– Правило второе, – продолжил майор, уже глядя на меня. – Чтобы максимально сократить вероятность попасться военному патрулю, поступаем следующим образом: форму но́сите только на территории воинской части. Когда я закончу, пойдёте к ефрейтору Чевапчичу и переоденетесь в гражданку. Форму сдаёте ему на хранение. Правило третье: встречаемся в этой комнате в десять утра первого числа каждого месяца. Если будут изменения, обзвоню лично каждого. Итак, первого числа являетесь в часть заранее, идёте к ефрейтору, надеваете военную форму. И чтобы в гражданке мне на глаза не попадались! Уяснили?

– Так точно, таарищ майор, – киваем мы.

– Правило четвёртое. Поступаете в полное распоряжение тренерского состава Московского городского совета «Динамо». Строгий режим и тренировки. Никаких пьянок, гулянок, поездок на дачу, тусовок, сомнительных компаний и т.п. Если вас накрывает доблестная советская милиция – автоматом попадаете в часть на «губу». Понятно?

Мы промолчали. Перспектива попасться родным ментам казалась гораздо беспросветнее, нежели патрулю.

– Теперь вот что, формально вы зачислены в первый взвод второй роты. Ваши непосредственные начальники, повторяю – формально(!) завкомвзвода сержант Ямпольчук, командир взвода младший лейтенант Коностасов, ротный старший лейтенант Великин. Люди уважаемые, с понятием. Вышеназванных товарищей офицеров вы за свою срочную службу скорее всего ни разу не увидите. Другое дело ротный старшина. Зовут его Речко́ Платон Ерёмыч. Хороший человек. Душевный. Своё дело знает.

Майор улыбнулся и загадочно добавил:

– Рекомендую не попадаться ему на глаза.

Мы насторожились.

– Упечёт на строевую, на полигон, на стрельбы. А мне бегай по всей части потом – ищи вас… Поэтому – подчиняетесь только мне лично, все контакты с личным составом части через меня. Исключение – ефрейтор Чевапчич. Вопросы есть?

– Так точно… – автоматом повторил я.

– Так точно что? – не понял майор. – Вопросы есть, или вопросов нет?

– Есть, – подтвердил я.

Что делать, назвался груздем – люби и саночки возить.

– Вот вы говорите – войска. У меня коллега служит в спортроте, погранучилище на Бабушкинской. Они называют эти соревнования вооружёнкой.

– У каждого вида войск свои войсковые соревнования. Мы с ними никак не пересекаемся. Ещё вопросы?

– Кира, ты хотел про магазин узнать, – вспомнил я.

– Военторговский магазин в воинской части вам не по чину. Туда вхожи офицеры и члены их семей. Другое дело чипо́к, то есть солдатский буфет. Ефрейтор покажет, где он находится, если приспичит. Ещё вопросы есть?

– А расскажите, товарищ майор, про себя, – неожиданно высказался Лёнч.

Мордатенков даже растерялся. Поморщился, потёр переносицу…

– Что мне про себя рассказывать?

Честно говоря, я ждал подвоха, что Лёнч затеял поиронизировать над майором.

– Всё, – пожал плечами Лёнч.

Майор опустил глаза. Покрутил в пальцах шариковую ручку. Задумался.

– Зовут меня Порфирий Денисович. Я – мастер спорта СССР по вольной борьбе. Динамовец. Служил в спортроте в этой же части под личным началом майора, затем подполковника, Крыжопого. По его рекомендации остался на сверхсрочную. Став прапорщиком, отучился в институте связи³³. Закончил его младшим лейтенантом.

– Там есть военная кафедра?

– Обязательно.

– То есть вы связист с высшим образованием?

– Да. Дипломированный специалист. И вместо того, чтобы Родину защищать с наушниками на голове – нянчусь вот с такими духами, как вы, – посетовал майор. – Однокашники – кто в резидентурах, кто в главном испытательном³⁴ спутниковой группировкой управляет. А я, выходит, спортзал так и не перерос. Ну… что ещё добавить? Женат, имею двоих детей. Девочки.

– Спасибо, Порфирий Денисович, – нахмурился Лёнч. Видать, задумался, как жить дальше.

– Так, бойцы! – спохватился майор. – Разбирайте свои удостоверения и распишитесь мне за них вот здесь.

Зашуршали бумажками. Форма единая, фамилии разные.

Войсковая часть 61608. Дата. Исходящий. 115406 г. Москва. Командировочное удостоверение. Выдано рядовому (ФИО), командированному в МГС «Динамо». Срок командировки, (количество) дней, с (даты) по (дату). Цель командировки: для подготовки и участия в соревнованиях. Основание: письмо МГС «Динамо» от (дата), исходящий. Действительно по предъявлении документа, удостоверяющего личность. Начальник штаба части подполковник А. А. Булаев. Гербовая печать.

