Двадцать минут спустя мы занимались сексом на узенькой кровати Арнольда под плакатом с изображением Оливера Уэнделла Холмса^[21]. О сексе: это была неизведанная территория для нас обоих. Арнольд не был бы Арнольдом, если бы не исследовал эту тему самым тщательным образом после первых наших неуклюжих попыток заняться любовью. Обнаружив у родителей экземпляр «Радости секса» – этой книжкой наряду с «Я в порядке – ты в порядке» в тот год зачитывались, кажется, все мамы и папы, – Арнольд узнал всё о разных позициях, о тайнах клитора и секрете оттягивания мужского оргазма. Я была, в общем-то, благодарна Арнольду за этот ускоренный курс интимных наук. Когда мы оба набрались опыта, между нами вспыхнула настоящая страсть. При своеобразном, я бы сказала, профессорском подходе Арнольда ко всему мы достигли неплохих успехов. Никаких ласковых словечек, никаких признаний в любви между нами не было. С одной стороны, как и Арнольд, я была в таких вещах осторожна и не желала произносить вслух того, что считала неправдой. А с другой стороны, нам было по семнадцать – два подростка, нескладные в глазах окружающих, несуразные в собственных глазах, оба довольно замкнутые и изолированные, причем не только в этом городке, куда нас привезли почти детьми, но и в своих собственных заботливых семьях. Конечно, родители Арнольда отличались очень прогрессивными взглядами и поддерживали сына в учебе, поощряя его амбиции. Однако при всем том они слыли сдержанными, холодными и отстраненными людьми, оба были с головой увлечены успешными профессиональными карьерами и редко выказывали Арнольду свою любовь. В то утро, после исчезновения Карли, мы лежали рядом на его узкой кровати, приходя в себя после секса, и Арнольд, все еще обнимая меня, сказал следующее:

– Надеюсь, родители Карли понимают, что сбежала она не от них. Я знаю, отец у нее довольно трудный человек, но, по крайней мере, они постоянно ей твердили, что любят ее.

– А тебе твои родители будто не твердят? Даже мои психованные мамочка с папочкой и то напоминают об этом время от времени.

Арнольд замолчал, избегая моего удивленного взгляда.

– У моих этого нет в лексиконе, – выдавил он наконец. – У меня такое чувство, что они со мной просто мирятся, и так будет до тех пор, пока я их не разочарую.

– Ну, а по-моему, это не так уж плохо.

– Это так уж плохо. – И Арнольд притянул меня к себе. А потом, сменив тему, заговорил о другом: – Надо нам и правда поискать Карли. Давай пройдем по ее обычным местам, хотя бы для очистки совести, чтобы знать, что мы сделали все, чтобы могли.

Мы доехали на велосипедах до придорожного кафе на трассе № 1, где, как я знала, Карли обычно уединялась, чтобы позаниматься или сделать запись в своем дневнике. Подруга не появлялась там два дня. Мы отправились дальше, в кегельбан, где она имела обыкновение выпускать пары, сшибая кегли. Я отвела Арнольда и в публичную библиотеку рядом с Байрем-парком, там у Карли был любимый стул в нише за секцией американской прозы – еще один из ее укромных уголков. И, конечно, мы заехали на место стычки – пляж Тоддс-Пойнт-бич. Ни один из нас всерьез не думал, что Карли прячется где-нибудь за песчаной дюной или катает шары с местными пожарными. Но, как заметил Арнольд, это давало нам иллюзию участия в поисках нашей подруги. Все это растянулось на несколько часов. К четырем мы оба вспомнили, что, безумно увлеченные поисками, до сих пор ничего не ели.

Тогда мы заехали в аптеку на Мэйн-стрит, где имелся буфет. Буфетчица, хмурая женщина с карандашом в волосах, скреплявшим пучок, ярко красила пухлые губы и непрерывно жевала резинку.

– А вы, ребятки, из олд-гринвичской старшей школы? – спросила она, приняв у нас заказ.

– Совершенно верно, – кивнул Арнольд.

– А почему ж не в школе? – удивилась женщина.

