наш век материализма должен спросить: «У меня есть душа?». Что бы это могло означать? Какой смысл это несет для меня? Чего это от меня требует? Что означает «проявиться»? Смогу ли я услышать свою душу и начать служить ей? Что случится, если мне это не удастся? Этот парадоксальный призыв не так-то просто принять, но, именно отвечая на него, мы становимся людьми, которые способны воплотить намерение духа. И как кто-либо из нас может познать имманентную тайну, если мы не ступим в некую великую открытость жизни? Для нас вполне естественно переживать эту открытость, это раскрытие как опасную пропасть, но Мартин Хайдеггер говорил, что пропасть есть открытость самого Бытия[98].