Вырываем друг у друга единственную на всю роту шариковую ручку, чтобы расписаться в тетради.

– Дуйте в каптёрку и на сто пятьдесят первый. Не забыли? Встречаемся первого июня! Меня полковник Крыжопый на шашлыках ждёт.

После этих слов Мордатенков застегнул папку на молнию и испарился первым.

– Чего гнать-то? Могли бы пообедать на дорожку, – мечтательно причмокнул Ма́зут.

– О, борщ из пьемонтских трюфелей, жареная оленья обливная! – съязвил я.

Кирилл больно взял меня за плечо и собрался было заглянуть в мои наглые глаза. Но я вырвался, отскочил, показал язык и добавил:

– Последний половник растаял во рту…

– Да кто тебе запрещает, Чурило? – огрызнулся Лёнч. – Сегодня все восемь порций твои! Что до меня, то вольному воля. Ничто меня больше здесь не держит.

– Да-да. Любишь кататься – полезай в кузов, – поддакнул я. – Нечего тут рассиживать.

А Равиль только кивнул и первым из нас покинул ленинскую комнату. «Кадеты шумною толпой…» Но каптёрка оказалась закрыта на замок. Засунули жало в казарму – никого. Прошли насквозь – в дальний коридор, заглянули в душевую – никого… Вернулись на исходную. Спустились на первый этаж. Дневальный на месте. Щемит, не краснея. Пнули в бок. Каптёра не видел? Тот зенки как распахнёт, увидал, что это мы, а не офицерьё, осклабился. Мотанул башкой в ответ в сторону парадной двери.

– Да где мы его искать будем? – взмолился Кирилл, когда просочились на улицу. – Айда в столовку. Может, кстати, он как раз там? Обедает!

– Твоя взяла, – махнул рукой Лёнч.

Припёрлись в столовую. По дороге даже пару раз честь отдали каким-то офицерам. Те обратили на нас ровно ноль целых фиг десятых и хрен сотых внимания. Стол наш оказался девственно чист. Мимо приключился дежурный по столовой с развозной тележкой. Перемещает полные кастрюли со щами.

– Майор Мордатенков на вас обед сегодня не заказывал, – отчитался он. – Только завтрак.

Вот те ещё один сюрприз. Ай да майор! Государственные средства зря не разбазаривает. Сказано – дуть на автобус. Подразумевается – в столовке бойцам делать нечего.

Ищем глазами каптёра. Но Степана не видать. В столовой не так и много личного состава – обед ещё только в самом начале. Рядом во главе длинного стола одиноко восседает живописный воинский чин, чёрт его разберёт кто. Крупный матёрый мужчина с тяжёлыми собачьими брылями, густыми брежневскими бровями. Смачно чавкает, обсасывая ложку. От ломтя хлеба отламывает, а не откусывает. Ну как такого не отвлечь болтовнёй.

– Простите, вы случайно не видели ефрейтора Чевапчича? – забылся Лёнч.

Воинский чин оторвался от щей и с любопытством заглянул в голубые наглые глаза. Даром, что находящиеся на почти недосягаемой высоте. Потом медленно оглядел всех нас.

– Смиррна! Хто такие?

– Первый взвод, вторая рота. Спортсмены, – скромно отвечаем, вытянувшись в струнку, – Майор Мордатенков…

– Майор Мордатенков, говорите?

К тому моменту я уже осознал, что попасть впросак было бы не столь обидно, как вляпаться здесь и сюда.

– Так что́, майор Мордатенков не объяснил товарищам спортсменам, как обращаться к старшему по званию?

– Виноват, товарищ… – спохватился Лёнч. Но звание воинского чина не знал.

– Старшина, – подсказал тот.

Меня прошиб пот. И точно…

– Старшина Речко́.

– Виноват, товарищ старшина, – настаивал Лёнч. – Больше не повторится.

– Ещё как виноват, рядовой. А повторится оно или не повторится – полевому суду неведомо. Вот сейчас пообедаю и буду решать, как с тобой поступим. Отделение, слушай мою команду. В расположение роты строевым шагом-мм-арш! Ждите меня там, салаги!

Мы ретировались бравым порядком. Смятение душ было полным и беспросветным. Хрен с ним, с обедом, но плясать на плацу до отбоя нам совсем не улыбалось. Кто его знает, чего взбредёт в башку своенравному старшине.

На крыльце казармы столкнулись с ефрейтором Чевапчичем. Тот сопровождал коротко выбритого молодого бойца с огромным тюком постельного белья на плече.

