Пролог

Город никогда не спал. Огни неоновых вывесок, мигалки на полицейских автомобилях и светящиеся экраны – все это создавало вечный шум, который наполнял эфир ночи. В воздухе висел запах озона и химикатов, а на улицах сновали люди и машины. Но среди всего этого было нечто большее – нечто, что не видел никто.

Вадим Штольц давно привык к пульсу мегаполиса. Когда-то он находил в этом шуме утешение, видя в нем ритм жизни. Но теперь этот шум казался ему глухим эхом пустоты. Мир стал слишком технологичным, слишком искусственным. Человеческое тепло исчезало за холодными экранами, а роботы, заполнившие улицы, становились неотъемлемой частью общества. Вадим знал, что, несмотря на все достижения науки, тьма всегда находила способ проникнуть внутрь.

Тело инженера, найденное в заброшенной лаборатории, было чем-то большим, чем просто очередное преступление. На первый взгляд, всё указывало на трагическую случайность: перегрузка оборудования, короткое замыкание. Но Штольца нельзя было провести. Он видел детали, которых другие не замечали, и чувствовал, что за этим случаем кроется нечто большее.

Появление напарника стало неожиданным поворотом. ИРИС, искусственный интеллект в обличье гуманоида, был для него скорее помехой, чем помощью. Штольц не доверял роботам, видя в них угрозу, а не инструмент. Но он ещё не знал, что этот напарник не просто изменит ход расследования, но и станет катализатором для переосмысления его собственных убеждений.

Убийство инженера было лишь началом. Границы между человеком и машиной начали стираться. Мир вокруг Штольца менялся, и это расследование должно было стать ключом к тому, чтобы понять, каким будет будущее. Он ещё не знал, что каждый шаг к раскрытию преступления будет одновременно шагом к ответу на главный вопрос: что значит быть человеком?

Сомнения в старом городе

Город сиял миллионами огней, но для Вадима Штольца этот свет был скорее раздражением, чем источником вдохновения. Он сидел в своем тесном офисе, окна которого выходили на нижний уровень мегаполиса. Там, где не было места роскоши или прогрессу, царил только пыльный воздух и запах старых проводов.

На стене мигали старые голографические объявления, а в углу бурчал древний кофейный аппарат, который Штольц так и не удосужился починить. Рядом с ним лежал скомканный плащ и коммуникатор с треснутым экраном – символ его былого успеха, когда дела шли лучше.

Шум города за окном напоминал океан, постоянный, неумолимый. Но Штольц давно не замечал его, как не замечал и того, что когда-то считал важным в жизни. Он включил коммуникатор, чтобы проверить входящие. Большинство сообщений были от старых клиентов или спам-рассылок. Но одно привлекло его внимание – оно выглядело официально и содержало лишь несколько слов: "Срочное дело. Вы – последний шанс".

Штольц внимательно перечитал сообщение несколько раз, но не ответил сразу. "Последний шанс" – слова словно отпечатались в его сознании. Он не мог понять, почему заказчик выбрал именно его, учитывая, что детективы в городе уже давно стали ненужными. Алгоритмы и искусственный интеллект могли вычислить любого подозреваемого в мгновение ока. Штольц оставался одним из тех, кто все ещё верил в интуицию и старомодные методы расследования, но это, казалось, никого больше не интересовало.

Он оглядел свой офис. Стопки старых дел, некоторые из которых он так и не закончил. Все казалось таким же запылённым и устаревшим, как и он сам. Когда-то он был на вершине – лучший детектив в городе, с интуицией, которую не мог заменить даже самый продвинутый алгоритм. Но время шло, и прогресс вытеснил таких, как он. Теперь он был лишь тенью самого себя.

Размышляя о сообщении, он машинально включил старый музыкальный проигрыватель. Из динамиков раздалась мелодия – что-то грустное, но знакомое, как эхо прошлого. Штольц опустил голову, стараясь не поддаваться эмоциям, и только тогда услышал, как его коммуникатор начал вибрировать. Входящий вызов.

Сначала он решил проигнорировать звонок, но затем что-то внутри его заставило ответить. "Если это спам, я точно выброшу этот чертов коммуникатор", – подумал он, поднимая трубку.

