегда – слышите? – всегда оправляйтесь только в строго отведенных местах! Это незыблемое правило солдатского этикета, куда более важное, чем вся эта ерунда насчет шагистики, чистки оружия или построения на местности.

Даже на столь солидном расстоянии был слышен длинный и протяжный, похожий на рык, стон Уорта, сопровождаемый громовым пердежом.

– Рядовой Уорт вступает в первую схватку с самым отъявленным врагом. Коварным, безжалостным, полужидким.

Танни хлопнул по плечу ближайшего рекрута – оказалось, Желтка. Тот аж присел.

– Рано или поздно каждый из вас, вне всякого сомнения, будет вынужден сразиться с отхожими местами. Так что храбрость, ребята, и еще раз храбрость! А пока мы ждем, возвратится ли Уорт с победой или падет и изойдет на поле брани, не изволит ли кто-нибудь из вас приятельски перекинуться с вашим капралом в карты?

Выудив словно из ниоткуда колоду, он поиграл ею перед удивленными глазами новобранцев (в случае с Клайгом глаз был один); впечатление смазывала канонада Уорта.

– Играем пока на интерес. А там посмотрим. Чего уж там, ведь терять особо… Оп-ля.

Из ставки появился генерал Челенгорм – в незастегнутом мундире, растрепанный, пунцовый, как свекла, орущий. Сказать по правде, крикливости генералу было не занимать, но сейчас он чуть ли не впервые кричал что-то осмысленное. Следом за ним шел Горст, нахохленный и притихший.

– Так-так-так.

Челенгорм дотопал до какой-то точки, затем, словно одумавшись, крутнулся на каблуках, никому особо не адресуясь, рявкнул, завозился с пуговицей, сердито хлопнул по чьей-то угодливо метнувшейся помочь руке. Из дома во все стороны спугнутыми с куста птицами порскнули штабные офицеры; неразбериха быстро распространялась по лагерю.

– Вот черт, – определил Танни, на ходу накидывая на плечи лямки, – чую, скоро в поход.

– Так мы ж только что прибыли, капрал? – промямлил Желток, еще не успевший снять ранец.

Танни, подхватив лямку, накинул ее обратно Желтку на плечо и развернул его в сторону генерала. Челенгорм потрясал кулаком перед лицом офицера презентабельного вида, а другой рукой безуспешно пытался застегнуть пуговицы на мундире.

– Вот вам, рядовые, великолепная иллюстрация армейского уклада: цепочка от командира к командиру, где каждый вышестоящий начальник срет на голову подчиненному. Нашего отца, всеобщего любимца и командира полковника Валлимира сейчас обгаживает генерал Челенгорм. Полковник Валлимир, в свою очередь, будет ронять кал на офицеров, и так по нисходящей. Поверьте, не пройдет и двух минут, как сюда примчится первый сержант Форест и раздвинет ягодицы над моей злосчастной головой. Догадываетесь, чем это обернется для вас?

Клайг неуверенно поднял руку.

– Вопрос был риторический, болван.

Рука рекрута опустилась.

– За это тебе нести мой ранец.

У Клайга поникли плечи.

– Ладерлугер!

– Ледерлинген, господин капрал.

– Да хоть как. Ты у нас, что ли, доброволец? Значит, ты вызвался нести другую мою поклажу. Желток?

– Да, господин? – отозвался тот, пошатываясь под весом собственного ранца.

– Понесешь гамак, – сказал Танни со вздохом.