Цитаты из книги «Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной?»

Проблема была не в кровном родстве, не в природе и не в воспитании. Теперь я знаю

Соединить в книге собственной жизни вымысел и реальность — единственный способ оставить повествование открытым, шанс удержать контроль над историей: пусти ее на самотек, и конец не понравится никому.

реальность есть реальность и не более того, страстные томления души ей не удовлетворишь. Вот почему, соединяя в книге собственной жизни вымысел и реальность, мы становимся свободнее. Чем шире круг нашего чтения, тем мы свободнее. Эмили Дикинсон едва ли выезжала за пределы своего поместья в Массачусетсе, но, когда мы читаем: «Стояла жизнь моя в углу заряженным ружьем...»12, мы понимаем, что перед нами сила воображения, способная не расцветить жизнь, но разнести ее в клочья.

Оказалось, я попала в хорошую компанию. Писатели часто бывают изгнанниками, отверженными, изгоями и беглецами. Такие писатели стали моими друзьями. Каждая книга — словно послание в бутылке. Открывай!

Джанет, ты объяснишь мне почему? — Что почему? — Ты знаешь, что почему… Но я не знала, что почему... почему я такая, какая есть... почему не могу ей угодить. Чего она хочет. И почему я — не то, чего она хочет. Чего и почему хочу я. Но одно я знала точно. — Когда я с ней, я счастлива. Счастлива и всё тут. Она кивнула. Она, казалось, поняла меня, и я даже подумала в это мгновение, что она передумает, мы поговорим и окажемся по одну сторону стеклянной стены. Я замерла. А она произнесла: — Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной?

Чего бы ни был лишен мой отец — думаю, секса у них никогда и не было, — по меньшей мере ему не пришлось проводить ночи с миссис У., держа в одной руке пенис, а в другой — раскрытый справочник, чтобы она могла следовать инструкциям.

Миссис Уинтерсон читала вслух, переворачивая страницы. В Торнфилде бушевал ужасный пожар, мистер Рочестер терял зрение, но в версии миссис Уинтерсон Джейн не было дела до ослепшего возлюбленного; она выходила замуж за Сент-Джона Риверса, и они вместе отправлялись нести слово Христово язычникам. Только потом, прочитав «Джейн Эйр» самостоятельно, я обнаружила, что натворила моя мать.

Мне казалось, что мы можем отправиться куда угодно. Казалось, мы будем словно карта и глобус, маршрут и компас. Казалось, что мы были друг для друга целым миром. Мне казалось… Мы были не любовницами, а самой любовью. Я так и сказала миссис Уинтерсон — не тогда, позже. Она поняла. Ей было очень неприятно это слышать. Именно поэтому я ей сказала.

Когда она поймала меня на краже денег, то сказала: «Я больше никогда не буду тебе доверять». И с тех пор действительно не доверяла. Когда она узнала, что я веду дневник, то изрекла: «У меня никогда не было секретов от моей матери… но я же тебе не мать, правда?» И это стало правдой. Когда я захотела научиться играть на ее пианино, она заявила: «Я продам его раньше, чем ты вернешься из школы». И выполнила свое обещание.

позже, много позже, пытаясь научиться любить, я задумалась о важности банального постоянства. Возможно, будь у меня собственные дети, я бы дошла до этого быстрее, а может, искалечила бы их так же, как искалечили меня. Учиться любить никогда не поздно. Но страшно.