– Нас на сегодня освободили от уроков, – ответил Арнольд почти возмущенно, будто уж кого-кого, а его невозможно было заподозрить в том, что он прогуливает школу.

– Это из-за той девочки, которая пропала?

– Может быть, – уклончиво сказала я.

– Я слыхала, сегодня двоих учеников задержали по подозрению, что они что-то с ней сделали.

Мы с Арнольдом изумленно переглянулись.

– А вы не слышали, какие у полиции улики против них? – спросил Арнольд.

– Вроде бы велосипед той девочки нашли в Байрем-парке, а двоих ребят, которых арестовали, видели там примерно в то же время, что и ее. И говорили, что у них вроде имелся на нее зуб…

Дожевав сэндвичи с горячим сыром и допив холодный чай, мы снова вскочили на велики и поспешили к миссис Коэн. Постучав, мы почти не удивились, когда дверь открыла моя мать.

– А вы что здесь делаете? – спросила она.

– Мы услышали, что в Байрем-парке нашли велосипед Карли, – сообщила я.

– И хотели поддержать миссис Коэн, – добавил Арнольд.

Мама смотрела на меня исподлобья, давая понять, что знает, что я нередко искала убежища дома у Коэнов.

– Сейчас не самый подходящий момент, – сказала она.

Но из-за ее спины раздался голос миссис Коэн:

– Впусти их, Бренда.

Мама неохотно посторонилась. Следом за ней мы прошли на кухню, где за столом сидела миссис Коэн с красными от слез глазами. Арнольд мгновенно оценил ситуацию, сейчас он был само сочувствие. Взяв стул, он сел напротив мамы Карли и накрыл ее руки ладонью:

– Миссис Коэн, я хочу, чтобы вы знали: я абсолютно убежден, что Карли вернется домой.

– Как ты можешь быть так уверен, Арнольд? – тут же подоспела моя мама. – Мы только что услышали от детектива, который, как я понимаю, разговаривал с вами утром, что они задержали Эймса Суита и Деб Шеффер. Их подозревают в причастности к исчезновению Карли. И Деб Шеффер вроде призналась в полиции, – продолжала мама, – что вчера вечером, примерно в полвосьмого, они столкнулись с Карли в Байрем-парке…

– Что там делала Карли? – перебила я.

Миссис Коэн пожала плечами и опустила голову:

– Дочка не рассказала мне о том, что случилось. Она провела дома два часа после того, что произошло на пляже, и даже полсловечка мне об этом не сказала. – И она снова ударилась в плач: – Что мне стоило просто поговорить с Карли, расспросить, что стряслось?!

– Но если она никак не дала знать, что что-то стряслось… – засомневался Арнольд.

– Мне позвонили как раз в тот момент, когда дочь входила, и я должна была ответить на этот чертов звонок. Это была пациентка из города, которая говорила, говорила… говорила без умолку почти полтора часа. Из-за нее мне так и не удалось взглянуть на Карли, спросить, все ли у нее в порядке. Все из-за этой безумной бабы, впавшей в депрессию после смерти пекинеса. А потом я опаздывала на поезд, меня ждал Джош, чтобы пойти в театр. Почему я не отказалась?

– Потому что Карли вам даже не намекнула, что у нее что-то случилось, – сказал Арнольд.

Миссис Коэн спрятала лицо в ладонях.

– Что случилось с Карли в парке? – спросила я у своей мамы.

– Скверные вещи, – сказала она и посмотрела на миссис Коэн, словно спрашивая, можно ли рассказывать нам обо всем.

Миссис Коэн согласно кивнула.