– Штольц, – коротко ответил он, не утруждая себя формальностями.

– Господин Штольц, – начал голос на другом конце, уверенный и спокойный. – Меня зовут Виктор Клайн, я представляю интересы корпорации "НоваТех". Мы хотели бы предложить вам работу.

Штольц помолчал. "НоваТех" была одной из крупнейших корпораций в городе, занимающейся разработкой передовых технологий. Но зачем им нужен частный детектив?

– Если вам нужен я, значит, что-то пошло не так, как надо, – отозвался он. – В чем дело?

– Я не могу раскрыть всех деталей по телефону, – ответил Клайн. – Но если вы готовы взяться за дело, то мы готовы обсудить гонорар.

Гонорар. Это слово зацепило Штольца больше, чем он ожидал. Его финансы находились в состоянии, мягко говоря, плачевном. Он вспомнил счета, которые уже несколько месяцев лежали неоплаченными. Да и сама идея поработать на такую компанию была заманчивой.

– Хорошо, – наконец ответил он. – Где и когда?

Клайн назвал адрес и время встречи. Штольц выключил коммуникатор и снова взглянул на сообщение, которое всё ещё висело на экране. "Последний шанс". Он не знал, что за этим стоит, но решил, что в этом городе ничто не бывает случайным.

Штольц прибыл в указанное место с опозданием, как обычно. Он не торопился, предпочитая делать всё в своем темпе. Когда-то его именем восхищались в кругах, где требовалась скорость, но годы научили его не спешить. Мир сам по себе двигался слишком быстро, и пытаться угнаться за ним – дело неблагодарное.

Здание, куда его привел адрес, было одним из тех блестящих небоскрёбов, которые казались чуть более искусственными, чем природные материалы. В нем было больше стекла и металла, чем уместно для живых существ. Он знал: такие места любят держать под контролем самые влиятельные корпорации, и, судя по названию "НоваТех", это было именно то место.

В коридоре при входе пахло новым, стерильным, как у врача, и это только добавляло напряжения в воздух. Весь этот лоск был чужд Штольцу. Он родился и вырос в другом мире, где имел значение не блеск металла, а жесткость реальности. Он чувствовал себя здесь чужим, несмотря на весь его опыт работы в таких заведениях.

Когда Штольц зашел в большой конференц-зал, в центре которого стоял массивный стеклянный стол, его встретил высокий человек в строгом костюме. Он был аккуратен, даже слишком, словно каждое его движение было рассчитано заранее, а лицо не выражало никаких эмоций, кроме хладнокровия.

– Господин Штольц, – представился он, протягивая руку. – Виктор Клайн.

– Дело уже не из легких, раз решили привлечь меня, – отозвался Штольц, пожимая руку и оглядываясь. В комнате не было лишних людей, и это сразу привлекло его внимание. Он ожидал какого-то напряжения в воздухе, но здесь было почти спокойно, словно весь этот театр был поставлен с каким-то заранее известным концом.

– Присаживайтесь, – жестом указал Клайн на кресло. Он обошел стол и сел напротив, в центре внимания, как будто сам был частью шоу. – Мы ценим вашу независимость, Штольц. И надеемся, что ваши методы, несмотря на то, что они кажутся немного устаревшими, всё же помогут нам разобраться в этом деле.

Штольц сел, скрестив руки на груди. Клайн подождал, прежде чем продолжить.

– У нас был инцидент. Убийство, хотя многие в полиции считают его несчастным случаем, – Клайн наконец откинулся в кресле и взял со стола планшет. – Наш ведущий инженер, Анатолий Ревкин, был найден мертвым в одном из наших исследовательских комплексов. Все указывает на несчастный случай: перегрузка системы, короткое замыкание. Но слишком многое не сходится.

Штольц не стал спешить с ответом. Он не знал, что именно тут не так, но ощущение настороженности не покидало его.

– Вы говорите, полиция уже расследовала? – спросил Штольц, поднимая брови.

– Да, они закрыли дело быстро, – продолжил Клайн. – Но мы подозреваем, что не все факты были учтены. Ревкин был одним из тех инженеров, которые работали над проектом нового искусственного интеллекта. Это слишком важная технология для того, чтобы с ней обошлись как с очередным несчастным случаем.

