Внутренние иллюстрации для рассказов «Птенчик», «Тоска» и «Мерзость» и титульный лист для романа «Зайчик» нарисованы

Дарьей Стерх

Внутренние иллюстрации для романа «Зайчик» и мини-комиксы нарисованы

Надеждой Катышевцевой (Main Shen)

© Мордас, Д., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Птенчик
Рассказ

– А зачем птички плачут?

– Они не плачут, Сонь. Просто кричат.

Лиза никак не могла сосредоточиться и одолеть наконец страницу из приключений Нэнси Дрю.

– А почему так жалобно? – не отставала сестра.

– Ну не знаю, может, улетать не хотят.

– А зачем тогда улетают?

Лиза отдернула пыльную штору.

– А ты в окно посмотри. Видишь? Сыро, холодно, грязно. А скоро река замерзнет. Что им тут делать? А на юге хорошо, тепло.

Соня подобрала ноги и укуталась в одеяло.

– Мне вот тоже холодно. Хочу на юг. С ними.

Лиза не ответила. Она продолжала читать в надежде, как обычно, увлечься и забыть обо всем.

– А когда мама вернется?

– Вечером.

– А если она без нас улетела, как птицы?

Вчера, во время бегства из дома, мама сказала: «Мы едем в отпуск. На юг, туда, где на деревьях растут апельсины. И все улыбаются».

Мама тоже пыталась улыбаться, но выходило страшно. И руки у нее тряслись.

Вместо далеких теплых стран она привезла их на дачу бабы Зои. В этот прогнивший, покрытый плесенью дом.

– Ну что за глупости! Вечером вернется.

– А Барби с машиной привезет?

– Конечно, Сонь.

Некоторое время девочки молчали, слушая, как на улице кричат птицы и шумит ветер.

– Мне здесь не нравится, – сказала наконец Соня. – Тут плохо и страшно.

«Мне тоже», – подумала Лиза.

Дом пропах сырыми подушками, и все в нем поскрипывало, шуршало. По комнатам гуляли сквозняки, словно кто-то дряхлый, насквозь промерзший бродил, натыкаясь на стены, а то вдруг принимался осторожно копаться в вещах, стараясь не привлекать внимания.

«Только не думай о бабе Зое».

Она ведь здесь умерла, в этом самом доме, укрытая кучей одеял и курток. А тряпки теперь лежат целой кипой: старая одежда, полотенца, шали. Все влажное и трухлявое. Мама хотела освободить кровать, но в тряпье завелись мокрицы, а матрас совсем прогнил. Хорошо хоть на кухне раскладывался диван.

– А можно мне на улицу?

– Нет, мама сказала – нельзя!

– А я пи́сать хочу.

Лиза вздохнула и вывела сестру в кусты. В уличный туалет они ходить не решались. Там было темно, и дорога к нему заросла крапивой.

Во дворе росли яблони, вишни, сливы. Баба Зоя очень любила свой сад, но теперь он стал совсем одиноким, заброшенным и, может быть, даже злым. Летом листва служила мягкой изумрудной завесой, сквозь которую было не разглядеть ни улицы, ни реки, ни соседних домов. Но и сейчас переплетения ветвей скрывали девочек от всего мира. Нужно было добавить совсем немного воображения, чтобы представить, что ничего вокруг нет. Только голые больные деревья и высокая мокрая трава.

Дачей давно не занимались. Здесь и летом-то никого почти не было, а в октябре… наверное, на многие километры вокруг только пустые старые дома и пролетающие над ними птицы.

Время близилось к обеду. Лиза читала, а Соня играла с косматой собакой Филей, единственной игрушкой, которую она ухватила во время вчерашнего бегства.

Несмотря на холод, дышать было трудно. Воздух был густой и затхлый. В прошлый раз, когда Лиза была здесь, баба Зоя все время лежала в кровати и не позволяла открывать окна.

«Закрой окно! – кричала она. – Сквозняк!»

«Она и сейчас здесь, – подумала Лиза. – Люди никуда не деваются – они пропитывают собой все вокруг, как смола. А что, если она теперь – это груда тряпья на кровати, трухлявые доски, пыль?»

Лиза где-то читала, что пыль на сколько-то процентов состоит из частичек человеческой кожи, так что какая-то часть бабы Зои точно все еще здесь.

Окно, которое Лиза отрыла в очередной попытке проветрить дом, опять захлопнулось.

– Закрывай окно! Сквозняк!

Лиза вздрогнула.

На кухне было довольно просторно и светло. Мама просила не открывать шторы, но не сидеть же в полной темноте.

