Глава 4
Война

Меня разбудил шум и грохот. От сильного толчка поезда я чуть не упал на пол. В коридоре вагона царила паника и неразбериха. Где-то вдали были слышны выстрелы из орудий, взрывы снарядов и пулемётные очереди. Я быстро вскочил на ноги, и, схватив винтовку, зарядил её.

– Гасан, почему стреляют? Мы разве уже на линии фронта? – спросил я своего товарища. Он спешно надевал сапоги.

– Немецкие танки, Ильхам! Возможно, они прорвались вглубь фронта. Машинист сообщил, что паровоз больше не может идти вперёд, полотно взорвано. Так что собирайтесь скорее! Может быть, немцы ещё далеко, нам удастся убежать и скрыться в здешних лесах.

– А где мы, Гасан? – спросил я, закручивая портянки и надевая сапоги.

– Проехали Ростов, сейчас где-то под Донецком. Командир роты известил нас, что мы почти на линии фронта. Харьков-то уже взят, так что линия фронта должна быть где-то рядом, в нескольких километрах. Давай поскорее одевайся, и быстро из вагона, пока нас немецкие танки не расстреляли, как куропаток.

Мы поспешили на выход, собирая одежду и оружие, но вдруг прогремел артиллерийский выстрел и за ним – сильный толчок вагона. Нас кинуло в коридор, затем произошёл ещё один взрыв, и взрывной волной меня выбросило из окна далеко в сторону от железнодорожной насыпи.

Я лежал на земле и видел, как полыхают взорвавшиеся вагоны. Огонь перекинулся на танки и цистерны с горючим, они взрывались один за другим, поднимая в небо огромный сгусток чёрного дыма. Деревянные вагоны с людьми и лошадями загорались как спички. За короткое время весь состав был объят огнём.

Люди боролись за жизнь, выбрасываясь из окон вагонов на землю. Крики и стоны горевших людей и животных превращали эту картину в пекло ада. Я попытался приподняться, но почувствовал сильную боль в левой ноге – она была в крови. Недалеко от меня лежала башня от взорвавшегося танка, я еле-еле подполз к ней и спрятался от продолжающихся взрывов и осколков снарядов, которые разлетались в разные стороны.

Боль была невыносимой. Я наклонился к кровоточащей ране и увидел, что в колене торчит какой-то металлический предмет. Разорвав на себе штанину, я обнаружил, что это металлический кол для железнодорожных шпал. Он вонзился в колено, оттого я и не мог двигаться.

Холодный пот и судороги от нестерпимой боли ухудшали ситуацию. Мне хотелось поскорее выдернуть этот кол из колена и избавиться от мучений. Но от бессилия я закрыл глаза и потерял сознание.

– Дядя Ильхам! Дядя Ильхам! Что с вами? Очнитесь! – донеслись до меня слова, и я открыл глаза.

– Бахтияр, это ты, сынок? – спросил я.

– Танки! Немецкие танки, там, впереди! Они направляются сюда и уже скоро будут здесь. Вон, вдали, видите прожектора, это танки, нам нужно бежать!

Я приподнял голову, и по глазам полоснул яркий свет прожекторов, направленных в сторону горящего состава.

Несколько немецких «Тигров» уже в упор расстреливали наш эшелон. Вагоны и транспортные платформы, на которых ещё находились боевые машины и артиллерия, были изрешечены фашистскими танками, словно это был тир для забав школьников.

– Беги отсюда, парень, сейчас сюда нагрянет пехота, и тогда нам обоим несдобровать!

– Без вас я не уйду! Ну, вставайте же скорее, бежим в лес, там мы спрячемся от немцев! – Юноша говорил взволновано и торопливо, осматриваясь по сторонам и не замечая мою окровавленную ногу.

– Послушай, сынок, ты беги! А я не могу, ранен в ногу! Я пережду здесь до утра, а потом… потом, Бог даст, ещё увидимся!

– Как, ранены? Я всё равно не оставлю вас одного! – упрямо заявил юноша и сел рядом со мной. Уже темнело, солнце закатывалось, но здесь по-прежнему было светло от горящего состава, и спрятаться в этих условиях казалось невозможным. Я положил руку на плечо парня и попытался встать на ноги, но от сильной боли не сумел даже приподняться и опустился на землю.

