Проклятье.
Люциан подавил стон, когда его тело отреагировала на мягкость ее форм, прижатых к нему. Член затвердел за секунду, почти болезненно восстал в животной потребности обладать ею, заявить свои права на нее, и, черт возьми, он никогда не чувствовал подобного ранее. Это было безумием. Он мог получить кого угодно. Выйти из дома, сделать быстрый телефонный звонок, и любая из множества женщин тут же окажется рядом с ним. Но он был одержим одной, которая сопротивлялась ему. Эгоистично. Это было, бесспорно, эгоистично, но он ничего не мог поделать.
Джулия застыла, ее глаза широко распахнулись, и он заметил румянец на ее щеках, и видел, как он становится сильнее. Он ждал, что она оттолкнет его и посмотрит на него тем взглядом, от которого у большинства мужчин скукоживаются яйца. Или врежет ему. Потому что уже не раз она смотрела так, будто была в миллиметре от того, чтобы пнуть его в живот или куда похуже. Если он правильно помнил, она даже однажды обещала ударить его.
Но Джулия расслабилась.
Проклятье.
Она таяла в его объятьях, как теплое масло на языке, и чертов мир вокруг него прекратил свое существование. Каждая клеточка его тела сосредоточилась на ней. Проклятье, он хотел ее прямо сейчас. Сорвать эти голубые штаны и поиметь ее у стены. Или взять ее так, как он сделал это в квартире. Заставить ее схватиться за перила, когда он растворится в каждом прекрасном дюйме ее тела.
Люциана даже не заботило, что их могут увидеть.
Но сначала он хотел попробовать ее губы. Он не знал, каковы они на вкус, каковы ее… Высвободившись из его хватки, Джулия руками провела вниз по бедрам, отступив на шаг. Он потянулся за ней, боясь, что она может убежать, но она вышла из пределов его досягаемости, а потом и вовсе метнулась назад, в комнату Мадлен, закрыв за собой дверь.
Он подавил первый инстинктивный порыв кинуться за ней, закрыл глаза и сфокусировался на глубоком дыхании. Прошло много времени, прежде чем он смог сдвинуться с места, на котором стоял, решив не ходить за ней, не показывать, насколько с ним все не в порядке