У окна стоял стол, покрытый изрезанной клеенкой, дальше – дверь в предбанник, потом плита с красным газовым баллоном, пожелтевшая раковина. У противоположной стены два шкафа, один с книгами – биографиями каких-то революционеров и романами о рабочих, а во втором громоздилась посуда и стояла непонятно откуда взявшаяся модель подводной лодки.

В спальню же девочки вообще не заходили. В полутьме виднелась только кровать, заваленная горой тряпья, похожая на берлогу какого-нибудь мифического существа.

Бамбуковые занавески, отделяющие спальню от кухни, то и дело колыхались с легким перестуком, словно кто-то тайком подсматривал оттуда за девочками.

Соня тоже обратила на это внимание.

– Пойдем на улицу, – сказала она. – Мне страшно.

Лиза не ответила. Что бы здесь ни было – настоящая опасность притаилась там, на улице. Лиза могла только догадываться, от чего бежала мама. Что-то связанное с опасными людьми. Лиза впервые видела маму по-настоящему испуганной.

– Лиза-а-а-а! – протянула Соня. – Лиза-а-а-а-а! Ну пожалуйста-а-а!

Лиза молчала.

– Ох, – сказала Соня, прислушавшись. – Нас птички зовут. Слышишь?

Вот.

Ли-за!

А теперь:

Со-ня! Со-ня!

– Они просят нас выйти!

– Совсем и не похоже. Так что угодно можно услышать, например: Фи-ля! Фи-ля!

– Вот видишь, они и собачку зовут! – Соня прижала к себе игрушку. – Пойдем на улицу. Пожалуйста!

Лиза поймала себя на мысли, что действительно слышит свое имя.

«Замолчите, – подумала она. – Пусть они замолчат».

За окном, на сером лоскутке неба, с пронзительными криками летели утки. Лиза не особо разбиралась в утиных повадках, но считала, что в это время года птицы должны ровным клином лететь на юг, а не носиться как сумасшедшие над опустевшими дачами.

– Ладно, пойдем. Только веди себя тихо.

Соня улыбнулась и закивала.

Мама говорила: «Не раздвигайте шторы, не открывайте двери и окна, сидите тихо, как мышки».

Но мама не всегда права.

Высокая трава перед домом была примята, а на сырой земле виднелись следы. Любому хватило бы одного взгляда, чтобы понять: здесь недавно были люди. Да и приходилось ли маме сидеть в этом пыльном гробу?

Этот дом не хочет, чтобы в нем жили.

Девочки вышли во двор, ежась от сырого ветра, дувшего со стороны реки.

– Ну как? Веселее стало? – спросила Лиза.

Соня надулась и стала пинать куст лопуха.

А ведь они могут быть рядом, те, от кого бежала мама. Может быть, они и сейчас прячутся в зарослях, смотрят и ждут.

Девочки прошлись по саду до конца тропинки, где через дыру в заборе был виден поросший камышом берег речки и черная вода.

Девочки глядели на нее, пока не стало скучно.

– Ладно, пойдем уже, я чай сделаю, – Лиза потянула сестру за руку. – А то простудишься еще.

Соня вывернулась, сунула руки в карманы куртки и пошла впереди. Уже у самого дома, рядом с лавочкой, она вскрикнула, упала в траву и вскочила с чем-то желтым в руках.

Лизе показалось сначала, что это просто ворох листьев, но комок зашевелился!

– Смотри: птенчик!

Это был, кажется, утенок или гусенок – Лиза не была уверена. Плоский клюв, перепонки на розовых лапках. Птенчик втянул голову и истерично бил лапками.

– Смотри, какой хороший! Уте-е-ночек!

Девочка невольно улыбнулась. И вправду милый. Она погладила дрожащий теплый шарик.

– Ты только сильно его не сжимай, а то сломаешь что-нибудь.

– Не буду.

Соня присела на лавочку, пристроила утенка у себя на коленях и гладила, придерживая, чтобы не сбежал.

Птенчик поднял голову к небу и тоскливо закричал. И тут случилось странное.

Птицы разом смолкли – остался только этот одинокий крик.

Лизе стало не по себе: пришло какое-то чувство, нет, даже тень его. Понимание того, что прямо сейчас она становится свидетелем чего-то таинственного. Того, что можно назвать чудом. Вот только захочет ли она увидеть его?

По коже побежали мурашки, и волосы на голове зашевелились. Нет, это, наверное, просто ветер.

Птенец перестал кричать, и разом наваждение прошло. Соня опустила его на землю, и, видимо смирившись со своей судьбой, он начал щипать травинку.

– Смотри! Он кушает!

– Ну ладно, – сказала Лиза.

Казалось, беспокоиться не о чем, но в Лизе росло предчувствие чего-то нехорошего. Что-то приближалось.

Девочка отогнала темные мысли. Все хорошо. Вот только внезапное молчание птиц настораживало.

Чудилось, будто отовсюду на них были устремлены взгляды, словно, сами того не зная, девочки вышли на сцену и теперь им приходится играть.

Лиза не выдержала:

– Пойдем в дом, Сонь.

Но та лишь покачала головой, не отрывая взгляда от птенчика: судя по всему, она ничего необычного не чувствовала.

– Ну ладно, ты поиграй пока, а я чай поставлю.

Лиза с облегчением зашла в дом. Теперь он казался более приветливым. Эти старые стены словно были защитой. Лиза долго искала спички, а когда нашла, с улицы послышался крик.

– Соня!

Лиза выскочила во двор и увидела, что сестра катается по траве, вцепившись во что-то рыжее, косматое.

Без раздумий девочка бросилась к сестре, схватила комок шерсти, оторвала от Сони и отбросила в смородиновый куст.

Раздался страшный вой.

Это был здоровенный рыжий кот. Из его красных глаз сочился гной, а шерсть местами вылезла клоками. Он выглядел бы жалко, если б не распахнутая пасть, огромные желтые зубы, черные десны, нёбо и язык. Словно это скалилась сама черная осенняя земля.

Соня поднялась, рыдая.

– Все нормально? – спросила Лиза, не сводя взгляда с кота. Тот явно готовился к атаке.

– Он чуть птичку не съе-е-ел.

Тут кот с воплем бросился на девочек, и Лиза даже не поняла, как сумела среагировать. Она резко выставила ногу, попав подлетающему монстру в бок. Он взвизгнул и опять отлетел в кусты.

Приземлился на лапы, оскалился, но нападать больше не решался. Только смотрел, и из пасти его капала зеленоватая пена.

«Он бешеный!»

Лиза схватила сестру за рукав, потащила в дом и вздохнула с облегчением, лишь захлопнув входную дверь.

– С тобой все хорошо? Он тебя не покусал?

Соня покачала головой и поставила птенчика на стол.

– Он убил его… уби-и-ил.

– Дай посмотрю.

Птенчик сидел, втянув голову, и весь трясся, а по крылышку его стекали капли крови. Лиза осторожно взяла птенца и осмотрела. Просто царапина, других повреждений на первый взгляд не было.

– Все хорошо, Сонь. Мы его перевяжем, и он выздоровеет.

– Правда?

Лиза достала из сумочки носовой платок и как могла перевязала птенчика. Это больше походило на плащ, но утенок пока не пытался ни вырваться, ни сбросить с себя повязку.

– Вот гадкий кот. Мерзкий, – проговорила Соня.

– Ага, но я ему задала трепку. Он больше не придет. А если посмеет, я ему так всыплю!

Соня улыбнулась, взяла птенчика на руки, села в кресло и стала гладить.

– Кот тебя точно не поцарапал?

– Не-а, у меня куртка толстая…

Тут по крыше что-то застучало. Лизе показалось, будто пошел дождь. Девочка выглянула в окно и обомлела.

Над домом в молчании кружили птицы. Их было много. Наверно, около сотни.

Одни летали кругами. Другие выписывали какие-то узоры. Птицы сливались в огромную, переливающуюся в воздухе фигуру. И все это в полном молчании. Слышалось только, как хлопают крылья.

– Странно… – прошептала Лиза и тут же вскрикнула.

Из кустов вышел человек.

Старик в засаленном пиджаке, весь избитый и исцарапанный. На голове клоками торчали рыжие волосы, словно присыпанные мукой. Он шел, шатаясь, прямо к дому.

Поначалу Лиза не сильно испугалась. Ей почему-то казалось, что это только в городе могут быть опасные люди. А здесь, в деревне, разве что безобидные старики.

Да точно, какой-нибудь местный. Хочет попросить воду или мелочь.

Но на всякий случай Лиза отошла от окна. Может, уйдет.

– Кто там? – спросила Соня.

Лиза поднесла палец к губам.

Сестра посмотрела сначала на нее, потом на окно, и тут глаза ее расширились от ужаса.

Лиза обернулась. Старик стоял, прижавшись к стеклу лбом. И только теперь, глядя в его внимательные гноящиеся глаза, Лиза поняла…

…он сумасшедший.

– Вам чего? – еле выговорила Лиза, удивляясь тому, как спокойно звучит ее голос.

