Цитаты из книги «Смерть Богов (Юлиан Отступник)»

– В самом деле, – обратился к нему Анатолий, со своей обычной, немного легкомысленной улыбкой, – вот уже более четырех месяцев, как мы с тобой друзья, а между тем я до сих пор не знаю, кто ты – христианин или эллин? – Я и сам не знаю, – ответил Аммиан просто.– Но как же хочешь ты писать свою Летопись Римской Империи? – допрашивал Анатолий. – Какая-нибудь чаша весов христианская или эллинская должна перевесить. Или оставишь ты потомков в недоумении о твоих верованиях? – Им этого ненужно знать, – ответил историк. – Быть справедливым к тем и другим – вот моя цель.

– Ты думаешь, Арсиноя, – сказал Анатолий, – неведомые братья снова подымут упавшую нить нашей жизни и пойдут по ней дальше? Ты думаешь, не все погибнет в этой варварской тьме, сходящей на Рим и Элладу? О, если бы так, если бы знать, что будущее…

– Христос да помилует тебя, сын мой! – обратился к нему Гаргилиан невозмутимо, – чего это ты все язвишь, все ехидничаешь? – Опомниться не могу. Столько обращений, столько превращений! Я, например, всегда полагал, что уж твои верования… – Какой вздор, милый мой! У меня одно верование, что галилейские повара нисколько не хуже эллинских. А постные блюда – объедение. Приходи ужинать, философ! Я тебя скоро обращу в свою веру. Пальчики оближешь. – Не все ли равно, друзья мои, съесть хороший обед в честь бога Меркурия или в честь святого Меркурия. Предрассудки!

– Видишь ли, – продолжал Горгий, – ныне земля рождает людей столь же слабых, как и жестоких; боги, даже гневаясь, могут только смеяться над ними, – истреблять их не стоит: сами погибнут от болезней, пороков и печалей. Богам стало скучно с людьми – и боги ушли…

В одном месте из щели камня, обросшего мхом, медленно сочились светлые капли и падали одна за другой. Но глубокие мхи заглушали их падение; капли были безмолвны, как слезы немой любви.

В портике, отделенном от главной залы ковровой завесой, за которой император любил подслушивать то, что происходило на соборе, подошел к нему монах с крестообразным гуменцом на голове, в тунике с куколем, из грубой темной ткани. То был Юлиан. Он склонил колени перед Констанцием, сотворил земное метание и, поцеловав край императорской далматики, сказал:– Приветствую благодетеля моего, победоносного, великого, вечного кесаря августа Констанция. Да помилует меня твоя святость!– Мы рады тебя видеть, сын наш.Двоюродный брат Юлиана милостиво приблизил свою руку к самым губам его. Юлиан прикоснулся к этой руке, на которой была кровь его отца, брата – всех родных. Монах встал, бледный, с горящими глазами, устремленными на врага. Он сжимал рукоять кинжала, скрытого под складками одежды.

через семь трупов перешагнул братоубийца, чтобы вступить на престол, и все совершилось во имя Распятого.

. Мысль есть искание света, а Он не ищет света, потому что сам Он – Свет.

вот, даст Бог, человеческое мясо и кровь будут скоро дешевле хлеба и вина… Чесальщик шерсти, горький пьяница и философ, тяжело вздыхал:

Всякий дурак сумеет исполнить то, что сказано. А ты угадай безмолвную волю владыки – вот за что благодарят.