Штольц почувствовал, как его интерес возрос. Искусственный интеллект. Он уже несколько лет не работал с подобными технологиями, но всегда чувствовал, что они могут скрывать в себе нечто большее, чем просто "набор алгоритмов". Инженеры, занимающиеся их созданием, часто сталкивались с опасными вопросами: что произойдет, если ИИ начнёт действовать самостоятельно? Как будут влиять на его развитие человеческие ошибки? И что будет, если кто-то решит направить этот процесс на свою личную выгоду?

– Что именно привлекло ваше внимание? – спросил Штольц, внимательно наблюдая за реакцией Клайна.

– Когда Ревкин был найден, рядом с ним не было никаких документов, только его последние записи. Это были идеи по поводу нового этапа в проектировании ИИ, но они были странно неполными, почти как будто их вырвали из контекста.

Штольц слегка нахмурился. Инженер, работающий над чем-то важным, обычно не оставляет следов работы. Он либо сохраняет все в электронном виде, либо передает на серверы компании. И уж точно не оставляет записки с недосказанными мыслями.

– Что конкретно вас настораживает в этих записях? – поинтересовался Штольц.

Клайн взял планшет и прокрутил экран, показывая несколько распечатанных страниц. На них не было ничего особо подозрительного на первый взгляд. Только несколько строк, не слишком сложных для понимания, но в них ощущалась странная пустота.

– Вот здесь, – указал Клайн на одну из строк, – Ревкин писал о "Эмоциональном разуме". Это был его проект – создать систему, которая могла бы понимать и интерпретировать эмоции человека. Но что-то здесь не так. В некоторых строках упоминаются загадочные терминологии, вроде "управление сознанием" и "необратимые изменения в восприятии". Я не могу точно сказать, что это значит, но в нашем проекте такого точно не было.

Штольц взял планшет и внимательно изучил записи. Слова "управление сознанием" сразу привлекли его внимание. Что-то в этом напоминало старые концепции о манипуляции и контроле, но привнесённое в контексты, где эмоции и разум должны были быть в синергии.

– Сложное дело, – сказал Штольц, возвращая планшет Клайну. – Но я возьмусь за расследование. А что насчёт других участников проекта? Вы проверяли их?

– Да, все они в порядке, – ответил Клайн. – Мы не нашли ничего, что указывало бы на причастность других сотрудников, но мы уверены, что дело не так просто.

Штольц молча кивнул. Это дело было только началом чего-то большего, он чувствовал это. Но пока было ясно только одно: кто-то здесь скрывает нечто большее. И, возможно, это было связано не с преступлением, а с тем, что искусственный интеллект мог стать более опасным, чем они все могли себе представить.

– Мне нужно поговорить с людьми, которые знали Ревкина, – сказал Штольц, вставая. – Если вы хотите, чтобы я добрался до истины, мне нужно больше информации.

– Мы предоставим вам всё, что нужно, – ответил Клайн с холодной уверенностью. – Всё, что вы найдете, будет на вашей совести.

Штольц вышел из конференц-зала, чувствуя, как мрак этого дела окутывает его. Он не знал, что он ищет, но знал, что это будет нечто, что изменит всё.

Штольц покинул офис «НоваТех» с неясным чувством внутри. Дело, которое он только что принял, не было простым. Оно влекло за собой больше вопросов, чем ответов, и само его начало казалось слишком искусственно срежиссированным. Вадим знал, что перед ним стояла не просто задача раскрыть убийство. Это было испытание, которое затронет его гораздо глубже, чем он мог предположить. И прежде чем начать, он должен был разобраться в себе.

Проблема была в том, что Штольц всё чаще ощущал себя чужим в этом мире. Технологии, которые раньше казались ему инструментом, теперь стали его соперниками. Когда-то он был лучшим в своём деле. Когда-то его интуиция могла раскрывать самые сложные преступления. Но сейчас, в мире, где все могли быть под наблюдением, где данные анализировались с помощью миллиардов вычислений, он чувствовал, как его собственные способности тускнеют.

По дороге к исследовательскому комплексу «НоваТех» Штольц мысленно возвращался в прошлое. Он был молодым, дерзким, с лучшей интуицией в городе. Когда он начинал свою карьеру, его имя не сходило с уст коллег и клиентов. Он мог ощущать, как преступник нервничает, как преступление – даже самое запутанное – расплетается перед его глазами, как шнурок на ботинке. Он был горд своим умением и всегда гордился тем, что мог не только раскрывать преступления, но и понимать, что двигало людьми, заставляя их идти на крайние меры.

Штольц уже несколько лет не работал в паре с коллегами. В какой-то момент он решил, что наука о поведении людей и машин – это не то, что ему нужно. Он не хотел становиться частью системы. Он предпочел работать один, остаться независимым, чтобы не быть связанным ничем, кроме своей интуиции.

Но сейчас он ощущал, как эта независимость стала его проклятием. Алгоритмы и системы искусственного интеллекта теперь делали всё быстрее и точнее, чем когда-то могла его интуиция. Люди, нанимающие частных детективов, всё чаще ставили под сомнение его методы, доверяя вместо этого машинам. Штольц знал, что для большинства клиентов его методы были уже устаревшими. Город давно научился полагаться на вычисления и анализ данных. И, несмотря на все его достижения, Штольц всё чаще ощущал себя старым и ненужным.

Он остановился на светофоре, едва не касаясь руля. Вспомнил один из самых ярких моментов своей карьеры, когда он спас женщину от убийцы в самом сердце города, несмотря на то, что все данные вели к обратному. Вадим тогда действовал по ощущению, по наитию. И тот случай стал его вершиной. Он осознал, что эта интуиция – его дар и проклятие. В тех случаях, когда его не покидала уверенность, он был непобедим. Но что происходит, когда она начинает подводить? Когда он уже не может полагаться на свои ощущения, а решения приходится принимать с оглядкой на данные, анализ и алгоритмы?

Машины стали его конкурентами. Он видел, как роботизированные детективы, использующие искусственный интеллект, раскрывают преступления быстрее и точнее, чем он мог бы когда-либо. Это убивало его. Вдруг в его мыслях всплыл образ Ревкина – инженера, который так и не успел понять, как справиться с собственной технологией, с созданием ИИ, который мог бы взять на себя не только анализ данных, но и контроль над разумом. Штольц вспомнил слова Клайна о проекте «Эмоциональный разум», над которым работал Ревкин.

«Какие эмоции может понять машина?» – подумал он. И всё же, эта идея была привлекательной, а страшной одновременно. Что если ИИ действительно научится не только анализировать, но и воспринимать человеческие эмоции? Что если он начнёт ощущать их так, как это делает человек? И сможет ли такой ИИ контролировать эмоции других людей?

В голове Вадима это всё перемешивалось. Он был детективом, а не философом. Но и то, и другое сейчас казались неотделимыми. Всё больше он осознавал, что в этом деле Ревкин не просто стал жертвой. Его смерть – это тоже результат какого-то коллапса между тем, что когда-то было человеческим, и тем, что создано руками людей.

Штольц продолжал ехать, и его мысли снова вернулись к последнему делу. Почему Ревкин писал о «необратимых изменениях в восприятии»? Это звучало как что-то, что могло изменить самого человека. И если проект «Эмоциональный разум» действительно был завершен, значит, мир был на грани того, чтобы столкнуться с чем-то, что могло бы уничтожить всё, что считалось «человечностью».

По пути Штольц мимоходом заметил несколько современных зданий с голографическими вывесками, которые пестрели на фоне неприметных старых домов. Вдоль дороги сновали машины, дронов было меньше, чем он ожидал, но это только подтверждало, как часто они начали заменять людей в городских улицах. Время ускоряло всё, включая их роль в расследованиях. Полиция использовала дронов и ИИ, чтобы искать убийц быстрее. А частные детективы, как он, уходили в тень.

Штольц припарковался у одного из входов в исследовательский комплекс «НоваТех». Он вышел из машины, почувствовав, как тяжело от ног отрывается. В воздухе был запах свежезапеченной пластмассы и нейтрального химиката, характерного для подобных зданий. Он быстро прошел через автоматические двери и оказался в холле, где его встретил один из охранников, высокий мужчина с бледной кожей и ледяным взглядом. Он не сказал ни слова, лишь указал пальцем в сторону лифта.