Утверждено к печати Ученым советом ИЭА РАН

Ответственный редактор академик РАН В. А. Тишков

Рецензенты:

член-корреспондент РАН А. В. Головнёв (МАЭ (Кунсткамера) РАН) кандидат филологических наук, доцент Е.Г. Власова (ПГНИУ)

© И. В. Кучумов, перевод на русский язык, предисловие и примечания, 2021

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2021

Подлинные и вымышленные приключения джентльменов в российской глубинке

Девятнадцатый век – время зарождения массовых мобильностей^[1], которые стали практичски всеобщими в наши дни и постоянно усложняются. В отличие от древних миграций, модерновые перемещения охватывали не отдельные популяции, а все человечество. Включенные в эту книгу сочинения трех британских травелографов^[2] – лишь небольшая часть обширного массива работ, созданных иностранцами, совершавшими поездки по России. В XIX в. темы английских травелогов охватили весь мир, поскольку в это время географические открытия и колониальная активность приобрели небывалый размах^[3].

В публикуемых работах, представляющих собой рассказы о научно-познавательных и одновременно живописных путешествиях-обозрениях^[4] по Уралу, Россия выступает в качестве Другого, которое и для нас, читателей XXI в. – в большинстве своем представителей европейской культуры, тоже является

Другим. При этом мы смотрим на него не сами, а глазами иностранцев, которые по отношению к нам тоже являются Другими, т. е. объект рассмотрения – в данном случае локальные уральские культуры – является как бы Другим Других.

У всех авторов, чьи работы включены в настоящую книгу, присутствует полный набор сюжетов, характерных для литературы путешествий: аварии, стихийные бедствия, болезни, общение с попутчиками^[5]. Вместе с тем всякое путешествие, особенно далеко от родины, – это поездка в иной мир, напоминающий или нет свой, поэтому каждое из публикуемых сочинений обладает собственным способом визуального восприятия и осмысления России – ведь «путешествие – не специальность и не имеет строгих правил»^[6]. Ну а поездки в Россию в XIX в. для западноевропейцев вообще были настоящим приключением по причине малой популярности этого маршрута^[7]. Редкие вояжи иностранцев на восток от российских столиц обычно заканчивались в Нижнем Новгороде, а тех, которые добирались до Урала и даже заглядывали дальше, вообще можно пересчитать по пальцам. Однако последующее развитие транспортных магистралей сделало эти маршруты для них возможными^[8]. Именно записки трех таких смельчаков и составили настоящую книгу. Но кто были эти люди?

Один из самых выдающихся математиков и физиков своего времени, Уильям Споттисвуд являлся увлеченным путешественником и посетил ряд стран, которые тогда мало интересовали вояжеров: в частности, в 1856 г. он побывал в так называемой «Восточной России»^[9], и в 1857 г. опубликовал об этом увлекательный рассказ^[10], который сейчас впервые выходит на русском языке. Ученый родился 11 января 1825 г. в Лондоне и получил математическое образование. В 1870–1872 гг. он являлся президентом Лондонского математического, а в 1878–1883 гг. – Королевского обществ, был избран почетным доктором Кембриджского, Дублинского, Эдинбургского и Оксфордского университетов. Споттисвуд опубликовал свыше ста статей, несколько книг. Он скончался 27 июня 1883 г. от брюшного тифа в своем родном городе и был похоронен в Вестминстерском аббатстве. Его смерть стала большой утратой для Великобритании.

В начале 80 – х гг. позапрошлого века воображаемую «поездку» на Урал совершил шотландский эколог и лесовод Джон Кромби Браун (1808–1895)^[11]. Россия была ему хорошо знакома – в 1833–1837 гг. он служил пастором Британо-американской конгрегационалистской церкви^[12] в Санкт-Петербурге. Позднее Браун занимался миссионерской деятельностью в Южной Африке, одновременно читал лекции по естествознанию, вернувшись в Шотландию, служил в церкви и вел научную работу. Он внес большой вклад в науку о лесе, издал ряд книг по этой теме – в частности, о лесах Финляндии и Карелии.

Позднее маршрут Брауна отчасти повторил, уже в реальности, шотландский металлург Джеймс Картмеллл Ридли. Он родился 25 марта (по др. данным 31 января^[13]) 1844 г. в г. Ньюкасл-апон-Тайн на северо-восточном побережье Великобритании. Получив специальность инженера по обслуживанию паровозов, Ридли одно время работал техником на пароходе, позднее возглавлял ряд металлургических предприятий, а в 1871 г. запатентовал новую технологию производства чугуна и стали^[14]. Скончался Ридли 27 декабря 1914 г. в своем родном городе в доме № 1 (он существует до сих пор) по ул. Бентинк-стрит. Предыстория его поездки по России такова. С 17 (29 н. ст.) по 24 августа (5 сентября) 1897 г. в Санкт-Петербурге проходила VII сессия Международного геологического конгресса, в работе которой приняли участие более семисот человек из двадцати семи стран^[15]. За месяц до этого российское правительство организовало для гостей несколько «геологических экскурсий» по стране. Ридли принял участие в Уральской^[16] и затем выпустил об этом небольшую книжечку^[17]. Его безыскусные путевые записки в жанре железнодорожного травелога^[18] – это интересный взгляд на Россию западного технократа.

К концу XIX в. Россия, во всяком случае те ее места, которые посетили три британца, уже была довольно неплохо объезжена, изучена и описана отечественными авторами. Говорить о том, что эти иностранцы открыли что-то новое, конечно же, нельзя, хотя, например, в сочинении Брауна присутствует немало занимательных историй и иных сведений, которые не представлены в литературе. Споттисвуд проплыл и проехал по довольно удаленным от Западной Европы землям, а Ридли знакомился с Россией в основном из окна железнодорожного вагона (примерно так же, только с палубы фрегата, знакомился с Японией И. А. Гончаров), но и до, и после них здесь побывали десятки исследователей. Особенно проигрывал в этом отношении Ридли – он ехал на поезде, который обычно перевозит своих пассажиров по местам, которые уже изучены^[19]. Однако ограниченность и специфичность знаний большинства европейцев о России, отразившаяся на страницах их травелогов, позволяет увидеть, каким представлял Запад социальное пространство нашей страны^[20].

Один современный историк охарактеризовал путешествие как экзистенциальный излом, ведь «переступив порог, человек выпадает из своей привычной колеи, оказывается один на один с огромным неведомым миром»^[21]. Действительно, на путешествии и рассказе о нем способ передвижения отражается не меньше, чем мотивация самой поездки, он влияет на темп и даже маршрут вояжа, тем самым сказываясь на восприятии путниками ландшафта и самих себя по отношению к нему^[22]. Все публикуемые здесь авторы обладали возможностями достаточно объективно описать страну, поскольку перемещались (Браун делал это мысленно) исключительно по густонаселенным районам: и пароходы, и поезда были тогда тем местом, где (и это отмечают все путешественники) вступали в близкий (во всяком случае, в пространственном отношении) контакт представители различных групп населения^[23], поэтому такие поездки, – особенно, если путешественник обладал хорошей наблюдательностью, – могли дать хоть и поверхностное, но в общих чертах верное представление о стране^[24].

Авторы публикуемых в этой книге сочинений преодолевали российские просторы разными способами: Споттисвуд и Ридли – на поездах, пароходах, лодках, в конных экипажах и пешком, Браун – мысленно. Соответственно и подходы к описанию пространства были у них различными^[25]. Вернувшись к себе домой, эти авторы поделились приобретенными ими знаниями о «культуре дороги»^[26] в России и оставили для будущих любителей поглазеть на нашу страну краткие наставления^[27] о том, как организовать пространство, обнулив его аритмию^[28]. Споттисвуд, невольно следуя указаниям своего предшественника Д. Александера («Англичане, путешествующие по Европе, должны остерегаться, выказывая свои чувства по поводу тех общественных устоев, с которыми им приходится встречаться»^[29]), заранее предупреждает таких смельчаков: «Путешественник должен быть терпеливым и снисходительным – отчасти потому, чтобы случайно не оскорбить нравы и обычаи местного населения». Наученный горьким опытом, теперь он сам поучает: «Если, ямщик предложит дорогу получше, нужно соглашаться. Бывалые путешественники знают, что в данном случае раздумывать не стоит». «Не берите с собой ящики: от ударов об их края и углы у вас образуются синяки на спине и ногах. Лучше возьмите плоские саквояжи и мягкие сумки, положите их на дно тарантаса на слой сена, поверх бросьте тонкий тюфяк и коврик, который кладут перед камином… В заднюю часть экипажа положите две или более пуховые подушки, только закажите их заранее», – цитирует одного из своих предшественников Браун, те самым объясняя, как нужно создавать мобильную систему, объединяющую человека и вещи^[30]. Для знакомства с Москвой «не забудьте. взять с собой пару крепких башмаков», – в свою очередь наставляет Ридли^[31].

Типы пространств, осваиваемых этими тремя путешественниками в ходе своих поездок по России, были различными. Турне Споттисвуда – именно так он называет свое путешествие, на которое решился «из любопытства и ради удовольствия»^[32] – проходило по местам, где отсутствовали железные дороги и почти не ходили пароходы, где «все оказывается проблемой: и перемена лошадей, и удовлетворение потребности в отдыхе/сне, и удовлетворение голода»^[33]. И если простой обыватель в таких обстоятельствах «не испытывает радости путешествия»^[34], то для ученого (хотя профессор Споттисвуд не ставил перед собой в этой поездке научных задач, но он же был выдающимся физиком!) это и привычно, и неизбежно, ибо ритмичность пространства, тишь да гладь только вредят исследованию, «зов неизведанного нового мира – не пугающие, а самые желанные звуки для Путешественника»^[35], «путешествие всегда включает… разные формы удовольствия и боли»^[36].

В XIX в. описания опасностей и страданий были обязательной стороной почти всякого травелога, тем самым усиливая его достоверность^[37]. «Трудность пути – постоянное и неотъемлемое свойство; двигаться по пути, преодолевать его уже есть подвиг, подвижничество со стороны идущего подвижника, путника»^[38]. Правда, Ридли избежал большинства этих проблем, ведь поезд, на котором он путешествовал, предоставлял пассажирам определенный комфорт. Еще меньше физических трудностей испытал Браун, «ездивший» по Уралу за своим письменным столом. И только на долю Споттисвуда выпали обычные для путешествующего по тогдашней России иностранца и многократно описанные в литературе мучения – в отличие от поезда и тем более виртуального перемещения, поездка на тарантасе обеспечивала максимальное взаимодействие вояжера с окружающим пространством^[39]. Ко всему прочему, английского математика постоянно пугали наличием на дорогах разбойников: «Одни советовали нам прервать путешествие, другие – ездить только днем, третьи – уделять особое внимание безопасности, четвертые просто излагали подробности недавнего происшествия…» – «дорога традиционно воспринималась как зона насилия, где всегда надо быть готовым к нападению и отпору»^[40]. Несмотря на то, что ничего подобного с путешественником не произошло (обычно рассказы о нападениях грабителей не подтверждались^[41], так как, скорее всего, часто имели фольклорную основу), он предупреждает своих будущих последователей: в России ухо нужно держать востро!

Как известно, практически всякое антропологическое (этнографическое) исследование основывается на свидетельствах информантов – носителей знаний об изучаемой культуре. Поэтому предпринятое Брауном воображаемое (интеллектуальное) полевое исследование, чем-то напоминающее написанный на основе опубликованных источников роман лично не знакомого с российским Востоком Жюля Верна «Клодиус Бомбарнак» или поэтическое собрание субъективных ощущений Блэза Сандрара о России «Проза о транссибирском экспрессе и маленькой Жанне Французской» (1913 г.), сегодня может показаться оксюмороном. Однако в то время этот жанр был довольно обычен и пользовался большой популярностью: достаточно сказать, что устроенный на Всемирной выставке в Париже в 1900 г. аттракцион – 45-минутная «поездка» из Москвы в Пекин на поезде, за окнами которого проплывали ландшафты, запечатленные на огромном панорамном полотне, имел оглушительный успех у публики^[42].

В воображаемом путешествии информаторами обычно становятся книги или иные источники. Но насколько объективными могут быть сведения, добытые таким способом? Французский литературовед и психолог Пьер Байяр ответил на этот вопрос довольно провокативно: «Нет никаких доказательств того, что, именно путешествуя, мы можем лучше узнать город или страну, с которыми до того были незнакомы. Наоборот, все наводит нас на противоположные мысли, в том числе и опыт многих писателей: бесспорно, лучший способ рассуждать о далеких краях – делать это, не выходя из дома». Порой описания земель, где авторы никогда не бывали, «оказываются куда реалистичней, чем тексты писателей, которые сочли своим долгом отправиться в эти места лично»^[43].

Хронотоп повествования Брауна многомерен и существенно отличается от воображаемой поездки по России, которую в XVIII в. «совершил», в частности, француз П.-Ш. Левек^[44]. У обычного путешественника событийный ряд имеет прямое линейное построение, обусловленное необходимостью рассказывать о перемещениях повествователя «и событиях, с ним происходящих, в хронологическом порядке. Повествователь в этом жанре не имеет права переходить из будущего в прошлое и наоборот, произвольно менять порядок событий. Он "обязан" вести читателя за собой строго по маршруту»^[45]. Но Браун последовательно описывает свой «маршрут» только в начале, а по «достижении» уральских предгорий его «поездка» становится нелинейной.

Воображаемое путешествие наглядно подтверждает вывод Эйнштейна о локальности времени, его привязанности к конкретной системе наблюдения и измерения. Странствуя по Росси в годы, когда основным средством передвижения по ней был не поезд, а пароход и гужевой транспорт, ментальный исследователь Урала Браун передвигается в пространстве быстрее современных авиалайнеров и космических кораблей. Он делает это с помощью мысли, а железнодорожными рельсами и руслами судоходных рек ему служат книги, рассказы друзей, информаторов и бывших сослуживцев (псевдоинклюзивное включение их в действие является у него элементом авторской экспрессии^[46]), причем не только периода «поездки» – у брикольера (а Браун, несомненно, является таковым) все идет в дело^[47]. Кстати, благодаря использованию одновременно нескольких литературных жанров (повествования, воспоминаний, анекдотов, преданий, публицистики, нон-фикшн, эпистолярных вставок и т. д.), что, по мнению исследователей, является обязательным для текстов путешествий^[48], травелог воображаемого путешественника приближается к художественному произведению. Впрочем, большинство таких сочинений в XIX в. были не только научными, но и литературными конструкциями^[49].

Применяя метод «передоверенного путешествия», т. е. выстраивая свои «воспоминания» на основе чужих круизов^[50], шотландский лесовод «перемещается» по Уралу не из одного географического пункта в другой, а присутствует сразу во всех (ср. принцип квантовой суперпозиции), и в его книге одновременно наличествуют образы биографического, исторического, космического, календарного и суточного времени. Пространство как таковое в этерналистском по сути сочинении Брауна исчезает, оно обнуляется, и пространственно-временной континуум разрушается^[51]. В реальности такое невозможно^[52]. Брауна мало интересует сам путь и переживание расстояния – их у него нет. Его, как и реальных путешественников новейшего времени, больше заботит не сам маршрут, а отдельные точки на нем, места остановок, где можно произвести исследования^[53]. «Неполноценность» сконструированного Брауном пространства^[54] способствовала субъективности его суждений, и это не связано со спецификой воображаемого путешествия (такое может случиться и с реальным вояжером-разиней): просто автор использовал достаточно узкий круг источников.