– Это глупо, что ты здесь остался, Бахтияр, если нас найдут здесь, ведь оба пропадём! Или расстреляют на месте, или в плен возьмут. Хотя зачем я им с такой ногой! Беги, пока не поздно! – твердил я юноше, прислонившись спиной к броне.

– А что с вашей ногой, дядя Ильхам? – спросил юноша.

– Меня взрывом из окна выбросило, потом не помню, что было, очнулся от дикой боли в колене, смотрю – там кол, которым шпалы забивают, торчит. И как меня только угораздило! Ведь поначалу я абсолютно ничего не чувствовал, а теперь колено будто онемело, и боюсь даже пошевелить ногой.

Юноша наклонился в темноте к моему колену и внимательно посмотрел на него, потом взял что-то с земли и показал мне:

– Вот этот кол? Но он же лежал рядом с ногой… И нет у вас на колене никакой раны! – удивлённо пробормотал юноша и отдал мне металлический штырь.

– Как так, ты уверен, что нет раны? Почему же я тогда не чувствую своей ноги? Да она просто онемела! – Наклонившись, я посмотрел на своё колено. Там и на самом деле не было раны, только застывшая кровь и прилипший к коже песок напоминали о недавнем происшествии.

– Странно как-то… Ведь еще недавно у меня была кровоточащая рана, а теперь…

– Может, вы просто ушиблись при падении, а штырь вам этот в коленке просто показался. Хорошо, что все в порядке, скорей бежим отсюда, дядя Ильхам! – Юноша помог мне встать на ноги, и в это время мы услышали вблизи автоматные очереди и крики людей. Бежать было поздно. Из-за башни танка мы видели, как немецкие солдаты окружили оставшихся в живых бойцов в кольцо и, стреляя в воздух, кричали: «Шнелер, шнелер, руссише швайне!»

Картина жуткая. У горящего поезда лежали многочисленные трупы убитых и сгоревших заживо людей, повсюду валялись покореженные от взрывов металлические части машин, боевых орудий и… куски изуродованных человеческих тел.

Я повернулся к парню и прошептал:

– Сынок, тихо, без шума уходим в лес, надо как можно быстрей скрыться, пока нас не обнаружили! – Только я это произнес, как сзади кто-то передёрнул затвор оружия, и мы услышали немецкие слова: «Хенде хох»!

Мы враз обернулись – немецкий солдат направил на нас автомат и кивком головы показывал, чтобы мы подняли руки и следовали за ним.

– На, лос! Шнелер! Давай, давай! – кричал нам солдат, толкая автоматом в спину. Скоро оставшихся в живых бойцов построили в шеренгу. Немецкий офицер вышел к нам и на ломаном русском громко произнес:

– Есть ли среди вас евреи, коммунисты, комиссары? – немец подошел ближе, пристально рассматривая каждого, кричал: – Я ещё раз повторяю, кто из вас коммунист или еврей, пусть сделает шаг вперёд!

Он вдруг резко остановился перед одним бойцом и спросил:

– Ты! Как твоя фамилия? Ты – еврей!

– Я не еврей, господин офицер, моё имя Самвел! Самвел Аветисов! Вот тут есть люди, они могут подтвердить. Я не еврей! – повторял мужчина дрожащим голосом.

– Снимай брюки! Мы увидим, ты лжёшь или говоришь правду! – злорадно выкрикнул офицер и тростью ткнул его в пах. Самвел снял с себя солдатские галифе.

– Ну, что ж, ты действительно не еврей! Но ты, наверняка, знаешь, кто здесь еврей и коммунист. Если скажешь, я не стану тебя убивать.

Офицер вытащил из кобуры пистолет, приставил его к голове бойца и резко дернул головой, показывая, чтобы тот пошёл вдоль строя.

Красноармеец, опустив глаза, подошёл к стоящему в строю молодому лейтенанту и, не сказав ни слова, показал на него пальцем. Офицер самодовольно усмехнулся, посмотрел на раненого лейтенанта из-под круглых очков, схватил за волосы и закричал:

– Коммунист! – Лейтенант рассмеялся, плюнул офицеру в лицо и выкрикнул:

– Да, лучше быть коммунистом, чем фашисткой мразью! – Больше лейтенант ничего не успел сказать. Немец всунул пистолет красноармейцу в рот и выстрелил. Затем офицер, вытирая слюну со своего лица, повернулся к Самвелу и сказал:

– Ты молодец, боец, я, как и обещал, не буду тебя расстреливать.

