Маджара

Полную ванну виноградного сусла отнесли в предбанник и оставили бродить. В течение нескольких дней сюда слетались виноградные мушки со всего света, кружили над виноградным месивом, пили нектар, купались в нем, а потом тонули.

Кровь, как причудливо тасуется колода. Любви к прозе Вероники Кунгурцевой никогда не скрывала. Когда заходит речь о преемственности, склоняюсь скорее к булгаковскому о крови и к тому, что на осине не растут апельсины, чем к сакраментальному о природе, отдыхающей на детях гениев. К тому же, практика показывает, что бывает так и так, и не попробуешь, как узнаешь? Это сейчас к тому, что автор "Маджары" Дмитрий Кунгурцев - сын моей любимой писательницы, и читать его повесть, номинированную на "Дебют", о которой хорошо говорят Алиса Ганиева и Андрей Герасимов, я стала не в последнюю очередь потому, что надеялась услышать в ней интонации Вероники Кунгурцевой.

И как? Очень хорошо, хотя уникальной сказовой напевности здесь нет, да и откуда бы ей взяться? В отличии от северянка матери, Дмитрий плоть от плоти юга России, а это другой строй речи, иная ритмика, лексические конструкции. И мужская проза не может не отличаться от женской, и всякий человек уникален. Но все же кровь не вода, а талант рассказчика, которого не сможешь прекратить слушать, пока история не закончится, он или есть, или нет. Здесь есть.

Говорят, каждый может предъявить миру хотя бы одну историю, которую расскажет интересно, историю своего детства. Пусть так. Молодой человек, ровесник перестройки рассказывает о себе, о семье, о соседях, друзьях и врагах, об увлечениях, о зверях, живших в семье, о первой любви, о первом жестоком столкновении с несправедливостью. И это чертовски интересно слушать.

Вот о сестрёнке, которая родилась, когда бомбили Белград. Ты как то и не думаешь: о чем он, где Югославия, где их Сочи? Просто смерть каждого человека умаляет и тебя, ибо ты един со всем человечеством. Без пафоса, без позы, спокойно и обыденно. Происходит важное для семьи событие, в нее входит новый человек. И в это же время взрываются бомбы, кричат, стонут и гибнут люди. Все происходит одновременно, в мире, который один для всех. Такая не до конца сознаваемая, но от того не менее действенная космическая этика.

Вот мальчишка, остро осознающий свою несхожесть с большинством ровесников. Ему, как любому на его месте, хочется быть принятым в коллектив. Самый лёгкий путь тут был бы стать как все (будь проще и люди к тебе потянутся), а он, словно от противного, находит увлечения, которые никак не могут быть массовыми, от толкиенизма до белого движения. И страшная сцена с угрозой повешения, которая неожиданно обернется не психотравмой, которую станут долго и нудно обсасывать, и не местью, а смехом, когда удается спастись и долгим молчанием после. А потом просто переступаешь и идёшь дальше. Так оно и случается, когда в сути своей ты не жертва.

А вот дикое обвинение в поступке, который уничтожит репутацию и нависнет дамокловым мечом над всей дальнейшей жизнью. Первое столкновение с равнодушием мира, который раздавит тебя, даже не заметив. Прежде ты уже видел такое, отзывалось болью, но тогда думал - это то. что бывает с другими. Теперь с тобой. Нет, жизнь не заканчивается. Ты оставишь все позади и будешь жить дальше. Дышать соленым воздухом с примесью горьких трав. Пить хмельную, как молодое вино, жизнь. Прекрасную и удивительную.

В аннотации сказано, что главный герой сборника – «самобытный русский юг». А мне показалось, что, несмотря на всю самобытность и яркие приметы времени, повесть «Маджара» и рассказы, которые входят в сборник, – очень близкая родня прозе американского юга. Да, как ни странно, просвечивает сквозь предместье южного русского города – место действия всех текстов сборника (ну, за исключение последнего рассказа «Охотники») , округ Йокнапатофа и городок Джефферсон. И не только потому, что персонажи кочуют из рассказа в рассказ, и место действия – не меняется, и природа, что на нашем юге, что во Французовой балке, или городках на Миссисипи – совершенно такая же, и люди русские – уж до того обкатались в 90-е, что стали схожи с южанами Штатов, что в профиль, что анфас. И не шукшинские они чудики (Самвел Иванович из рассказа «Полгода до пенсии», герой южно-готического рассказа «Что случилось с Павлом Петровичем?», Семен Токарев из рассказа «Дикие люди»), как может показаться на первый взгляд, а оттолкнувшиеся от советского берега и оказавшиеся вдруг в кап. стране, в Америке, которая ведь тот свет, скажем, для героев Достоевского (туда ведь «уехал» Свидригайлов и должен был бежать с каторги Митя Карамазов). И война кавказская в ХIХ в. шла почти параллельно с войной Севера и Юга в Америке, а теперь и вовсе недавняя грузино-абхазская проходила совсем рядом – и эти приметы отражены в «Маджаре». Впрочем, автор, может, и, не предполагая, и не думая о том, что читатель углядит сквозь строки, все же, считаю, шлет южной прозе Америки привет.
А повесть «Маджара» – и вовсе побратим повести «Над пропастью во ржи» (правда, автор и сам признается, что любит Сэлинджера). Конечно, все истории взросления похожи, но тут и герой такой – настоящий младший брат Холдена Колфилда, и по духу, и по тому, что он примечает в окружающем мире, какие дороги выбирает, и оба школы вынуждены менять, и тот и другой – одиночки, и Холден Колфилд и Сергей Морозов ребятишек хотят спасать, тех, что играют над пропастью, и спасают; даже младшие сестренки у обоих – похожи. Только Морозов не в мегаполисе живет, а в городишке, схожем с Джефферсоном (ну, или с Французовой балкой), в частном доме. И улочка, где стоит дом семьи мальчика, как будто продолжение той улицы в городке Мейкомб, где жили Глазастик с братом Джимом и Аттикусом Финчем из еще одной южной книжки «Убить пересмешника».
И, несмотря на все эти параллели (и меридианы), я говорю не про вторичность, а про родство, про единение: юга России и юга Америки, хотя Сергей Морозов и ужас как не любит английский язык.
«Маджара» (оказывается, так на юге нашей страны называют молодое вино) построена по принципу чередования: вот мальчишка в школе, вот он дома, и опять школа, и вновь дом. В книге даже шрифт школьных сцен (они даны курсивом) отличен от шрифта сцен домашних: так уж герой не любит школу. Текст идет от первого лица (так же, как «Над пропастью…»), короткими предложениями, и мальчишеский сленг в наличии, и смешные оценки героя: «Помрешь с ними, ей-богу». Мы знакомимся с родными Сергея Морозова, друзьями, врагами, соседями; а также с животными и растениями, которые, оказывается, также играют немаловажную роль в жизни подростка. И приметы времени налицо: вагончик беженцев (рядом Абхазия, где не так давно кончилась война), зек, который вешает на свой дом табличку «Частная собственность, стреляю без предупреждения», а в рассказе «Найти ветерана» – и вовсе совершенно новые веяния: школьники вынуждены найти ветерана и привести 9 мая на акцию «Бессмертный полк».
И, конечно, свадьба, на которой и подают маджару, молодое вино, – аллюзия не только на фильмы Кустурицы, которые не обходятся без свадьбы, но и на евангельский сюжет. И музыка звучит со страниц книги – рок, которым увлекся, в конце концов, Сергей Морозов.
И ни капли уныния после прочтения, как это часто бывает от нынешней прозы, ощущение праздника остается после «Маджары», как будто хлебнул молодого вина!