Предисловие

Там, где теперь поднимается дым над гостиницами национального парка Глейсир, поднимался прежде дым над нашими вигвамами; там, где со свистом проносятся автомобили с туристами, проезжали мы на своих охотничьих лошадях. Там мы с Черным Лосем ставили лагерь, и там он рассказал мне эту историю об Ужасной пещере. Я никогда не пытался войти в эту пещеру, но как много раз я останавливался у места, куда падал водопад из этой пещеры и наблюдал за форелью в глубоком чистом озерке, иногда замечая выдру или бобра, а порой и более крупную дичь! Это было больше сорока лет назад. Недавно кто-то назвал этот, текущий из утеса поток, наш водопад Бегущего Орла – Смешным водопадом! а нашу гору Поднимающегося Бизона – горой Рокуэлла! Озеро Ревнивой Женщины стало озером Макдермотта! Наши древние названия почти всех гор, озер и рек у нас отняты, как и вся наша земля. Мы подали прошение министру внутренних дел и всем власть имущим в Вашингтоне, даже президенту, восстановить их, но пока наши усилия остались без результата. Мои друзья из племени черноногих говорят: "Белые забрали у нас нашу страну, нашу дичь, и уничтожили путь, который предназначило нам Солнце, а теперь они забирают у нас и названия наших гор. Так они хотят уничтожить саму память о том, что когда-то мы владели этой обширной страной!"

Вы, кто прочтет эту повесть, кто ходит по горам и рекам, где когда-то ходили мы, разве вы не потратите несколько минут своего времени, чтобы написать своим сенаторам и конгрессменам письма с просьбой восстановить эти старые названия? Джеймс Уиллард Щульц (Апикуни)

Университетский Клуб, Лос-Анджелес, 1 августа 1920 года

Глава I

Я и Голубка увидели Ужасную пещеру и заметили бога воды.

Я отметил зимы на ребре этого старого лука. Это был лук моего дедушки; он сделал его в дни своей юности, и отдал его мне, когда был уже стариком. Первую засечку я сделал, когда отмечал свою восемнадцатую зиму, в которую я впервые столкнулся с врагом (это был военный отряд Ворон), мы сразились с ними, и я добыл свой первый скальп. Считай засечки – их пять десятков и одна; как раз пятьдесят лет назад, в такой же месяц Новой Травы мы пережили страшные бедствия.

Мы тогда стояли лагерем, в котором было пятьсот вигвамов или даже больше, в лесистой долине, где Барсучья река и река Двух Шаманов сливаются, образуя Медвежью реку (ныне река Мараис в штате Монтана).

Тяжелый Бегун был предводителем нашего общества, Маленьких Накидок. Его главная жена, Поющая У Входа, была женщиной с прекрасным характером, добрым и щедрым сердцем, которую все мы любили и уважали, и она тяжело болела. К ней звали разных целителей, которые отпаивали ее разными настойками из корней, коры и листьев, но ей становилось все хуже. Тогда к ней стали приходить шаманы – каждый возносил за нее свои обращенные к Солнцу молитвы, пел священные песни и просил вернуть ей здоровье, но ее состояние продолжало ухудшаться. Мой отец, Медвежий Орел, был сильным шаманом, владеющим бобровой, или, другими словами, наделенной силой воды трубкой. Он был последним, кого призвали к вигваму больной, и он привел с собой мою мать и другого шамана, Старое Солнце, и его главную жену, чтобы они помогали ему. Всю ночь напролет, раскрасив в священные цвета руки, ноги и лицо больной, они молились, пели и курили, прося вернуть ей здоровье, но после восхода она скончалась, позвав своего мужа и прося его обнять е покрепче – это было все, что он мог сделать для того, чтобы удержать ее тень и не дать ей отправиться в длинный путь к унылым Песчаным Холмам

Она умерла, и Тяжелый Бегун осторожно положил ее тело на лежанку, потом вышел наружу, поднял к небу руки и стал проклинать солнце. Я не могу, я не осмеливаюсь передать тебе его слова. Никогда прежде никто из наших людей не делал столь ужасных вещей. Некоторые, кто услышал его, останавливались и слушали его; другие убегали, потому что не могли этого слушать. Долго он стоял там, называя солнце всеми дурными словами и призывая его сделать ему еще что-то плохое, а затем повернулся к младшим женам и сказал им:

– Приготовьте к похоронам тело моей любимой! Я пойду и приведу несколько лошадей, чтобы убить их при ее похоронах!

– Отец, отдохни! Я пойду за лошадьми. Отдохни, отец, и попроси у Солнца прощения за все, что ты ему сказал! – сказал ему один из сыновей.

Но Тяжелый Бегун, казалось, его не видел и не слышал. Он пошел через лагерь, сделал несколько шагов, упал и был мертв прежде, чем кто-то мог к нему подбежать. Теперь женщины плакали уже по двум любимым, они перенесли его тело в вигвам и тоже стали готовить его к похоронам. Весь лагерь пребывал в отчаянии – мы могли думать только о том, как ужасно наказало Солнце нашего вождя. Даже маленькие дети сидели тихо, испугавшись сами не зная чего. Собаки в лагеря скулили, что было для них признаком беспокойства, и собирались в стаи, загнув хвосты между ног.

И в это время через весь лагерь прямо к вигвамам нашего общества Маленьких Накидок прошел одинокий воин, по имени Желтое Перо, и со стоном выкрикнул:

– Увы! Увы! Увы! Я – единственный оставшийся в живых из нашего отряда! У водопадов Большой Реки, ночью, на нас напал большой вражеский отряд! Мы храбро сражались, но нас было всего двенадцать человек, а их множество! Я один остался в живых!

Так сидел он и причитал перед вигвамом вождя, волосы его были грязные и спутанные, лицо и руки выкрашены в черный цвет. Родители, жены, дети и друзья погибших причитали с ним вместе, повторяя беспрестанно имена погибших. Наконец воин встал, отбросил волосы со лба и обратился к моему отцу:

– Медвежий Орел, шаман, что теперь скажешь ты о своей водной магии? Ведь это ты проводил с нами церемонию потения в священной хижине в день, когда мы уходили в поход! Мы курили твою священную трубку и молились Солнцу, и ты уверял нас в успехе! Ха! Успех! Медвежий Орел, я говорю тебе, что твоя трубка потеряла свою священную силу!

Что мог ответить на это мой отец? Больная женщина умерла, когда он молился за нее! Одиннадцать прекрасных, храбрых воинов, для которых он провел магический обряд и о которых каждый вечер молился, тоже были мертвы! казалось, он постарел на глазах, выслушивая последнего выжившего воина. Лицо его стало серым, всегда стройная спина согнулась. Не сказав ни слова, он повернулся и медленно, волоча ноги, вернулся в вигвам. Одинокий воин снова сел и возобновил свои причитания.

Днем обернутые в шкуры и одеяла тела вождя и его жены были отвезены вверх по реке, где их привязали к настилу из жердей, привязанных к ветвям хлопкового дерева, под которым были убиты четыре лошади. Целый день люди носили траур по покойным. На закате вошли в лагерь семь человек из отряда в двадцать три воина, который месяцем раньше ушел на восток в набег на ассинибойнов. Отряд тоже попал в засаду превосходящих сил врага, и только семь человек смогли уцелеть в этом сражении. Так что наступившей ночью траур в нашем лагере охватил еще больше людей. По лагерю пошли разговоры о том, что боги, судя по всему, покинули нас.

Старое Солнце был шаманом отряда, который пошел на ассинибойнов. Эти семеро уцелевших обвинили его в случившемся и сказали, что его громовая трубка утратила магическую силу. Как и мой отец, он был столь расстроен, что не мог ни есть, ни спать. Вечером следующего после похорон нашего вождя и его жены дня Старое Солнце вошел в наш вигвам. Мой отец жестом предложил ему сесть, набил и зажег трубку и протянул ему. Они курили медленно, затягиваясь по очереди и не произнося ни слова. Тишина стала почти невыносимой. Я чувствовал, что не могу больше этого выносить.

Я хотел выйти из вигвама и побродить по лагерю, когда Старое Солнце сказал моему отцу:

– Друг мой, какая ужасная неудача постигла тебя и меня. Никогда у нас не было более сильных талисманов, чем сейчас, и вдруг они нас подвели. Вместо жизни и удачи смерть приходит к тем, кто прибегает к нашей помощи. Что ты думаешь, в чем причина этого?

– Я думал и думал об этом, и не могу ничего понять. Я просто схожу с ума, – ответил мой отец.

– Ну тогда я скажу тебе, что об этом думаю, – сказал Старое Солнце. – Я полагаю, что табак, который мы используем в наших священных трубках, неприятен богам, потому что они не могут переносить запах этого дыма. Не заметил ли ты, какой неприятный запах имеет дым и какой горький у него вкус?

– Он действительно горький и плохо пахнет. Я думаю, что ты прав: если это неприятно нам, то тем более должно быть неприятно и богам. А не может ли быть, друг мой, что торговец, у которого мы его получили, нарочно подмешал в него свое белое знахарство, чтобы принести нам неудачу!

– Нет, он бы не сделал этого. Я уверен в том, что он наш друг. Его жена из племени манданов , и она хорошо о нем говорит, – сказал Старое Солнце.

Они говорили о Ки-Па¹, вожде компании Длинных Ножей, который прошлым летом прибыл с лодками и людьми, чтобы торговать с нами товарами из Большого Дома в устье Йеллоустоуна и построил факторию в устье Медвежьей реки.

