Когда мне время от времени попадаются книги о непризнанных гениях, о людях, не оцененных по достоинству при жизни, - а они мне попадаются с завидной регулярностью - так и хочется изобрести машину времени. Нажать бы так на рычажок-тумблер, ярко светящийся в сумерках ноябрьского вечера, потыкать по кнопкам-переключателям, выставить на небольшом экранчике-дисплее цифру нужного века - и мигом перенестись в чье-то несправедливое прошлое. Не чтобы что-то там изменить (я помню про бабочку - спасибо за то Рэю Брэдбери) - чтобы вдохнуть хоть капельку веры в людей, не добившихся при жизни должного уважения к их поистине великим трудам, людей, целиком отдавших себя науке, обществу, искусству, не получивших взамен любви и признания толпы, а получивших лишь в ответ насмешки, оскорбления, испепеляющее равнодушие. Не знающих еще и не догадывающихся даже, что после смерти они станут идолами и эталонами - вкуса, меры, ума, фантазии, что будут признаны однажды гениальными творцами и мастерами, великими учеными. Изменило бы что-то это знание в их жизнях? Спорный, конечно, вопрос... Но думается отчего-то, что это избавило бы - хотя бы на миг - от сомнений в нужности и полезности того, что они делают, разуверило бы их в собственной никчемности...
Я бы завела воображаемую машину времени на пятнадцатый век (а именно туда меня, кстати, и переместила замечательная книга русского, Дмитрия Мережковского) и отправилась бы прямиком к тому, кто бы помог мне ее построить (история закольцовывается, ага).
Я бы стала тем самым верным учеником, которых так всегда не хватало великому Леонардо да Винчи: его ведь предавали бессчетное количество раз, осуждали за спиной и в глаза. рылись в бумагах, чертежах, злословили, вместо того чтобы попытаться понять по-настоящему.
Я бы терпеливо выслушала его исповедь - о непростой жизни и муках творчества и научного поиска. Я бы записала слово в слово - для потомков - правду из первых уст.
Я бы посочувствовала и утешила - как могла. Не забыла бы упомянуть при этом о бешеной популярности его творений после его кончины. Люди будут выстаивать очереди, чтобы прикоснуться через полотно и через века к той мимолетной гениальности, оставшейся навечно, с придыханием будут взирать на его картины, будут восхищаться многосторонностью его интересов, назовут величайшим человеком своего времени. Как жаль, что Мастер его не застанет. Как жаль, что все приходит слишком поздно...
А пока - одинокая. непризнанная кем-то фигура, вечный странник-скиталец без своего угла. Прозванный за глаза лицемером, глупцом, наивным мечтателем и даже еретиком. Якобы учит всех не стремиться к невозможному, а сам, похоже. занят лишь этим. Начавший тысячи дел одновременно, не закончивший почти ничего, одержимо грезящий о летательной машине, пишущий картину несколько лет, когда другие успевают за этот срок куда больше..
Чудаковатый, странный, точно не от мира сего. Его скромность на фоне более уверенных в себе соперников кажется слабостью, но, быть может, в том и заключается подлинная сила - личности и необъятной души?
Из-за жестокой, часто глупой и бездарной толпы окончательно разуверившийся в себе и собственном таланте. Вопрошающий и взывающий к Небесам с обидой и невысказанной вслух мольбой: "Боже, для чего ты меня оставил?" И вместе с тем (его противоречивая натура была невозможно многогранной) до одури любящий жизнь, природу, которой поклонялся с раннего детства, животных. Верящий не в себя - прогресс человечества.
О многом, многом хочется спрашивать, но поздно уже и да, неловко как-то бередить старые раны...
Кем для тебя все-таки, творец, была Мона Лиза? Случайной музой и терпеливой натурщицей или все же чем-то большим, если верить этой замечательной книге? Что ты все-таки хотел сказать нам ее портретом? Что поведал миру, а мы так до сих пор и не поняли?..
Правда ли, что в Джоконде - этой скромной замужней женщине - ты наконец-то нашел свою родственную душу. "И в глазах ее отражалась душа моя..." - так, кажется?
Вот разве спросишь - разве хватит сил и наглости - спросить настолько личное, закрытое, да и к чему теперь? Ведь есть книги, подобные этой, мы можем благодаря восхищаться такими прекрасными догадками. Я верю, что такое могло происходить на самом деле. А так это было или не так, теперь уже никто не скажет. Я просто верю в эту случившуюся на склоне лет (ему было за пятьдесят) любовь-наваждение, плодом страсти которой стал портрет - на века. Одинокий ученый-живописец наконец-то нашел ее - верную подругу, сестру, человека, мыслящего, как он, человека понимающего. И на краткие три года - именно столько длились их встречи для работы над полотном - он стал самым счастливым из людей.
Странно, никогда не любила этого самого знаменитого его творения, не понимала абсолютно, что в нем находят. Глупая... Это не живописный памятник конкретной женщине, жившей задолго до нас. Это ода той вспыхнувшей духовной любви. Оттого, наверно, он так притягательна и загадочна до сих пор - нельзя прочесть и расшифровать со всей ясностью что-то настолько личное.
Мне чертовски интересно было послушать и его размышления о дружбе и друзьях, соперниках (Микеланджело и Рафаэле), смысле жизни, искусства, науки. Посмотреть на мир его глазами - его уникальным всеохватным взглядом. Я восхищалась всю книгу: это человеку интересно все!
Да, о многом бы, конечно, хотелось еще узнать - обожаю слушать рассказы о творческих людях и самом процессе творчества, но поздно: карета в полночь превращается в унылую тыкву, а машина времени - в набор бесполезных железяк.
Пытаюсь запомнить - рассовать по чертогам памяти - все увиденное, впитать в себя как можно больше, зарядиться (и заразиться) этим импульсом творчества. Когда всю ночь размышляешь над научной идеей, думаешь над эскизом, упрямо складываешь, как в детстве - кубики, слова в стихотворные строчки.
Машу рукой - до новых встреч, Мастер, на страницах уже других биографическо-мемуарных книг, а быть может, и даже художественных - как знать?
И благодарю Мережковского за такое увлекательное, захватывающее. познавательное путешествие в мир живописи, науки и страдающей души, мир острого ума, невероятной фантазии и желания проникнуть во все тайны природы.
На экране - "двадцать первый" (век, разумеется). Закрываю глаза, а открыв их, вижу исписанный плотно-плотно привычный лист бумаги - впечатлений от книги не счесть. Погруженная в мысли о прочитанном романе, уже думаю о том, как бы здорово было бы прочесть что-то о соперниках да Винчи - тех самых Микеланджело и Рафаэле.
Но это - в другой раз, с другой уже машиной времени, с другим маршрутом, другими собеседниками.
Поэтичная история жизни, полная испытаний и невзгод, падений и успехов. Вдохновляющая, поучительная. Стойкость и верность мечте. Независимость ни от кого. Умение идти своим собственным путем, не оглядываясь на окружающих. Приятными и полезными были минуты чтения этой книги. Она чертовски затянута и вместе с тем невообразимо прекрасна.