Стану я диким горцем,
По небу рукою шарить.
У меня под крылом солнце,
Пусть оно меня жарит.
М. Башаков
Когда в Питер приходят белые ночи, они заново разжигают во мне пламя жизни. Точнее, это ощущение впервые возникает в мае, когда закатные облака приобретают удивительный оттенок разогретого янтаря. Всю зиму я не живу, а кое-как перебиваюсь от утра к вечеру, страдаю, несмотря на недюжинную физическую подготовку, затяжными бронхитами и чисто питерской паранойей, возникающей от нехватки солнечного света. Наверное, как и большинство жителей этого странного города. К тому же, тем, кто тут рожден, возможно, легче, чем мне, приезжему. Но приказы командования не обсуждаются, особенно, когда речь идет о должностном повышении молодого, подающего надежды офицера. Кого волнует, что любой москвич будет чувствовать себя в Питере не очень комфортно? Мне говорили, что на акклиматизацию уйдет года два, да только пошел уже третий, а я, как ждал белых ночей, так и жду.
Поначалу я, грешен, спасался искусственным ультрафиолетом, но потом понял, что всерьез таким образом не избавиться ни от питерской паранойи, ни от зимней депрессии. К тому же посетительницы салонов красоты во время моих визитов взирали на меня с некоторым недоумением. Их наверняка удивляло, зачем здоровенному мужику с обожженной мордой прихорашиваться? Уж понятно, от солярия я краше точно не стал бы. Ну да и пусть. Потом я нашел новый метод – ударные дозы аскорбиновой кислоты. Выручало, но не спасало. Хотя все это больше в плане неприятных воспоминаний – календарное лето уже на носу, а с ним и конец депрессии. Так что настроение в этот вечер было у меня предельно хорошее, впору думать не о витаминах, а о бутылочке чего-нибудь слабоалкогольного для укрепления состояния.
Но даже коктейли категории «Г» я терпеть не мог употреблять в одиночестве. Не из боязни опуститься, а из глубоко внедренных воспитанием принципов. Потому, выбив из торгового автомата кассету «Турбо-Каскада», я направился к офицерскому общежитию на Петроградке в надежде найти желающих приобщиться к внедрению алкоголя в кровь. Вечерело. Точнее, было без малого двадцать три часа, но сумерки лишь начинались, причем именно летние питерские сумерки, а они, надо признать, не без придури. Они то ли активизируют в организме выработку каких-то гормонов, то ли, наоборот, снижают фон чего-то там биохимического, в связи с чем мозги начинают функционировать странновато. Это еще мягко говоря. Если же прибегнуть к определению винд-штурмана Васи Хомяченко, то народ начинает глючить по-черному, а кого и по-разноцветному, причем каждого доброго горожанина на свой лад. Я вот, к примеру, на Елагином острове почти по-трезвому видел бегающее дерево. Ну не то чтобы долго, а так, пару мгновений – сыграла тень со светом, наложилась на возбужденную подступающим летом биохимию мозга, и на тебе. Честно говоря, у меня тогда сердце немного екнуло, несмотря на кое-какой боевой опыт. Если же говорить о галлюцинациях попроще, например о слуховых, то от них летом просто деваться некуда. Бывает, топаешь ночью по тротуару где-нибудь на Васильевском, и создается полное ощущение, что за спиной у тебя кто-то шпарит в том же направлении и с той же примерно скоростью. Оборачиваешься – никого. Неприятное, надо сказать, ощущение. А вот если залить в организм парочку картриджей того же «Турбо-Каскада» или «Авангарда», к примеру, все это переживается не в пример легче. Вот и выходит, что в Питере человеческий организм, независимо от сезона, работает исключительно с химическими присадками, как маневровая турбина какого-нибудь винд-крейсера на хорошем форсаже. Только, если в мотор летом надо присаживать загуститель, а зимой разбавитель, то моя конструкция требует зимой витаминов, а летом горячительного. Причем обе присадки в интенсивных дозах.
Послушать меня, кто-нибудь подумает, что у парня проблемы со здоровьем. Или, как минимум, с головой. Но наш отрядный медмастер Кирилл Филиппенко был кардинально обратного мнения и ставил меня в пример другим офицерам касательно общефизической подготовки, а также в плане соблюдения оптимальных для здоровья режимов. Знал бы он, какие это режимы, так не распалялся бы, наверное. Хотя трудно сказать. Сам имея некоторое покраснение носа от безответной любви к медицинскому спирту, он наверняка воспринял бы мою систему, как минимум, с пониманием, если не с одобрением. Но предавать ее широкой огласке я все равно не собирался, поскольку военное начальство могло не разделить филиппенковского, чисто медицинского оптимизма.