– Хорошо, но может быть плохая магия была в табаке прежде, чем он его получил, – сказал мой отец. – Во всяком случае, мы больше не должны его использовать. Мой друг, теперь нам остается одно: мы должны использовать только наш старый нах-уак-о-сис во время своих магических церемоний. Только так мы сможем вернуть покровительство богов.

– Но у нас его очень мало; в нашем племени его уже много лет никто не выращивает, – возразил Старое Солнце.

– У меня немного осталось. Половину должен взять ты. И я знаю, что у вдовы нашего старого друга, Маленького Волка, есть большой мешок семян. Слушай, друг мой. надо взять у нее семена, посеять их и собрать большой урожай листьев, – сказал мой отец.

– Да, а потом мы уйдем, а вернувшись, обнаружим, что олени и саранча все съели!

– Нет! – внезапно воскликнул мой отец, выпрямившись и громко хлопнув в ладони. – Нет! Нам это так важно, что мы должны рискнуть. Мы выберем подходящее место и посеем семена, и сами останемся на этом месте и будем следить за посевами, защищая их от того, кто смог бы их съесть.

– А нас самих может убить проходящий мимо вражеский отряд!

– Мы должны рискнуть! – сказал мой отец. – Однако, если мы будем осторожны, то риск не будет очень велик. Я предлагаю нам пойти в лес, окружающий нижнее озеро Двух Шаманов, и отвести лошадей назад, чтобы наши родичи пасли их. Там в лесу много полян, где много солнца и тепла, и наши посадки хорошо будут расти.

– Хорошо! Так и сделаем, если получим семена, – сказал Старое Солнце.

Мой отец послал мою мать, чтобы она расспросила об этом старую вдову, Краснокрылую, и она скоро возвратилась вместе с нею, последняя несла шкуру антилопы, снятую целиком, с ногами, она была набита и выглядела как настоящее животное.

– О великие шаманы, как счастлива я была, услышав ваш зов, – кричала старуха. – Я так долго берегла эти священные семена, надеясь, что кто-то их посеет, и теперь вы это сделаете! О, возьмите их! Посейте все! Смотрите, какие хорошие семена!

С этими словами она сунула руку в рот шкуры и вынула горсть крупных, тонких сероватых семян, показала их нам, а потом высыпала обратно и положила шкуру перед моим отцом.

– О, боги любят нах-уак-о-сис ! – воскликнула она. – Сам Старик создал эти семена и посеял их, а Солнце согрело землю и заставило их прорасти и превратиться в растения с большими листьями и дать новые семена для наших отцов. И наше племя пользовалось им с давних времен и все у нас было хорошо, пока вы, шаманы, не перестали им пользоваться и заменили его сорняками, купленными у белых торговцев, и наши вигвамы наполнились горьким вонючим дымом!

– Ты верно сказала, добрая женщина, – сказал ей Старое Солнце.

– Мы с удовольствием возьмем эти семена, – сказал мой отец, – посеем их и будем за ними ухаживать, они вырастут, и в месяц Падающих Листьев соберем семена и отдадим тебе столько, сколько ты дала нам.

Моя мать приготовила для старухи небольшое угощение. Мой отец и Старое Солнце пошли в вигвам Одинокого Ходока, нашего главного вождя, поговорить с ним об их планах, и я пошел с ними. Одинокий Ходок сразу собрал совет всех вождей клана. Они все согласились с тем, что само существование племени зависит от того, чтобы шаманы снова стали использовать нах-уак-о-сис , но некоторые утверждали, что семена нужно посеять, как это делалось раньше, а потом можно уйти и предоставить посевы собственной судьбе. Они боялись за нас; если две семьи останутся, то их может обнаружить и убить вражеский отряд, а жизни шаманов представляют для племени большую ценность, и не стоит ими так рисковать. Все же после долгих разговоров мой отец и Старое Солнце настояли на своем. Было решено, что племя пойдет к реке Торчащей Скалы (Солнечная река), а оттуда на юг к горам Ремня, где проведут лето, а в месяц Падающих Листьев вернутся на север к реке Двух Шаманов, где мы должны будем к ним присоединиться.

Уже на следующий день наши две семьи отправились к озеру Двух Шаманов – с нами пошли два моих двоюродных брата и племянник Старого Солнца, они пошли с нами, чтобы в течение лета помочь нам присматривать за лошадьми. Едва мы вышли из лагеря, как нас догнала Краснокрылая и ее внучка, Голубка, очень красивая девушка примерно моего возраста. Старуха подъехала к с моему отцу и Старому Солнцу, крича:

– О великие шаманы! Мы здесь, и с нами наш вигвам и все наши пожитки, навьюченные на лошадей. Я хочу помочь вам ухаживать за посевами и вырастить нах-уак-о-сис. Пусть ваши сердца не будут каменными! Позвольте нам пойти с вами

Мой отец вопросительно посмотрел на Старое Солнце, тот кивнул, и ответил старухе:

– Мы рады, что вы идете с нами. Ты дала нам священные семена, и мы будем очень рады, если вы поможете нам вырастить урожай.

– Ха! Я так и подумала, что ты так ответишь, воскликнула старуха, она была так счастлива¸ что начала петь, и пела все утро одну песню за другой.

Итак, в середине следующего дня мы спустились в глубокую долину у озера Двух Шаманов, переправились через реку в нижней части озера, прошли немного по участку прерии и стали искать хорошее место, где можно было бы высадить семена и поставить лагерь под защитой густого леса, покрывавшего склоны гор до самых голых скал в их верхней части. Такое место мы там не нашли. Мы вернулись, повторно пересекли реку и пошли по натоптанной звериной тропе, идущей рядом с озером. Этот склон долины был солнечным, теплым и там росло много деревьев – осины, хлопкового дерева и целые рощи сосен и елей. Недалеко от верхней части озера мы сошли с тропы, прошли вдоль маленького ручейка к роднику и там разбили лагерь. Чуть ниже родника был большой участок ровной земли, по размерам намного больше, чем было нам необходимо. Мы только срубили несколько осин, которые затеняли землю, и теперь сырая земля, усыпанная темными листьями, целый день согревалась солнечными лучами. Мы поставили наши три вигвама под укрытием нескольких хлопковых деревьев, стоявших чуть выше родника. Это место было примерно на полпути между озером и вершиной длинного горного хребта, поднимавшегося от равнины до подножия внешней горы Хребта Мира, имевшей голую скалистую вершину.

Рано утром на следующий день наши родственники взяли наших лошадей и отправились с ними домой. Хотя мой отец и Старое Солнце очень возражали, я не отдал двух лошадей, которых привязал недалеко позади лагеря. Я сказал, что они необходимы мне для того, чтобы привезти добытое мною мясо для пропитания обитателей трех наших вигвамов – на себе я бы не унес столько, сколько требовалось. Старое Солнце, его главная жена, Северная Женщина, его младшие жены – Красивая Накидка и Стрела, и пятеро их детей – всего девять человек. Краснокрылая и ее внучка – еще двое. Мой отец и его старшая жена – моя мать, Поющая Одна, и мои почти-матери, Бегущая и Маленькая Лиса, и их пять детей, и я – всего десять.

– Однажды военный отряд наткнется на следы твоих лошадей и пройдет по ним прямо в наш лагерь, – сказал мой отец.

– Я буду держаться подальше от троп. Когда я должен буду их пересекать, то спущусь и сотру следы, – ответил я.

– Лошадей могут заметить издалека, – сказал Старое Солнце.

– Не моих; я буду привязывать их в лесу и не выезжать на открытое место, – ответил я.

В тот же день женщины срубили осины, стоявшие на месте, которое мой отец и Старое Солнце наметили для посадки, и убрали их, и начали таскать на это место, которое было размером примерно в семьдесят пять шагов в длину и пятьдесят шагов в ширину, сухие кусты. Скоро они собрали все, что было рядом, и тогда очень пригодились мои лошади, чтобы таскать сухие стволы и ветки, собранные вокруг. Эта работа продолжалась весь следующий день, и к вечеру весь участок был покрыт доходящим до груди слоем сухих кустов и веток. В полночь, когда менее всего было вероятно, что пламя заметят, мы взяли горящие ветки из наших очагов и со всех сторон подожгли эту груду. Какой же это был костер! Жар был такой, что мы отошли в нашим вигвамам. Пламя ревело, словно большой водопад, и освещало весь склон горы; горение продолжалось долго, и только к рассвету прогорели последние крупные стволы и угли перестали тлеть. Мой отец и Старое Солнце подошли к краю кострища и острыми палками вырыли там ямку; даже на глубину длины руки земля было очень горячей, и было ясно, что все корни травы и сорняков на этом месте были уничтожены. Посаженные в золу семена нах-уак-о-сис росли бы, не имея никаких соперников, и, разумеется, выросли бы до наступления холодов.

Мы ждали день и ночь, пока не остынет земля, а потом женщины стали рыхлить ее острыми палками и бизоньими лопатками, чтобы можно было посадить в нее семена. Мясо у нас почти закончилось, поэтому я оседлал одну из лошадей и поехал на охоту. У меня было хорошее новое кремневое ружье, купленное у торговца в устье Медвежьей реки, и взял с собой его вместе с луком и стрелами, которые подарил мне дедушка. В те дни мы предпочитали пользоваться луками, а не ружьями, по двум причинам: потому что лук был бесшумным и потому, что порох и пули стоили дорого и за ними нужно было далеко ездить.