Старик бешено вращал глазами и вдруг дернулся, уставившись куда-то за спину Лизы. Рот его распахнулся.

Девочки закричали.

Рот у него был черный. Черные десны, нёбо, черный влажный язык. И только зубы желтые, крепкие.

– Пусть он уйдет! – завопила Соня. – Пусть он уйдет, пусть он уйдет!

Она забилась в угол, откуда не было видно этого человека.

– Уходите! – крикнула Лиза.

Но «гость» не обратил на нее никакого внимания. Он продолжал вращать глазами, выискивая что-то в комнате.

«А ведь дверь не заперта!» – пронеслось в голове Лизы.

Она боялась пошевелиться. Казалось, сто`ит отвернуться от старика – и он сделает что-нибудь страшное. Но тут пришелец, видимо, тоже вспомнил о двери, отстранился от окна и поплелся к крыльцу.

Девочка опередила его, едва успев повернуть дверной замок. Человек врезался в дверь. Потом послышалось какое-то шебуршание, еще несколько ударов.

– Что вам нужно? – только и смогла выдавить из себя Лиза. Она чувствовала, как рыдания поднимаются из груди. – Уходите! Сейчас мама придет!

Соня расплакалась.

Человек вернулся к окну, прислонился лбом к стеклу и стал постукивать об него головой.

Бом. Бом. Бом.

Сколько продержится стекло?

Зачем он стучит? Если бы хотел, мог бы разбить окно с легкостью.

Бом. Бом. Бом.

Сколько еще продержится стекло?

Бом. Бом. Бом.

Как колокол в храме.

Как праздник.

Как…

Лиза чувствовала, как мысли ее путаются. Каждый новый удар уносил ее все дальше отсюда.

Глаза слипались.

Было странно даже думать об этом в такой момент, но хотелось просто лечь спать. Проснуться дома и понять, что ничего не случилось, они у себя в квартире и скоро вернется мама.

«Это что-то вроде магии», – подумала Лиза.

Но перед глазами плыли розовые облака, теплый закат в далеких спокойных странах.

И эти птицы.

Бом. Бом. Бом.

Это просто ветка стучит в окно.

Птицы…

Лиза сама была птицей. Она летела вместе со всеми, клином. Она знала, что земля меняется. Земля – это оборотень, чудовище. Весной она теплая, мягкая, зеленая и голубая. Она дарит, она кормит, она греет. Но все меняется. Земля становится холодной и жадной, она хочет есть, но не насыщается, она морозит, затягивает в черные недра, и вот тогда приходится улетать. До того, как земля умрет сама и убьет всех вокруг. Но земля не отпустит просто так. Все птицы знают это. Земля просит поклонения.

Она кормила, она грела, а вот теперь сама оголодала.

Лиза летела вместе с птицами в полном молчании, но тут одна из летящих впереди обернулась. У нее было человеческое, сморщенное лицо, похожее на лицо бабы Зои.

– Закрой окно! – закричала птица.

Лиза открыла глаза и ужаснулась.

Старик лез в приоткрытое окно. Голова и длинная рука, поросшая толстыми рыжими волосами, уже были в комнате.

– Уходите! – крикнула Лиза, но человек, извиваясь, словно червяк, продолжал протискиваться.

Он дотянулся до стола, раскидал все: попадали кружки, тарелка. Покрутив головой, он, наконец, заметил Соню, забившуюся в угол. Захрипел и вновь распахнул свой кошмарный рот.

Птенец закричал.

Лиза схватила чайник и плеснула на старика горячей водой. Что-то громко хлюпнуло, и на пол полилась вязкая черная грязь.

Старик взвыл и его выдуло в приоткрытое окно, словно едкий черный дым.

Девочки в ужасе смотрели на пол – там чернела маслянистая земля.

Лиза захлопнула окно и только после этого осела в слезах на пол.

За окном творилось что-то жуткое. Птицы хлопали крыльями, выл ветер, и в этих звуках можно было различить голоса. Птицы говорили с кем-то, и кто-то огромный им отвечал.

Сколько времени прошло, Лиза не знала. Старик больше не появлялся; девочки сидели не двигаясь на полу. Соня дремала, а птенец, освободившись от повязки, подошел к Лизе.

Он смотрел на нее маленькими печальными глазками, точно о чем-то просил.

Где-то вдалеке послышался гудок электрички, на которой должна была вернуться мама.

«Что, если не было никакого человека, а я просто уснула? Может быть, этот дом навевает дурные сны?»

Лиза заметила на крыле птенца несколько красных пятен.

Та-а-ак, значит, все же не приснилось. И черная маслянистая земля на полу.

Точно не сон.