Остановившись на углу офицерского общежития, я достал оранжевый жетон пятнадцатирублевки, взятый на сдачу из автомата с «Турбо-Каскадом», и подбросил его на предмет принятия оптимального решения – направиться в первый корпус или же во второй. Пока жетон вертелся в остывающем воздухе, я успел загадать – если выпадет «фича», иду в первый, к Юрке Бабслею, если «бэк», значит, во второй, к Гаррику Орландине. Жетон шлепнулся на ладонь, причем выпала «фича», и я успел усмехнуться, подумав, что весь вечер придется внимать рассказам Бабслея о его любовных приключениях, но в следующий миг мне по башке прилетело чем-то тяжелым и твердым, сняв с копыт не хуже бутылки «Синьки». Я, понятная песня, шарахнулся лицом о карбон мостовой, да так, что повторно посыпались искры из глаз. Последним мелькнул в сознании факт расстройства из-за испорченного вечера.
Очнулся в темноте. Где – лучше не думать. Башка трещит, хоть стальными хомутами обтягивай. Тошнит. Сильно. Пошарил по карманам – хрен там по колено, а не пластиковое разноцветье остатков денежного довольствия за минувший месяц. Пойло тоже сперли, уроды. Старый леер-трос бы им в задницу за такое преступление против личности и, более того, против человечности… Нет, ну обидно, честное слово! Вырубили, как пацана! И ведь не охранника из сети аптек «Гулькин нос», а офицера винд-трупера обобрали, здоровье наверняка подпортили, временно лишив трудоспособности. Мне лишнее сотрясение мозга совсем ни к чему, оно у меня, турбиной их разнеси, третье. Не хватало только из-за уродов-гопников списаться на сушу! Я бы, случись такое, точно открыл на них бы сезон большой охоты. Я бы их тогда не на землю, а прямиком под землю посписывал, причем, по возможности, с особой жестокостью. Но, окажись тут медмастер Филиппенко, он бы наверняка рекомендовал мне в нынешнем состоянии воздержаться от лишних эмоций, чтобы не усугублять последствия сотрясения. Я этому не данному совету последовал, взял себя в руки и решил тихонечко выбираться в более цивилизованные районы города. В принципе, взять у друзей в долг до выдачи очередного довольствия особой проблемы не составляло, благо не все были столь расточительными, как я. Наверное, у них организмы работали круглый год без присадок, иначе не объяснить феномен остававшихся до получки денег. Обиднее было получить по балде без попытки оборонительных и контрнаступательных действий. Друзья в общаге засмеют, если узнают – спецназовца отоварили гопники! Лучше не говорить никому. Лучше уж сделать вид, что поскользнулся спьяну на прилипшем к карбону собачьем дерьме и впечатался чавкой в осветительную опору.
Темнота оставалась темнотой, тишина тишиной. Ничего не менялось в окружающем пространстве. И это было скорее хорошо, нежели плохо, поскольку давало время осмотреться и принять запоздалые тактические решения. Встав на четвереньки, я сделал попытку поползти хоть в каком-то направлении. Несмотря на неважное состояние, это удалось без всякого труда. Но не очень далеко – я сразу уперся в стену. Пришлось обследовать окружающее пространство в поисках выхода. Вообще-то у меня не было ни малейших сомнений в том, что выход, точнее, открытая дверь, найдется в одной из четырех стен. Потому что я мог подумать о чем угодно – об избиении, об ограблении, но у меня не возникало и намека на мысль о пленении. Одно дело шарахнуть офицера винд-флота тяжелым предметом и обнести его карманы, другое – захватить его с какой-то целью. Это уже преступление такого порядка, что преступник может запросто головы не сносить. Это уже терроризм, это похищение, да еще не какого-нибудь слесаря-оптронщика, а человека, имеющего государственную защиту категории «Е». Короче, я и подумать не мог о пленении, пока не наткнулся на стальную дверь. Наглухо запертую.
Вот тут я струхнул. Тут я, братцы, понял, что нападение могло быть и не случайным. Тут враз вспомнились байки, которыми винд-драйвер Салогуб кормил нас после отбоя. Мы тогда их воспринимали как нечто отдаленно-абстрактное, к нам, в большом городе, не имеющее отношения. Например, россказни о городских партизанах. Это знаете, в каком-нибудь Екатеринбурге полицейские наряды отлавливали их по подвалам, как бомжей. А на юге они порой чинили настоящий беспредел с резней и погромами. Но в Питере! Мысли не было. До сегодняшнего вечера. Подумать немного, так понятно, что грабителям никакого резону нет запирать кого бы то ни было. Если поймают с краденым, то год-два на болотах и свободен, а так могут незатейливо и в расход пустить. Ведь когда подлецы уходили с добром, уже прекрасно знали, кого тряханули. Раз уж обчистили карманы, должны были найти офицерскую «бирку». И нашли, нашли, никаких нет в этом сомнений, поскольку при себе я «бирки» не отыскал.
Вообще, при достаточно развитом инстинкте самосохранения, грабителям, обнаружившим «бирку», надо было все вернуть, откуда взяли, и смыться на полном форсаже не только из района, но и из города. А раз сделано этого не было, то оставалось только два варианта – либо я оказался жертвой выпускников психбольницы, прошедших комиссию по выписке экстерном, либо меня повязали городские партизаны, существование которых в северной столице не без оснований ставилось под сомнение всеми полицейскими чинами. И если первый вариант представлялся мне скорее комичным, несмотря на приличную шишку на темечке, то второй, даже при гипотетическом рассмотрении, заставлял собраться и запустить мозги на полные обороты.