– Спасибо, господин офицер, но что мне теперь делать? – униженно спросил Самвел.

– Я не буду убивать тебя, но за меня это сделает другой! – рассмеялся офицер и кивнул головой солдату. Тот подошёл и сделал несколько выстрелов в голову красноармейца.

Офицер брезгливо посмотрел на лежавшие трупы, прошёл перед строем и снова обратился к пленным:

– Слушайте меня внимательно! Наша доблестная армия скоро будет праздновать победу в Москве. Вы можете стать свидетелями этого исторического события, если будете служить великому Рейху. Мы не станем вас убивать, вы последуете за нами, а потом мы решим вашу судьбу. Возможно, вы еще окажите пользу великой Германии. Это большая честь для вас и ваших потомков, которые будут жить в Германской империи, и славить своих предков, которые освобождали землю от коммунистической заразы. А теперь следуйте за мной!

Немецкий офицер закончил речь. Солдаты, толкая нас автоматами, построили в колонну. Из трёхсот человек, которые ехали в этом эшелоне на фронт, осталось менее ста бойцов, многие из них были ранены и держались друг за друга, истекая кровью.

Немцы повели нас в неизвестном направлении, за нами двигались танки и бронемашины с солдатами на борту. Вдруг сзади прозвучали автоматные очереди. Все мы непроизвольно обернулись и увидели, что раненых бойцов, которые не в силах были сами идти, нацисты расстреливали, затем бросали трупы в грузовик.

– Почему они расстреляли раненых, дядя Ильхам? – встревожено спросил меня Бахтияр, который шел рядом со мной.

– Им не нужна лишняя обуза.

– Нас как собак убивают, мы же пленные!

– В этой ситуации есть только одно правило: у кого ружьё в руках, тот и диктует свои условия! А у немцев этих ружей предостаточно, вот они и задумали установить мировое господство.

– А разве можно только оружием подчинить весь мир? – спросил юноша.

– Нет, конечно, но они хотят страхом, силой и ненавистью завоевать мир. Бахтияр, ты лучше мне скажи, как ты попал в добровольческий отряд? Тебе же, наверное, еще шестнадцать лет!

– Семнадцать с половиной! Я жил с родителями в пригороде Баку, в посёлке Баилово. После восьмого класса пошёл в помощники к отцу, он у меня бурильщик. С начала войны многие ребята из нашего класса записались добровольцами, меня сначала не брали, но потом…

– Так ты, значит, нефтяник? Похвально, парень! У нас в республике быть нефтяником – это большой почёт и уважение.

– А вы, дядя Ильхам, где вы работали до войны?

– И я тоже нефтяник, Бахтияр!

– Здорово! А на каком промысле вы работали, дядя Ильхам?

– Ну, как тебе сказать! В общем, я был руководителем. А теперь вот обычный солдат. Такие, брат, дела.

Нас привели в село, где уже стояли немецкие танки и боевые машины, замаскированные срубленными молодыми деревцами. Всё здесь казалось мёртвым и безжизненным. Местных жителей не было, даже не слышался лай дворовых собак, что совсем непривычно для деревенской жизни, – словно по этим местам прошёл смертоносный ураган и смел все живое.

А немцы чувствовали себя здесь хозяевами. Они шутили, громко разговаривали, кто-то в сарае наигрывал на губной гармошке марши, а другие ему подпевали. Увидев пленных, солдаты начали смеяться и прицеливаться в нас из винтовок, пугая выстрелом.

– Вот сволочи! Мало того что они нашу землю топчут, так ещё и смеются над нами! – воскликнул сердито Гасан и плюнул в их сторону.

– Э, Гасан, ты что делаешь? Ведь они расстрелять тебя могут за это, – предостерег красноармеец, стоявший рядом.

– А мне наплевать! – воскликнул в сердцах Гасан.

– Тише, ты что раскричался? Человек ведь прав, могут расстрелять за это и тебя, и других бойцов в придачу. Успокойся, Гасан! – тихо сказал я. – Хм, интересно, где мы сейчас находимся? – перевел я разговор в другое русло.

– На территории Украины. Я знаю эту местность, мне приходилось сюда ездить в командировку, – убежденно сказал пожилой мужчина.

* * *

Нас заперли в сельском клубе, в зале со сценой и деревянными скамейками. В темноте что-то все-таки можно было разглядеть. Немецкие танки ещё какое-то время не выключали прожекторы, и свет от них проникал сквозь щели досок, которыми были забиты окна клуба.

– А я думал, что они нас расстреляют! Когда увидел наших товарищей, расстрелянных и сожжённых, посчитал, что они и нас не пощадят. И что теперь с нами будет, дядя Ильхам? – Бахтияр постоянно обращался ко мне с какими-то вопросами – парнишка волновался и нуждался в поддержке взрослого мужчины.

– Ты об этом не думай, сынок, если бы они хотели нас расстрелять, то давно бы это сделали. Им нужна рабочая сила, поэтому они нас оставили в живых.

– А я фашистам не верю, они звери, и всё равно не пощадят нас. Надо бежать отсюда, пока они нас всех не прикончили. Вы видели, что они сделали с нашими ребятами, даже раненых бойцов не пожалели! – вспылил Гасан. – Надо бежать в лес, а там мы пробьёмся к нашим. Нас здесь около сотни бойцов – мы сила! Если у нас будет четкий план, мы сможем освободиться, – Гасан склонял бойцов к побегу.

– А ты что скажешь, Ильхам? Бежать надо в леса. Там мы сплотим наши силы и начнём воевать с фашистами.

– Это очень рискованная затея, Гасан, могут погибнуть люди! У них оружие, танки, а что у нас? Посмотри на этих парней, они даже не успели обстрелять свои винтовки и уже оказались в плену. Противник сильный и опытный, за его спиной вся Европа, а какой опыт у новобранцев?

– А ты, что, предлагаешь сидеть и ждать смерти? – возразил один из бойцов, вдохновлённый идеями Гасана. Я внимательно посмотрел на них и тихо сказал:

– Послушайте, друзья, давайте немного потерпим. Как говорится, утро вечера мудренее! Если они захотели бы нас расстрелять, то не стали бы церемониться, там же, на месте, всех и уложили. Мы им нужны как рабочая сила, вот они и взяли нас в плен! – Бойцы слушали меня и тихо шептались между собой, соглашаясь с моими словами.

Юный Бахтияр сидел рядом со мной и внимательно слушал наш разговор, а когда все замолчали, тихо произнес:

– Дядя Ильхам, я верю, что вы сможете что-то придумать для нас, помогите нам, пожалуйста, выбраться отсюда. Я не боюсь смерти, просто мне не хочется так глупо умирать, не успев сделать даже выстрела по врагу. Уже третий месяц идёт война, половина нашего класса на фронте, многие погибли в боях, а я здесь, в плену… даже стыдно как-то. Я вам сразу не сказал, что мой отец был офицером-пограничником, служил на ирано-советской границе. Потом его почему-то арестовали… Через год он вернулся. Отец сильно страдал, что его отстранили от офицерской должности, но потом устроился на промысел обычным нефтяником и работал бурильщиком в море.

Он ещё тогда говорил, что немец очень сильный и Германия нападёт на Советский Союз. Но ему никто не верил, офицеры насмехались над ним. Возможно, за это он и поплатился своей воинской должностью. Как война началась, он записался добровольцем.

За несколько месяцев от него не было ни одного письма. А перед моим отъездом на фронт мама получила извещение, что отец пропал без вести. Я думаю, он погиб, дядя Ильхам! Мне пришло это в голову сегодня, когда я увидел расстрелянных и сожжённых солдат. Вот ведь и их тоже ждут родные, надеются, что они вернутся домой… Как же тяжело будет их близким, когда они узнают правду.

Мама и мой младший брат остались одни у меня дома. Я хочу выбраться отсюда, чтобы отомстить за этих людей, за семью, за отца! Не дать врагу и близко сунуться в наши края и мой родной Баку.

Бахтияр говорил горячо, взволнованно, его терзала обида, что он ушёл воевать с врагом, а до сих пор ему не пришлось взяться за боевое оружие. Вытирая слезы, он, как ребёнок, просил меня о помощи, чтобы я помог выбраться из плена.

– Не волнуйся, парень, конечно же, мы что-нибудь придумаем, кому нравится быть пленным, да ещё когда тебя унижают и грозятся уничтожить! Мы с тобой ещё успеем повоевать, Бахтияр! – ответил я, успокаивая юношу.