Мама продолжила:

– Кажется, Эймс Суит встречался там с каким-то парнем из Стэмфорда, тот снабжал его наркотиками, а он приторговывал ими в школе. Деб Шеффер тоже была там. Карли на них наткнулась. Парень из Стэмфорда тут же убежал, а Эймс схватил Карли и пригрозил, что, если она об этом кому-то проболтается, он велит своим стэмфордским дружкам изнасиловать ее и перерезать ей горло. Когда Карли стала вырываться, он заломил ей руки за спину, а Деб велел задрать ей футболку, сорвать лифчик и написать помадой на груди: «Стукачка и лесба». Деб рада стараться, она так и сделала. А потом Эймс сказал, что если завтра увидит Карли в школе, то она…

– Покойник, – перебила маму миссис Коэн. Сейчас лицо ее было жестким, а сквозь горе проступал гнев. – Вот что он сказал моей дочери, этот гаденыш…

– И Деб рассказала все это в полиции? – спросил Арнольд.

Ответила миссис Коэн:

– Детектив Стебингер сказал, что разговор был тяжелым – в присутствии ее матери, – и он убедил Деб, что ей лучше признаться во всем откровенно, тем более что Эймсу будут предъявлены обвинения кое в каких серьезных преступлениях, а она была не просто соучастницей. Ее могут обвинить в нападении и даже в похищении. Вот тогда Деб сломалась и призналась во всем.

– Она сказала, что было с Карли потом, после их нападения? – спросила я.

– По словам Деб Шеффер, когда они Карли отпустили, она упала в траву на колени и с ней случилась истерика. А они сели на велосипеды и уехали, оставив мою дочь там, растерзанную, рыдающую. Они просто бросили ее, эти гаденыши.

Повисло молчание. Его нарушил Арнольд:

– Простите, что задаю этот вопрос, но что, по мнению детектива, было с Карли потом?

Миссис Коэн кусала губы, стараясь не расплакаться снова.

– Они не знают. На олд-гринвичском вокзале никто не видел, чтобы Карли садилась в поезд. Но время было уже позднее – возможно, она юркнула в вагон и отсиживалась в туалете до самого Центрального вокзала.

– А могла выйти на трассу №1 и куда-то укатить, – предположила я.

– Или эти маленькие чудовища врут и они сделали с Карли что-нибудь похуже, – добавила миссис Коэн.

– Но Деб Шеффер сломалась во время допроса, – сказал Арнольд. – Мне кажется, если бы они, не дай бог, сделали с Карли нечто худшее, ей не хватило бы хитрости и изворотливости это скрыть. В том-то и причина, по которой Деб все выложила детективу Стебингеру, что она перепугалась – это дело может потянуть на преступление… и в результате у нее будут серьезные проблемы…

Мама с сомнением покачала головой:

– Я знаю, ты не желаешь это слышать, Синди, но меня тревожит мысль, не прикрывает ли Деб Шефер кого-то еще. Ну, сама посуди, зачем Карли убегать, если она знала, что вы с Джошем ее защитите?

– Но дочка никогда не рассказывала о том, что происходило в школе. Возможно, чувствовала, что мы вечно заняты.

Миссис Коэн больше не плакала. Ее голос звучал тихо и как-то странно, словно она была в глубоком шоке. Я скосила глаза на Арнольда. Медленно кивнув, он дал мне понять, что настало время рассказать то, о чем я не хотела говорить, но понимала, что выбора у меня нет.

– Карли призналась мне, что она кое в кого влюблена.

– Что? – прошептала миссис Коэн, вскочив на ноги.

Я повторила то, что только что сказала.

– Как его зовут? – вступила в разговор моя мама. – Где он живет, почему ты сразу ничего не сказала ни нам, ни полиции?

– Она живет в Нью-Йорке. Ее имени и адреса я не знаю. И само то, что это она… А еще я поклялась Карли, что сохраню эту тайну…

Я смолкла, испуганная яростным блеском маминых глаз. И тут вступил мой парень, мой защитник:

– В делах о пропавших без вести принято выжидать двадцать четыре часа. За это время человек может объявиться, вернуться домой. Это я посоветовал Элис ничего не говорить, пока не пройдут эти двадцать четыре часа. Что она и сделала.

– И почему ты ей такое посоветовал? – рявкнула мама.

Но я не могла допустить, чтобы мама нападала на Арнольда.

– Потому что это секрет, – рявкнула я не хуже ее. – Секрет, который мне доверила Карли. А я умею хранить секреты.