В принципе, партизаны в Питере найтись могли. Конечно, нелегально проникнуть в город мешала не только городская стена, но и пограничные патрули по периметру, и полицейские проверки. Не говоря уже о бдительности самих добрых горожан, которая в Питере, по сравнению с Москвой, казалась мне поразительной. Будь ты сто раз легальным гражданином, но если у тебя смуглая кожа, то беспрепятственно перемещаться по городу будет сложно. Точнее, утомительно. Поэтому уже лет двадцать выходцы из арабского мира сторонились больших городов, даже при возможности осесть в них легально.
Однако партизаны в Питере быть могли. Как минимум, теоретически. Не в том плане, что отряд варваров в одну из промозглых зимних ночей проник в город, за стену. Это, скорее всего, незамеченным не осталось бы. А в том, что отряд мог сформироваться из легальных граждан арабского происхождения. Во всемирной Сети бродит достаточно информационной заразы, способной свинтить мозги многим, у кого не хватает плоти на члене – начиная от древних манифестов ваххабитского толка и заканчивая новомодным веянием последователей стратегии «зеленого шума». Такую нагрузку на уши и на глаза мог выдержать человек взрослый, сформировавшийся, обремененный какой-то ответственностью, но у таких людей есть дети, на которых, в первую очередь, и рассчитывают авторы варварской пропаганды. Молодая зеленая поросль – пятая колонна, легальные дети легальных родителей. И хотя уже больше двадцати лет в пределах городских стен запрещены любые не смешанные браки варваров, но зачастую и половины арабской крови в жилах достаточно для осознания себя правоверным.
Все эти выводы не прибавили мне оптимизма. Более того – я скис. У меня не было ни малейших иллюзий по поводу собственной участи, окажись мои догадки верны. Быть «языком» в руках врага – участь короткая, бесславная и унизительная. Можно было, конечно, помечтать о геройстве, но это пустое – не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать, что примитивными варварскими средствами силового допроса можно любому развязать язык. А винд-трупер Имперского флота, коим я по праву именуюсь, является фигурой достаточно информированной, чтобы оказаться лакомым куском для городских партизан, буде таковые отыщутся. Полученную от меня информацию, после моей мученической смерти, можно будет выгодно продать своим же братьям-мусульманам, или, если хватит ума, использовать самостоятельно. Только мне это уже будет без разницы.
Предотвратить подобное развитие событий можно было только одним способом – без затей сделать ноги. Никто за подобный маневр в трусости не упрекнул бы, а высшее начальство, за усилия по сохранению секретности, еще и медальку какую вручило бы. Да вот беда – не умел я просачиваться через запертые стальные двери.
Еще раз, уже с большей тщательностью, проведя ревизию не только карманов, но и всей одежды целиком, я понял, что при мне не оставили ничего, что могло бы стать оружием или инструментом. Насчет оружия беспокойств у меня не было, я сам мог стать не слабым оружием, а вот отсутствие инструмента, с помощью которого можно было бы добиться успеха в открывании двери, встревожило не на шутку. Тут уж сколько ни размышляй, придумать ничего не получится. В подобных случаях, а именно при попадании в безвыходную ситуацию, все инструкции предписывали не тратить силы, а сидеть и ждать, когда переменится ход событий. В этом был резон, я по личному опыту знал, что все трудно решаемые ситуации чаще всего сами собой меняются со временем – на сцену выходят новые лица, меняется время, а иногда и место действия. В таком виде сама ситуация меняется на другую, нередко переставая быть безвыходной без всяких усилий со стороны попавшего в нее.
На самом деле, если перейти от теории к практике, мне следовало ждать, когда дверь откроют хозяева положения. Когда-нибудь это непременно должно произойти, потому что просто заморить офицера винд-флота голодом, не выведав никаких секретов – форменный идиотизм. Однако само по себе отпирание замка не гарантировало мне освобождения, поскольку неизвестно, кто и каким числом вломится в распахнутую дверь. Судя по тому, что офицера-спецназовца не потрудились даже связать, преступники чувствовали себя достаточно бодро. На пустом месте такая самоуверенность зиждиться не могла, ее наличие говорило не только и не столько о численности банды, сколько о характере ее огневой мощи. Потому что и впятером без плазмоганов идти на винд-трупера – храбрость, граничащая с безумием. Мусульманам же храбрость была вообще не очень-то свойственна – поединком они называли стычку, когда их десяток против одного европейца.
Исходя из всего этого, я мог смело готовиться к визиту более чем пятерых противников при поддержке такого же количества малокалиберных ручных плазмоганов. Радость сомнительная. Но как-то вытягивать задницу из возникшей западни все равно необходимо – я хоть и готов умереть в любую секунду, как положено воину, но не спешил приблизить этот момент.
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Войны ветра», автора Дмитрия Янковского. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Боевая фантастика».. Книга «Войны ветра» была написана в 2008 и издана в 2008 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке