Seance

Действующие лица:

ФЛОРЕНС КУК^[1] – молодая женщина, медиум

СЭР УИЛЬЯМ КРУКС^[2] – уважаемый ученый, физик

КЭТИ КИНГ – призрак

Декорация:

Темная комната, свет падает только на стол под зеленым сукном и три деревянные стула. В глубине сцены едва видимый деревянный шкаф. 1875 г.

(Темная комната. Свет падает только на стол под зеленым сукном. ФЛОРЕНС КУК, красивая молодая женщина, сидит, пьет. За ее спиной, в глубине сцены, мы можем различить большой деревянный шкаф. Где-то тикают часы).

ФЛОРЕНС. Призрак. Спектральное воплощение. Ящик и эктоплазма. Фокус с призраками, осуществляемый при помощи зеркал. Все суть зеркала, отражающие зеркала. Девочку засасывает в зеркало. Ночью карусельные лошадки пожирают ее в зеркальном лабиринте. Только несколько косточек и прядок волос остаются от принцессы Сожаления. Где же ты, призрак? Я вызываю тебя. Кэти, бесстыжая маленькая шлюшка, устрой нам свое призрак-шоу. Поцелуй нас и покажи свои панталоны. (Она пьет. Из темноты доносится скрип открываемой двери). Ах, что это? Что? Эктоплазменное проявление? Призраки? Призраки? (Приближающиеся шаги). Надвигается беда. Это Ангел смерти, идущий за своим грязным бельем.

(СЭР УИЛЬЯМ КРУКС выходит в свет, представительный господин средних лет).

КРУКС. Флоренс?

ФЛОРЕНС. Ох, нет, с прискорбием сообщаю, что это не Ангел смерти, а всего лишь призрак великого сэра Вилли. В чем дело, Вилли? Ты на мгновение подумал, что я – это она. Понадеялся, что она выпрыгнет, как черт из табакерки, чтобы прижаться к твоей широкой груди?

КРУКС. Флоренс, ты пьешь.

ФЛОРЕНС. Да, но получается у меня очень плохо.

КРУКС. Ты знаешь, нельзя тебе пить.

ФЛОРЕНС. Я предпочитаю воспринимать это как общение с миром призраков в жидкой форме. Поцелуй нас и покажи нам свои панталоны, Вилли.

КРУКС. Флоренс, возьми себя в руки.

ФЛОРЕНС. Я стараюсь не прикасаться к себе на людях. Другое дело – в ванной, хотя время от времени я прикасаюсь к себе и под столом. Попробуй и ты. Возможно, чуть расслабишься.

КРУКС. Флоренс, Господи, да что на тебя нашло? Ты совершенно пьяна. Это ужасно.

ФЛОРЕНС. Тогда, пожалуйста, уйди и ужасайся где-то еще. От твоих усов меня тошнит.

КРУКС. Моих усов?

ФЛОРЕНС. Да. Они ползают по твоему лицу, как обезумевший тарантул. Уйди от меня. Поезжай в Мексику и избавься от него в пустыне.

КРУКС. Я не могу уйти и оставить тебя в таком состоянии.

ФЛОРЕНС. Не понимаю, почему? Остальные оставили. Из всех гротескных и нелепых персонажей, когда-либо выходивших на сцену в этом нелепом и скучном шоу, которое выдает себя за мою жизнь, только ты, с твоими невероятно дурными манерами, не воспользовался возможностью сбежать, и, откровенно говоря, Вилли, сейчас я здесь только для того, чтобы сказать, что твоя собачья преданность начинает действовать мне на нервы.

КРУКС. Мне становится дурно, когда я вижу тебя такой.

ФЛОРЕНС. Так пойди куда-нибудь и посмотри на кого-то еще. Почему ты должен оставаться здесь и таращиться на меня? Я чувствую себя дохлым кальмаром в бутылке на карнавале дураков. Почему бы тебе не уйти?

КРУКС. Потому что ты мне небезразлична.

ФЛОРЕНС. Я тебе совершенно безразлична.

КРУКС. Отнюдь. И ты это знаешь.

ФЛОРЕНС. Я тебе безразлична. Не можешь ты проявлять теплые чувства по отношению ко мне, ты несешь чушь. Что скажет, твоя драгоценная Эллен, если услышит, как ты лопочешь о том, что я для тебя – не пустое место?

КРУКС. Моя жена поймет. И понимает. Она знает, что время, которое я провожу с тобой, играет важнейшую роль в моих научных исследованиях.

ФЛОРЕНС. Твои научные исследования!

КРУКС. Да. Мои поиски истины.

ФЛОРЕНС. Поиски истины!

КРУКС. Да.

ФЛОРЕНС. То есть для тебя я – разновидность лабораторной крысы.

КРУКС. Разумеется, нет.

ФЛОРЕНС. Но эта наука, Вилли. Не дозволяется нам давать волю чувствам в наших экспериментах. Ты их питаешь к другим твоим лабораторным зверушкам.

КРУКС. Ты – не лабораторная зверушка, ты – очаровательная, одаренная, уникальная молодая женщина, и мне совершенно не стыдно сказать, что ты мне небезразлична. Почему тебе так трудно это понять?

ФЛОРЕНС. Не должен ты заботиться обо мне. Твое дело – раскрыть меня полностью. Что ты, я знаю, и делаешь, по крайней мере, в своих снах. Раздеваешь догола и исследуешь каждую часть моего тела, по большей части, языком. Я думаю, никогда еще научный эксперимент не бывал таким обстоятельным.

КРУКС. Я не делал ничего подобного.

ФЛОРЕНС. Тогда ты был в трансе. Или ты не помнишь? Половые органы всегда функционируют лучше, если человек в трансе.

КРУКС. Флоренс, обязательно тебе быть такой вульгарной?

ФЛОРЕНС. Естественно. Я родилась вульгарной. Отец был вульгарным. Мать была вульгарной. Нас воспитывали вульгарными. Мы принимали причастие в Восточной вульгарианской церкви. Мы намазывали вульгарианский джем на наши оладьи и играли на аккордеонах. Вульгарность – мое культурное наследие, как англичанки.

КРУКС. Ты не вульгарная. Ты надеваешь эту маску вульгарности, чтобы причинить мне боль.

ФЛОРЕНС. Боже упаси! Чтобы Флорри Кук, неприметная дочь мясника из Хакни позволила себе причинить боль знаменитому ученому, столпу современной физики, изобретателю газоразрядной трубки, галантному аристократу, который пришел, чтобы закинуть нижние юбки мне на голову и выставить мои интимные места напоказ цивилизованному миру и Америке.

КРУКС. Я пришел, как ученый, да, чтобы непредвзято, принимая во внимание только факты, исследовать твою работу, и в процессе исследования пришел к двум экстраординарным выводам. Во-первых, что я тебе верю. Во-вторых, что ты мне небезразлична. Больше, чем небезразлична. Я тебя люблю. Разумеется, люблю, как отец любит собственную дочь.

ФЛОРЕНС. О, так это уже инцест? Ты смеешь говорить со мной о любви? Ты смеешь пачкать мои девичьи уши самыми отвратительными словами? Ты называешь меня вульгарной, а сам опускаешься до того, чтобы произносить самые грязные слова английского языка, те самые, которые позволяет себе использовать этот Теннисон. Что ж, я в шоке. Вилли, ты не веришь в меня, ты просто ослеплен своей похотью.