Цитаты из книги «Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы»

Дело в том, что из всех форм суеверия религия сильнее всего вредит обществу. Мало кому всерьез повредит вера в астрологию, но, как мы увидим в заключительной главе, от веры в конкретного бога или от идеи о том, что вера — это добродетель, пострадали многие.

религией и наукой, я рассматриваю этот конфликт как одно из сражений более масштабной войны — войны между рациональностью и суеверием. Религия — лишь одна из разновидностей суеверия (а еще вспомните веру в астрологию, паранормальные явления, гомеопатию и духовное целительство), но при этом самая распространенная и вредная. А наука — лишь одна из форм рациональности (другими будут философия и математика), но это высокоразвитая форма, причем единственная, способная описывать и понимать реальность. Все суеверия, претендующие на истину, на самом деле представляют собой своего рода псевдонауки и используют схожие тактики, чтобы обезопасить себя от разоблачений.

Пора прекратить рассматривать веру как добродетель и использовать выражение «человек веры» как комплимент. В конце концов, мы не называем того, кто верит в астрологию, гомео­патию, экстрасенсорное восприятие, визиты инопланетян и даже саентологию, «человеком веры», хотя эти слова будут самой точной его характеристикой.

В наши дни, когда появилась настоящая наука, мы понимаем, что теология — изучение Бога, его природы и свойств — так же бесполезна в познании реальности, как в 1795 г., когда Томас Пейн сказал про нее следующее: Изучение теологии, как это принято в христианских церквях, это изучение пустоты. Теология ни на чем не основана. Она не опирается ни на какие принципы, не следует никаким авто­ритетам, не имеет никаких данных, не может ничего продемонстрировать и не признает никаких выводов. Никакая вещь не может изучаться как наука без того, чтобы мы владели принципами, на которых она основана; а поскольку в отношении христианской теологии это не так, следовательно, это изучение пустоты.

Как сказал Ричард Фейнман в отчете о кольцевых уплотнителях, вызвавших катастрофу космического челнока «Челленджер», «чтобы техника работала успешно, на первом месте должна стоять реальность, а не связи с общественностью, ибо природу не обманешь».

физик Стивен Вайнберг: «С религией или без нее хорошие люди могут вести себя хорошо, а дурные — творить зло; но чтобы хорошие люди творили зло — здесь не обойтись без религии». Он, конечно же, не подразумевал, что религия делает всех хороших людей дурными, — лишь некоторых из них, тех, кто слишком полагается на свою веру и рвение. Без религии, к примеру, сложно представить вечную враждебность суннитов и шиитов. Эти мусульмане часто родом из совершенно одинаковой национальной и этнической среды и при этом убивают друг друга в споре о том, кого по праву можно назвать наследниками Мухаммеда. Вечное преследование евреев — чисто религиозный вопрос, в основе которого лежит их обвинение в убийстве Христа. Ничего подобного нельзя сказать о науке, ибо в ней нет никаких предписаний (кроме «ищи истину» и «не мошенничай»), как нет и обещаний вечного блаженства. Физики не убивают друг друга, если расходятся во мнениях на теорию струн или на то, кто первым высказал идею эволюции.

Если можно осудить науку за причиненное ею зло, то разве нельзя осудить религию на тех же основаниях? Разве нельзя сказать, что пороки религии — такие вещи, как инквизиция или теракты радикальных мусульман — исходят не из догмы или Писания, а из неверного толкования последних несовершенными людьми? Мой ответ таков: наука отличается от религии в одном очень важном отношении. В отличие от науки, вера сама по себе способна испортить нормальных людей и привести их прямиком к дурному поведению.

Научные открытия нравственно нейтральны, а вот то, как они используются, иногда представляет проблему. Если вы испытываете искушение сказать подобное о религии, то я возражу, что между наукой и верой имеется существенная разница, и в случае использования веры во зло религия сама становится соучастницей. Когда я встречаю обвинения в адрес науки за причиненный ею вред, я думаю примерно следующее: «Мастера делают для нас лопаты, молотки, зубила и ножи. Но иногда эти инструменты используются для убийств, поэтому следует помнить, что их изготовление приносит нам несчастья, хотя и ценно само по себе». Но (как и в случае с наукой) хотя инструменты порой и используются во зло, приносимая ими польза существенно выше. Возлагать вину на область деятельности, а не на дурных людей, — это все равно что обвинять архитектуру в том, что она дала нацистам средства для постройки газовых камер. А когда науку обвиняют в перенаселенности Земли и загрязнении окружающей среды, то кого на самом деле стоит обвинять — научные учреждения и методологию или алчных и недальновидных людей?

Джеймс Уотсон однажды сказал мне, что в поиске структуры ДНК и его и Фрэнсиса Крика серьезно мотивировал натурализм: они хотели показать, что «секрет жизни» — самокопирующаяся молекула, которая служит «рецептом» для всех живых организмов, — основана только на химии, без всякой необходимости божественного вмешательства. Если мы собираемся приписать религии заслугу в рождении науки, то из тех же соображений мы должны приписать неверию заслугу в большинстве научных открытий последнего столетия, движущей силой которых была яростная приверженность натурализму. Каждая крупица истины, вырванная у природы за последние 400 лет, была получена при полном игнорировании Бога, ибо даже религиозные ученые оставляют свою веру у дверей лаборатории.

Многие богословы, начиная с Фомы Аквинского, защищали убийство еретиков, что вряд ли способствовало развитию свободной мысли. Мартин Лютер знаменит своими нападками на разум. Католическая церковь не только преследовала Галилея и Джордано Бруно за ересь, отчасти связанную с на­укой, и сожгла Бруно живьем, но и осудила в 1277 г. Парижский университет за преподавание 219 философских, теологических и научных «ошибок». И какой вывод мы можем сделать из печально известного церковного списка запрещенных книг Index Librorum Prohibitorum, на протяжении 400 лет защищавшего паству от теологически неверных мыслей? В число этих мыслей, судя по всему, входила и наука, поскольку в списке можно найти труды Кеплера, Фрэнсиса Бэкона, Эразма Дарвина (деда Чарльза, у которого была собственная теория эволюции), Коперника и Галилея. Зачем институту, поощрявшему науку, объявлять грехом чтение книг, написанных учеными? И зачем институту, одобрявшему свободные исследования, запрещать философские книги Паскаля, Хоббса, Спинозы и Юма?