Стихи разных лет

Он просто любил свою Родину

Он просто любил свою землю

И гордился своей Родиной,

Написал не одну песню,

Но его называли юродивый.

Он, конечно, думал о будущем,

Грезил Русь великой державою,

Но пока незавидное судьбище,

И чего не коснись – всё ржавое.

Половина уже разворована,

Половина покрыта плесенью,

А народ будто зачарованный,

Снова слушает лживые песенки.

Своё счастье мерим стаканами,

И глаза у всех словно зашорены,

И сидит сволота окаянная,

Переписывает историю.

Превращаемся в быдло голимое,

Из народа, блин, победителя,

И в глазах безразличье застылое,

Перевернулись в гробах родители.

А он ходит, чудо лохматое,

Говорит о былом величии,

Шевельнёт в груди что-то зажатое,

Обожжёт догоревшей спичкою.

И слова его вроде сбываются,

Как когда-то давно пророчества,

Храмы новые поднимаются,

И иконы в них мироточатся.

И бегут из России Поганые

За моря-океаны дальние,

И Родина-мать поднимается,

На колени когда-то поставленная.

А он верит в то, что рассказывает,

Донести до любого хочется,

Только люди всё улыбаются

И не верят в его пророчества….

А он просто любил свою Землю,

И гордился своей Родиной,

Посвящал ей свои песни,

Хотя не за что было, вроде бы....

Закон природы

Закон природы столь суров,

Не стоит забывать о главном:

Ведь если извести волков -

Наступит царствие баранов…

Незваным гостем

Я незванным гостем

          снова приду сюда,

Сквозь пространства и годы,

          забытые города,

Извалял свою память

          в серой дорожной пыли,

А мечту мою

          волны и ветер с гранита смели.

Как смеялся бродяга,

          почувствовав ветер щекой,

Этот ветер, что волю несёт

          и зовёт за собой.

Паутиной опутали волны

          ноги мои,

Ночь накидкой на плечи легла:

          "Ты можешь, лети!"

И останется город внизу

           под моею ногой,

Ночь шепнула на ухо:

           "Бери этот город, он твой!"

Я войду в него,

           я растворюсь в блеске огней,

И мне станет немножко грустней

           и немного теплей.

И незванный гость,

           допивая стакан вина,

Докурив сигарету,

           чувствуя тяжесть сна.

Я незван,

           а незваным нет места

                   на этом пиру,

Гордость скажет: " Пойдём"

           и уйду я в ночную пору’.

Каждый имеет право на Осень

Каждый имеет право на осень,

Жизнь – всего лишь золочёная клетка.

Чёрное, белое, серое, пёстрое.

Судьба – это рельсы, а ты вагонетка.

И не свернуть, всё надолго расписано,

Крошево мыслей в оконных осколках.

Мысли пропали, куда-то повылезли,

Тихий «Рамштайн» сквозит в перепонках.

Рвётся мечта оголёнными нервами,

Льются дождём осенние слёзы.

Были вторыми, а будем ли первыми?

Осень пройдёт, наступят морозы.

Зашевелятся мурашки подкожные,

Замёрзнет дорога, ведущая в завтра.

Скажут потом, что мы отмороженные

Дети дождя и непонятой правды.

Тихо наступим на горло сомнениям,

Громко споём гимны беспечности,

И передадим через поколения

Знак два нуля  как знак бесконечности.

Мне жить осталось несколько минут… – Н. Гумилёву

Мне жить осталось несколько минут,

И курит "Беломор" расстрельная команда,

России перекошенное завтра,

Столыпинских вагонов перестук.

Мои глаза не верят пустоте,

Резвится вороньё в навозной куче,

Ты тащишь тяжкий крест по горной круче,

А кто-то пробегает налегке

Безумная дорога в никуда,

Бог встретит наши души на рассвете,

Осталось пять затяжек сигареты,

А дальше просто будет пустота.

А после будет новая заря,

Возьмут винтовки в руки наши дети.

И старый Мир взорвётся на рассвете,

А новый Мир родится без тебя.

И засмеются снова небеса,

И обагрятся кровью чьи-то руки,

Из пепелищ родятся наши внуки,

Чтоб снова жечь чужие города.

Так завершится смертью полный круг,

Пронзая сердце раскалённой спицей,

Душа взметнётся ввысь прозрачной птицей,

А над крестом всплакнёт твой старый друг.

У нас дожди

У нас тоже дожди и холодно,

По сердцу ударит – больно,

Лежит по ногами золото,

И хочется крикнуть: «Довольно!»

 И хочется верить в сказку,

 И жить, будто в наваждении,

 Носить весёлую маску,

 И не бояться сомнений.

 И не бояться осени,

 Думать о чём-то большем,

 Бегать по лужам босыми,

 Любовь собирать пригоршнями.

 Верить во что-то хочется,

 Быть молодым и гордым,

 Но каждый день одиночества,

 Приносит тоску с заботами.

 А душа рвётся просто в небо,

 А небо туманом болотится,

 Ведь серое – чёрное с белым,

 Но летать всё равно хочется.

Обелиски

Их имена не внесут в обелиски

Они же за правду шли воевать.

В канцелярии бога приготовлены списки

Кому завтра: жить, а кому умирать.

Пахнет озоном степь перед боем,

Отчётливо видно шапки вершин.

Вчера ещё пили и "жгли" в эшелоне.

Сегодня ты перед жизнью один.

И горько,  и больно, и хочется плакать,

И злость в твою душу вползает змеёй.

Он был твоим другом, погиб на закате,

И тело его ты засыпал землёй.

Но бой продолжается, требует совесть,

Ты видишь, ребята примкнули штыки.

Хотелось романа,  написана повесть,

И жизни минуты считают часы.

Опять в «штыковую», ёкнуло сердце,

Ощерился рот в грозном крике "ура".

Немного свободы, бескрайняя вечность,

И на обелиске лишь имена.

Война

Страшное  месиво

                  из  водки и песен,

Горечь  взрывов,

                   на стёртых губах.

Смесь улыбок,

                   и злобных взглядов,

Ртов, раскрытых,

                   в крике «Ура!»

Чёрный ворон,

                   над выжженным  полем,

Над мясорубкой войны,

                    здесь похоронено

                                    самое лучшее:

Письма  домой, из дома и сны.

Страшное месиво

                      зим, лет и вёсен,

Стёрлись из памятей

                      наших мечты,

А кто не дошёл,

                      тот место нашёл

В братской могиле

                       родной стороны.

Сапоги месили

                        и грязь, и глину,

И чернозём,                                                                                                                   и болотную тину.

Жрали траву

                        лагерей  и тюрем,

Баланду солдат,

                        деревенскую тюрю.

Сны приходили,

                         и уходили

Всё об одном,

                         что кого-то убили.

Так зачем же вы

                         в сны пустили -

Вечные взрывы

                          кровь и могилы.

Шествуя дальше,

                          по грязному месиву

Смерть летела,

                          служа свою мессу,

И раздавались,

                          с твердыни небесной

Песни ушедших,

                          умерших  песни.

Блокадный блюз

Стоял рояль

       в центре блокадного города,

Цвела сирень,

       но пахло почему-то порохом.

Раздавались взрывы

       и давили на перепонки.

И птицы не пели,

       если пели, то совсем не громко.

А рояль стоял,

       таращась разбитой крышкой,

Улыбаясь клавишами,

       как будто негр зубами.

Хозяин его -

       был убит вчера под Москвою,

А хозяйка лежит

       с помертвевшими губами.

Рассечён осколками

       и из дыр рояля

Торчат во все стороны струны,

       звучавшие раньше гордо.

И хотя здесь весна,

       но на нём никто не играет.

Лишь близкие взрывы

       уродуют карту города.

Мимо шёл старик -

       музыкант с футляром под мышкой.

В этом чёрном футляре

       лежала старая скрипка.

Он увидел рояль,

       подошёл и погладил клавиши,

А они отозвались болью

       и радостным скрипом.

Пробежали пальцы

       по белым и чёрным накладкам

И запели струны,

       предчувствуя новые беды.

Так родился блюз,

       вскормленный блокадным городом,

Наевшись мякины

       вперемешку с чёрным хлебом.

Зазвучали ноты,

       сливаясь в безликую музыку.

Этот блюз зазвучал

       по-весеннему очень громко.

И… ощерились улицы

       чёрными провалами окон,

Громко стукнулась о камни мостовой

       пустая котомка.

Он хотел отдать

       последнюю честь солдатам,

Которые держат город

       в не привыкших к оружию пальцах.

И понёс по улицам

       ветер мелодию эту,

Станет она

       вечным как он скитальцем.

И рождались слова

       неуверенные, не в рифму,

И сплетались с пылью,

       и копотью близких взрывов.

Вдруг присел старик на асфальт

       и схватился за сердце,

Посмотрел на небо,

       и улыбнулся криво.

И повисла в воздухе

       чёрной печалью нота.

Эту песню и музыку

       разве теперь забудешь.

Отзвук этого блюза

       до сих пор жив на этих улицах.

Иногда его слышат

       ныне живущие люди.