Действующие лица:

ЗИННИЯ ФЛАУЭРС

БАД КЕЙСИ

СЕТ КЕЙСИ

МЮРИЭЛ ЛАВ

Декорация:

Отель-пансион «Цветы» в Армитейдже, маленьком городе в восточной части Огайо, во второй половине девятнадцатого и самом начале двадцатого столетий.

Декорация может быть достаточно простой: несколько стульев и/или платформ или ящиков, или изготовленной более тщательно, но важно, чтобы она могла использоваться, как гибкий коллаж из мест, где актеры разыгрывают ту или иную картину. Все четверо постоянно присутствуют на сцене, видимые зрителям и не выходя из роли. Не участвуя в какой-либо картине, они наблюдают, или заняты друг другом, или что-то делают, связанное с этой картиной или нет. Каждый из персонажей постоянно помнит об остальных, как мы должны помнить о всех четверых. Время и пространство подвижны, не должно быть ни затемнений, ни пауз в действии. Нам рассказывают историю, и она должна плавно перетекать от момента к моменту, от картины – к картине. Движение спектакля – всегда его составная часть.

Песня «Прощай, моя любовь» написана Джо Ховардом в 1904 г.

(Отель-пансион «Цветы» в г. Армитейдж, штат Огайо. Позний вечер. Тикают напольные часы. ЗИННИЯ говорит с нами. Остальные трое присутствуют, но в тени. И когда свет падает на ЗИННИЮ, мы слышим, как БАД поет в сумраке).

БАД (поет):

 
Прощай, моя любовь,
Прощай голубка сизокрылая.
Ты свет моей души,
Вернешься ты ко мне,
Полюбишь вновь меня,
Прощай любовь моя, прощай^[1].
 

ЗИННИЯ. Почему ты любишь одного, а не другого? Даже если бы я знала ответ на этот вопрос, скорее всего, осталась бы полной дурой, какой всегда и была. Бад появляется в отеле-пансионе, перед этим пропав на несколько месяцев, а то и лет, входит и садится с таким видом, будто это место принадлежит ему, а когда я спрашиваю, что, черт побери, он здесь делает, широко улыбается и отвечает: «А как по-твоему, Зинния? Ты думаешь, я прихожу сюда, чтобы послушать, как миз Дули барабанит по этому старому пианино?»

(Старое пианино играет «Прощай, моя любовь». Свет падает на БАДА. Возможно, в 1915 г. В более старшем возрасте мы его не увидим. Эти люди будут молодеть и стареть в зависимости от необходимости, без суеты, благодаря лишь тонкому изменению манеры поведения. Они – некая квинтэссенция, движущаяся сквозь время, а не конкретный возраст. В этот момент Зиннии 65 лет, но, делясь с нами своей историей, каждый будет молодым и старым, в зависимости от обстоятельств).

БАД. Так что думаешь, Зинния? Ты думаешь, я пришел послушать игру миз Дули на этом пианино? Господи, я бы заплатил хорошие деньги, чтобы этой женщине удалили пальцы, на благо человечества. Хотя ее игра от этого бы не изменилась. И когда это пианино настраивали в последний раз? Во время Пелопонесской войны?

ЗИННИЯ (музыка смолкает). По крайней мере, она здесь, когда я просыпаюсь утром. Потому что живет в этом пансионе. А как объяснить твое присутствие?

БАД. Зинния, ты – моя жена, и это мой дом. Находиться здесь прав у меня столько же, что и у тебя, и гораздо больше, чем у миз Дули.

ЗИННИЯ. Но это не твой дом. У тебя нет дома. Ты давным-давно потерял право называть это место домом. И мне до тошноты надоели твои уходы и появления в моей жизни каждые шесть-восемь месяцев или два-три года. Ни дать, ни взять черт из табакерки.

БАД. Зинния, ты должна была научиться видеть стакан наполовину полным.

ЗИННИЯ. Наполовину полным! Моему заду и то смешно.

БАД. Должен отметить, это прекрасный зад.

ЗИННИЯ. Бад, не начинай. Ты должен немедленно убраться отсюда, и я не шучу.

БАД. Я – твой законный муж, и у меня есть права.

ЗИННИЯ. Нет у тебя никаких прав. Я сомневаюсь, есть ли у тебя мозги.

БАД. Я имею право на половину всего, что есть у тебя, точно так же, как ты имеешь право на половину всего, что есть у меня.

ЗИННИЯ. У тебя нет ничего.

БАД. У меня есть ты.

ЗИННИЯ. Бад, тебе ничего не принадлежит из-за дурацкого клочка бумаги.