– Что, не могли меня в ленинской комнате подождать? – посетовал Степан, когда мы ему рассказали про конфуз со старшиной Речко́. – У меня ж и другие обязанности есть, не только вас обхаживать. Вот, в прачечную ходили, – похлопал он ладонью по огромному тюку, который свалил с плеча солдатик.

– И что нам теперь делать? – не находил себе места Лёнч. – Сидеть ждать старшину?

– Ты серьёзно? – улыбнулся Степан. – Напяливайте гражданку, и чтоб духу вашего здесь не было! Пока он щи доест и тушёную капусту навернёт, есть у вас минут пять.

Было ясно, что ефрейтор Чевапчич глаголет дело. Нет солдата – нет проблемы. А там ещё неизвестно, когда мы ему в следующий раз на глаза попадёмся! Может и никогда.

Судорожно меняем одежду, криво складываем форму, неловко передаём Степану на ответственное хранение. Шнуруем кроссовки… Время тикает пульсом (или пульсирует тиком?) у самой ушной раковины.

– Степан, а другой выход есть? – на всякий случай вопрошаю я.

– Отчего ж нет? Есть… – по той лестнице, что в коридоре, где душевая.

– Бежим, ребята! – командует Лёнч, и мы врываемся в по-прежнему пустую казарму.

– Про поросёнка не забудьте, – кричит вслед ефрейтор.

Мы недооценили тактический опыт старшины Речко́. Тот как раз поднимался по запасной лестнице. Услышав шаги и вычислив мелькнувшие на площадке между пролётами знакомые брыли, мы тотчас ретировались в душевую. Кроссы позволяли не топать. Сапоги Речко́ проскрипели мимо неплотно прикрытой двери.

– Сейчас он вставит пистон Чевапчичу, – предрёк Кира.

– Это вряд ли, – заверил его Лёнч. – У Степана алиби. Скажет, ничего не знаю. Никого не видел. Относил бельё в прачечную. Только вернулся.

– Точно, – согласился я. – Бежим! Пока он не очухался.

Мы брызнули вниз по лестнице, выскочили на улицу и стремглав понеслись к КПП. Миновали наглядную агитацию с фанерными гербами союзных республик и налетели на штатского, озирающегося по сторонам. Ба!

– Ребята, это же Вася Васильков, – удивился я.

– Кто таков? – недоверчиво вскинулся Лёнч.

– Бродяга и тунеядец, – отозвался Вася.

– О! Мы таких уважаем, – пробасил Ма́зут. – Эти никем не командуют.

– Ну-ну. И никому не мешают, – согласился Равиль.

– Ты как сюда попал? – учинил я допрос. – Это же закрытая воинская часть КГБ.

– Я бродил по Царицынскому парку и увидел забор. В нём дыра. А у меня принцип. Если в заборе есть дыра – мне туда надо.

– А ничего, что поверх забора колючая проволока? – напустился Лёнч.

– Тем более надо, – произнёс Вася, затвердев взглядом.

– Ну и как?

– Я уже тут всё обошёл.

– И до сих пор на свободе? – усмехнулся Кира.

– А у Васи глаза добрые, – вступился я.

– Ага, и сам он прозрачный.

Тут Равиль (он единственный из нас стоял лицом к казарме) стрельнул взглядом и бросил лишь одно слово, от которого кровь застыла в жилах:

– Речко́!

– Бежим! – скомандовал Лёнч.

Очухались только у автобусной остановки. Новая напасть: ближайший рейс сто пятьдесят первого через двадцать пять минут. На остановке, естественно, никого.

– А где Вася? – не понял я.

– Так он же с нами не побежал, – напомнил Кирилл.

– А, ну да! – вспомнил я. – Он же не бегает, а ходит!

– Ну, ща его Речко́ порвёт, – скрипнул зубами Лёнч.

Всё ещё напуганный перспективой появления старшины Речко́, я предлагаю отойти в лесок. Полежать на травке. Ребята поддержали меня единогласно.

И вот лежим мы на молодой майской травке, урчим голодными животами, пожёвываем травинки и пялимся на многоэтажный купол небосвода со снующими на лесках кучерявыми болонками. Как же странно устроен этот мир. Мир, в котором реальность порой перемешивается с ирреальностью, даже если кровь твоя химически чиста, а сам ты адекватен и полностью отвечаешь не только за себя, но и «за того парня».

– Летят вот эти ватные тампоны над русской средней полосой, – начал я. – А началось всё где-то на Багамах.

– Ты о чём? – не понял Лёнч.

– Я? – удивился я. – О Гольфстриме, главной климатической установке этой голубой планеты. О чём же ещё?

– Причём тут тампоны?…

– Чуваки, – внезапно обрадовался сам себе Ма́зут. – У меня ж бутики с салом есть!

– Кто о чём, а Чурило про… – прошипел Лёнч.