Они произносили текст вслух, читая для себя; они слушали чтение братьев или сестер; они внимали ярким речам наставников, где те искусно переплетали отрывки из Писания. В течение дня следовало постоянно цитировать эти тексты – во время работы, литургии или даже в пути. Естественно, в монашеских кругах ходили рассказы о людях, которые восприняли эти требования всерьез. Так, вспоминали монаха Иону, садовника из монастыря Тмушонс (Thmoushons). Иона никогда не спал лежа. Вместо того он сидел на табурете, плетя веревки в темноте и вслух повторяя заученные наизусть тексты. Так он и умер на табурете с веревкой в руках. Похоронить его пришлось в той же позе, поскольку братья обнаружили его, когда тело успело закоченеть {13}.
Люди вроде Ионы безостановочно читали и декламировали Писание с двумя целями: чтобы библейский мир минувших времен и пророчеств пронизывал настоящее и чтобы божественное слово наполняло самую сущность человека. В результате постоянного чтения происходил когнитивный сдвиг, одновременно большой и малый по масштабу. Монахи начинали говорить фразами из священных текстов, словно то были их слова, а не написанные кем-то. Разум же стремился поучаствовать в космической пьесе, ставшей такой знакомой и близкой. В их культуре задача библейских текстов состояла не в том, чтобы временно сориентировать внимание монаха, а в том, чтобы полностью трансформировать его {14}.
В то же время эти практики выполняли функцию репеллента против бесов, продолжавших вести войны за внимание иноков.