БАД. На самом деле принадлежит. В семье с правом собственности строго.

ЗИННИЯ. Заработать право быть в каком-либо месте можно, лишь живя там.

БАД. Зинния, сладенькая, в каких-то вопросах ты можешь быть чертовски умной, зато в других – тупая, как пробка, но должен сказать, ждя женщины твоего возраста у тебя по-прежнему лучший зад во всем округе. А я потратил многие годы на изучение этого вопроса.

ЗИННИЯ. Не говори мне о моем заде. В доме люди.

БАД. Да, и все они видели твой зад.

ЗИННИЯ. Никто не видел.

БАД. Я не говорю, что ты ходишь по дому, демонстрируя всем голый зад. Я про то, что каждый, у кого есть глаза, видит, что зад у тебя восхитительный.

ЗИННИЯ. Может, перестанешь говорить о моем заде?

БАД. Если кто-то и имеет право говорить о твоем заде, как это я. Я часами лицезрел твой голый зад. Я много чего проделывал с твоим задом. Твой зад – мой очень близкий друг. Я изучал твой зад, как некоторые изучают Книгу Откровений.

ЗИННИЯ. Бад Кейси, если ты не заткнешься по части моего зада, я огрею тебя вафельницей.

БАД. Что ж, и не впервые.

ЗИННИЯ. А потом он улыбался по-особенному, не как наглый, самодовольный мужик. Так улыбается тот, кто помнил, как сильно он меня любил. Перед такой улыбкой я не могла устоять, потому что была она не ложью, и хотя правда эта нисколько не меняла его поведения, она присутствовала всегда, как бы ужасно он себя ни вел.

БАД. Зинния, я устал.

ЗИННИЯ. Не только ты. Некоторые из нас работают, знаешь ли.

БАД. Устал мотаться по свету, устал от постоянных мыслей о том, как мне тебя недостает, и решил вернуться домой.

ЗИННИЯ. Ты всегда это говоришь. А потом уходишь. И не убеждай меня, что на этот раз все будет по-другому, потому что ты и это говоришь всегда. Ты возвращаешься, уговариваешь меня разрешить тебе остаться, каким-то образом оказываешься в моей постели, а через месяц, через год, а то и через день, я просыпаюсь, а тебя нет. Так вот, с меня хватит. Ты меня понимаешь? С меня хватит. А теперь убирайся.

БАД. Я не уйду.

ЗИННИЯ. Бад Кейси, если ты не уйдешь из моего отеля-пансиона прямо сейчас, я позову шерифа, чтобы он вышвырнул тебя.

БАД. Чушь. Толстяк Реддинг меня не вышвырнет. Он слишком занят тем, что берет взятки и есть чизбургеры.

ЗИННИЯ. Я это сделаю сама.

БАД. Нет, не сделаешь.

ЗИННИЯ. И я видела, что он в это верил. Верил, что я никогда не выгоню его навсегда. Что он сможет возвращаться и вновь прокрадываться в мою жизнь. Я могла сделать другой выбор. Брат Бада, Сет, отличался от него, как небо и земля. Не то, чтобы был застенчивым, но очень сдержанным. Чуть ли ни с детства постоянно смотрел на меня. Я нервничала. Куда бы я ни пошла, он оказывался там. Наконец, до меня дошло, что он преследует меня. И однажды, когда до шестнадцати мне оставалось совсем ничего, я подошла к нему, что раз и навсегда все прояснить. (Идет к СЕТУ. Ему – 24 года, ей – 16 лет). Сет Кейси, почему ты всегда трешься около меня?

СЕТ. Глупости, не трусь я около тебя.

ЗИННИЯ. Тогда почему, стоит мне оглядеться, я вижу тебя. Почему ты всегда у меня за спиной?

СЕТ. Может, это ты трешься около меня?

ЗИННИЯ. Как бы не так. И зачем мне это? Да и как я могу оказаться у тебя за спиной, если всегда нахожусь перед тобой?

СЕТ. Не знаю. Может, я зачем-то тебе понадоблюсь.

ЗИННИЯ. Ты? Да с чего ты можешь мне понадобиться?

СЕТ. Не знаю. Девушки – существа загадочные. Чтобы понимать женщин, требуется путеводитель-справочник, а я, должно быть, болел в тот день, когда их раздавали.

ЗИННИЯ. Мне ничего от тебя не нужно. Мне просто не нравится, что я вижу тебя всякий раз, когда поворачиваюсь. У меня от этого мурашки бегут по коже. Нельзя так преследовать девушку.

СЕТ. Это еще почему?

