От Санька ушла жена. В бессрочный отпуск. Забрала вещи, мультиварку, детей и перебралась на противоположный берег их пересохшей речки – к родителям.

Остальное барахло было уже там. Как-то незаметно переправлялось с каждой ее ночевкой. Задерживалась уже не только на выходные, могла пропасть на неделю. Со своего берега Саня видел, как жена отводит девчонок в садик. Ускоряет шаг напротив его дома и смотрит только вперед – в светлое будущее, и близняшки вслед за ней носы выставляют. Как два маленьких фрегата возле старой лодки. Ну у них-то ладно, вся жизнь впереди. А эта дура куда намылилась?

Её уход Саню не огорчал, а как-то даже забавил. Он уже в первый год после свадьбы понял, что ничего не получится. Неблагодарной Танька оказалось и глупой: он ей детей подарил, а она из-за материнского капитала слезы лила, в расход пускать не хотела. Еле убедил, что покупка соседнего участка со старым домом – самое что ни на есть улучшение жилищных условий. Огород засадить – свое лишним никогда не будет, дом отстроить – и пусть, кто первая из девок замуж выйдет, та и заселяется, благодарит отца за предусмотрительность. Танька тогда только рукой махнула: «Делай, что хочешь». Это и обрадовало, и расстроило – не может все-таки за свои интересы стоять, не личность. Такая Саньку не нужна, хорошо еще пацанов не наделали. Испортили бы только.

Полностью опустевший (и тоже не шибко новый дом) ожидал Саню после работы. То, что жена больше не вернется он понял по исчезнувшей в середине июле шубе. Постоял возле открытого шкафа, из которого слабо пахло засохшими апельсиновыми корками, подвигал вешалки, давая своим вещам больше места. На душе вдруг стало приятно, вольготно. Да так, что захотелось отметить. Санек пошел к другому шкафу и оформил себе пятьдесят грамм в пыльную рюмочку. Теперь-то он все эти музейные сервизы обновит. Для праздника, который так и не наступил в их жизни, они не пригодились.

После второй рюмки пришлось проявить волевое усилие. Следующий день – рабочий,