Я сказал это и вспомнил слова Нарса. Он не раз говорил мне, как нужно действовать в экстремальных ситуациях. Время, проведённое с ним, было необычайно интересным и поучительным. Я многому научился у него и был готов к грядущей миссии. Но что же мне предстояло выполнить?

На правой руке порой мигали светлячки, напоминая мне о подводном царстве и незабываемых минутах, проведённых с учителем Нарсом. Браслет обладал божественной силой, и Нарс не раз мне это повторял. Он твердил: в браслете заложена сила Всевышнего Создателя, она может служить как оружием разрушения, так и источником жизни!

Я прикоснулся к одному из «светлячков» на пальце, и тут же вокруг руки появилась в форме браслета вращающаяся голограмма с символами и знаками. Сконцентрировавшись, я внушал себе, что должен понять язык браслета.

Дотронувшись до одного символа, который парил над моей рукой, я услышал шёпот, исходящий откуда-то рядом. Я обернулся, думая, что какой-то боец хочет мне что-то сказать. Но никого близко не было, люди, измотанные, обессиленные от усталости и голода, спали на полу и скамейках.

Шёпот не прекращался, но я не мог понять значения слов, которые доносились до меня. Слова звучали на другом языке, но мне казалось, что я уже слышал где-то этот язык.

– Ничего не понимаю! – произнес я раздраженно, словно забыл знакомое слово и не мог его вспомнить. Ещё какое-то время я смотрел на символы в надежде вспомнить хоть что-то, и вдруг, ощущая слабый холодок в теле, я начал постепенно понимать язык и значение символов и знаков!

Непроизвольно я закрыл глаза и оказался под шквалом холодной воды, стекающей с вершин высоких скал. Я был в центре водопада, а внизу, под моими ногами, простирался горизонт, необъятный в своей голубизне. Я смотрел на это удивительное прекрасное зрелище, ощущая прилив энергии и сил, исходящих из всего, что окружало меня вокруг.

Я по-прежнему стоял под шквалом водопада, и вдруг опять возник тихий таинственный голос, который шёл из меня самого, моего сознания. Голос указывал мне, что я должен идти вперёд. Я сделал первый шаг, и передо мной открылось невероятной красоты зрелище. Это было райское место. Густые леса, над которыми летали пёстрокрылые птицы, вдали – богатые поля и бескрайнее изумрудное море, которое сверкало в золотых лучах солнца.

В это мгновение мне, как никогда, было удивительно спокойно на душе. Я взирал с высоты на идиллию природы и думал о жизни и о том, как сохранить и защитить этот волшебный мир, это душевное спокойствие и эту красоту от зла и насилия. Я чувствовал себя в эти минуты бесконечно счастливым.

Я открыл глаза – и оказался опять в темном сельском клубе, где нас заперли немцы.

«Что это было: сновидение, фантастика или реальность?» – спросил я у самого себя и посмотрел на браслет, где продолжали вращаться не расшифрованные еще мной символы. От одного взгляда на них я вновь ощутил силу браслета и стал понимать, как ею правильно распоряжаться. Прилив энергии был настолько велик, что уже при одном только щелчке пальцев я мог разрушить, как мне казалось, весь мир до основания и раствориться в космическом пространстве. Нарс говорил мне, что наступит время – и я узнаю тайну мироздания и силу Космоса, которая будет во мне. В то время я не совсем понимал слова, сказанные Нарсом, но теперь, когда ощутил силу браслета, я стал хоть немного осознавать смысл возложенной на меня миссии. Теперь я умел владеть браслетом, и мне не терпелось убедиться в его силе с практической стороны. По-мальчишески мне хотелось скорей попробовать браслет в действии.

Уже светало, когда я услышал дикий рёв моторов и скрежет гусениц. От гула и грохота танков и самоходных орудий дрожал пол, раскачивались скамейки, как при землетрясении.

– Что это, дядя Ильхам? – испугано спросил проснувшийся Бахтияр. Я хотел было успокоить парнишку, но вдруг отчётливо увидел колонну танков и солдат, проходящих мимо дома, в котором мы были заточены. Я видел всё, что происходило снаружи, сквозь стены дома, словно они были из прозрачного стекла.

– Что с вами, дядя Ильхам? – спросил юноша и прикоснулся к моему плечу.

– Что? Ты что-то спросил у меня, Бахтияр? – воскликнул я, будто очнувшись от сна.