ЗИННИЯ. Потому что это странно. Люди начнут думать, что ты неровно ко мне дышишь. А если ты неровно ко мне дышишь, поверь мне, неправильно это, так выражать свои чувства.

СЕТ. Если так и есть, что тогда?

ЗИННИЯ. Не знаю. Но надо как-то не так.

СЕТ. Все дело в скунсах?

ЗИННИЯ. В скунсах?

СЕТ. Это тебя смущает?

ЗИННИЯ. Причем тут скунсы?

СЕТ. Ты не хочешь видеть меня рядом со собой, потому что я развожу скунсов?

ЗИННИЯ. Скунсы не имеют к этому никакого отношения.

СЕТ. Знаешь, иногда скунсы гораздо приятнее, чем люди.

ЗИННИЯ. Тогда чего ты не вернешься к своим драгоценным скунсам, оставив меня в покое?

СЕТ. Или скунсы, или Бад. Я тебе не нравлюсь, потому что ты хочешь моего брата Бада.

ЗИННИЯ. Не хочу я твоего брата Бада.

СЕТ. От произвел на тебя впечатление. Этот сукин сын произвел на тебя впечатление своими дурацкими историями о войне и умением пудрить мозги девушкам всякой говняной ерундой.

ЗИННИЯ. Прежде всего я не хочу слышать таких слов.

СЕТ. Ты их постоянно слышишь в отеле-пансионе.

ЗИННИЯ. Я слышу, но слышать не хочу. И второе, твой брат Бад тут совершенно не причем.

СЕТ. Все всегда связано с моим братом Бадом. Он уходит на войну, я остаюсь дома, чтобы ухаживать за выжившими из ума родителями и стадом скунсов.

ЗИННИЯ. Ты любишь своих скунсов.

СЕТ. Если не Бад, тогда кто?

ЗИННИЯ. Никто. Почему ты думаешь, что есть кто-то?

СЕТ. Это Луи Элдерберри, который постоянно крутится около отеля?

ЗИННИЯ. Луи – совсем мальчишка.

СЕТ. Я видел, как ты сидела с ним в гостиной.

ЗИННИЯ. Моя мать – хозяйка отеля-пансиона. Я сижу в гостиной со всеми. Это наша гостиная. Имею полной право сидеть, если хочу. И какое твое дело, с кем я сижу в гостиной? Если бы я хотела сидеть в гостиной с королем Франции, тебя бы это совершенно не касалось.

СЕТ. Будь ты моей девушкой, ты видела бы от меня только хорошее.

ЗИННИЯ. Но я не твоя девушка, и если ты хочешь относиться ко мне хорошо, оставь меня в покое.

СЕТ. Я ничего тебе не делаю.

ЗИННИЯ. Ты на меня смотришь.

СЕТ. Еще я с тобой говорю. А куда мне смотреть? На кошачий зад?

ЗИННИЯ. Ты всегда смотришь на меня так, будто хочешь меня поцеловать.

СЕТ. Я никогда не говорил, что хочу тебя поцеловать.

ЗИННИЯ. Ты никогда и не поцелуешь.

СЕТ. Я не пытался.

ЗИННИЯ. И правильно. Если прикоснешься ко мне, я закричу.

СЕТ. Я близко к тебе не подхожу.

ЗИННИЯ. Тогда почему я чувствую, что ты смотришь на меня, даже издалека?

СЕТ. Флюиды.

(Они смотрят друг на дружку. Появляется БАД).

БАД. Привет, Сет.

СЕТ. Привет, Бад.

БАД. Папа хочет тебя видеть.

СЕТ. Я не хочу его видеть.

БАД. Он говорит, что умирает.

СЕТ. Он всегда говорит, что умирает. Он умирает, сколько я его помню. И, вероятно, будет умирать после того, как умру я.

ЗИННИЯ. Сет, ты должен пойти и посмотреть, умирает твой отец или нет.

СЕТ. Он не умирает. Просто хочет, чтобы я покормил скунсов.

ЗИННИЯ. Откуда ты знаешь, что он не умирает?

СЕТ. Потому что если бы он умирал, давно бы умер.

ЗИННИЯ. В этом нет никакого смысла.

СЕТ. Как и в полном амбаре скунсов, но у него их полный амбар.

ЗИННИЯ. Знаешь, у твоего дяди Вилли полный амбар пианино^[2].

СЕТ. Да, в этом тоже нет никакого смысла, но, по крайней мере пианино не воняют.

БАД. Сет, мама говорит, что тебе нужно поговорить с папой, прежде чем он умрет.

СЕТ. Я с ним уже говорил, но не сработало. Он по-прежнему не умер.

БАД. Знаешь, если ты сейчас не пойдешь к нему, и этот сукин сын умрет, мама будет вечно тебя этим попрекать.

СЕТ. Ей-то что до этого? Она его ненавидит.

БАД. Да, конечно, но, по большей части, она ненавидит скунсов.

СЕТ. Все ненавидят скунсов.

БАД. У меня ненависти к скунсам нет.

СЕТ. Потому что тебе не приходится иметь с ними дела. Два брата, амбар, полный скунсов, и на мне все заботы о них. Ну почему так?

БАД. Потому что они тебя любят.

СЕТ. Не любят они меня.

БАД. Эти скунсы любят тебя, Сет. И ты любишь их.

СЕТ. Я не люблю скунсов.

БАД. Тогда почему ты заботишься о них?

ЗИННИЯ. Почему мы говорим о скунсах? Не хочу я говорить о скунсах.

БАД. Тогда тебе нужно держаться подальше от моего брата, потому что говорить он может только о них.

СЕТ. А ты можешь говоришь только о своих наполовину выдуманных историях о войне. Не все они наполовину выдуманные. Некоторые выдуманы полностью, от начала и до конца.

БАД. А какой смысл быть в армии, если потом не лгать о том, что там происходило? Где ты был, когда майор Пендрагон набирал свой отряд^[3]?

СЕТ. Занимался этими чертовыми скунсами. (Собирается уходить, но поворачивается к ЗИННИИ). Зинния, если ты хочешь именно этого козла, ты не заслуживаешь того, кто лучше.

(Уходит).

БАД. Так ты хочешь меня, так?

ЗИННИЯ. Не нужен ты мне и в миллион лет.

БАД. Что ж, я подожду.

(Улыбается ей и уходит в тени).

ЗИННИЯ (обращается к зрителям). Позвольте объяснить, потому что вы, вероятно, не понимаете, какое отношение имеет все это к происходящему. В начале Бог создал Небо и Землю, и Земля была без формы и пустой, как нутро головы Бада Кейси, и его брат Сет хотел меня. Я так и не поняла, почему, но хотел, и мне в какой-то степени это льстило, потому что парень он был симпатичный, еще и умный, как я думала, нопри этом он разводил скунсов. Не знаю, почему, но разводил. И хотя мылся он так же часто, как остальные, и скунсы его любили и не окатывали, сами знаете чем, легкий аромат скунсов всегда оставался при нем. Даже если вы не могли поклясться, что он него пахнет скунсами, не было никакой возможности избавиться от подозрения, что пахнет. Правда, мной раз случалось, время от времени, когда я думала, что мне каким-то образом удастся не обращать внимание на скунсов и все с ними связанное. Но потом брат Сета, Бад, вернулся с войны, с остатками отряда добровольцев Восточного Огайо майора Пендрагона, и я забыла о Сете и всем остальном. Когда Бад уходил на войну некоторые женщины в церкви решили, что это патриотично, писать письма солдатам, чтобы они знали, что мы их поддерживаем, и я выбрала Бада. Тогда мне было одиннадцать, большинство других писательниц достаточно быстро сошли с дистанции, но не я. Четыре года я писала ему каждую неделю. Он не ответил ни разу, но я полагала, что он занят, спасая страну. Мне было пятнадцать, когда он вернулся, ему – двадцать восемь. И он всеми силами поддерживал и пестовал образ героя войны. Майор Пендрагон, вернувшись, заперся в большом старом доме^[4], полном призраков, едва появлялся на людях, никому и ничего не рассказывал о войне, но Бад нежился в лучах славы, девушки ходили за ним табуном, чтобы послушать его истории о битве в Глуши и тому подобном.

БАД. Вот я и говорю майору Пендрагону, Джек, майору нравилось, что я называл его Джеком, когда мы сидели ночью у костра, Джек, говорю ему я, думаю, южане за тем хребтом. А мой друг Барни говорит, Бад, ну откуда, черт побери, тебе знать, что южане за тем хребтом? Я отвечаю, Барни, я их чую. И Барни спрашивает, Бад, ты можешь учуять южан? И я говорю, да, сэр. Годы охоты на белок, охоты на зайцев. охоты на опоссумов, позволили мне развить обоняние до такой степени, что я чую предателей-южан за милю. Барни мне не верит, качает головой, ты просто не знаешь, что говоришь, Бад. И в тот самый момент свистит пролетающая между деревьев пуля и попадает бедняге Барни точно между глаз. Я поднимаю винтовку и убиваю этого сукиного сына, который стрелял в Барни, убиваю тут же. Война – это ад, сладенькие мои. И не верьте никому, что будет говорить вам другое. После этого майор стал более серьезно относиться к моим советам.