Слово редактора

Приветствую Вас, дорогой читатель!

Журнал «Парус» снова скользит по волнам отечественной словесности, и на этот раз, в осеннем выпуске, мы отобрали непредсказуемые, оригинальные и глубокие рукописи как уже полюбившихся Вам и нам постоянных авторов, так и нескольких дебютантов, в том числе на уровне жанра.

Несказанно рада, что теперь наш «Парус», помимо содружеств литературных журналов на порталах «Русское Поле», «ЛитБук» и «Журнальный мир», появился и на платформе «ЛитРес». Здесь для нас открываются дополнительные возможности. Теперь Вы сможете приобрести электронную или бумажную версии, скачать свежий номер в виде книги и читать оффлайн.

Ещё одна замечательная новость – появление у «Паруса» своей личной гавани, персонального сайта, где собрана основная информация об издании, есть разделы для авторов и читателей, опубликованы основные требования к публикациям, сведения о составе команды и, конечно, свежий номер. Добро пожаловать в гости! Мы расположились по адресу https://parusjournal.ru/.

С удовольствием ждём новых авторов и приглашаем присоединиться к нашему морскому путешествию! Будем рады единомышленникам и тем, кто готов поспорить. Каюты «Паруса» уже приготовлены и замерли в ожидании талантливых, искренних и самобытных произведений, а мы мечтаем об открытии новых имён, материков и тайн стихии творчества.

Вас же, дорогой читатель, приглашаем к уютному чтению! Желаем вдохновенного и свободного плавания в стихии художественного слова – вместе с «Парусом»!

Ирина Калус

Художественное слово. Поэзия.

Евгений ХАРИТОНОВ. «Я взгляд направил в небеса…»

Многострадальная Россия

Соединив свои ладони,

Я взгляд направил в небеса

И прошептал: «Не надо боле

Трепать России паруса…»

И в тот же миг разряды молний

Сожгли с десяток тополей.

Так Бог мне, видимо, напомнил

Про участь Родины моей.

Душа поэта

Порою я слышу нескромный вопрос,

Который вскрывает души оболочку.

Что чувствует автор, когда он нанес

Пером на бумагу финальную строчку,

Заверив тем самым создание стихов?

Ответ вопрошающим будет таков:

Вы видели горные сходы лавин,

Как мчатся снега по немыслимой крути?

Их сход неминуем и неукротим,

Безжалостен и беспощаден по сути!

Но горы, лишенные ноши своей,

Становятся жилистей, выше, стройней!

Смотрели весной пробуждение рек?

Как с треском ломаются крепкие льдины?

Как волны бурлят, начиная разбег,

Чтоб сбросить с себя ледяные седины?

А сбросив, становится тихой волна,

Как будто покой обретает она!

А небо, объятое летней грозой?

Как стонет оно изнывающим громом.

Как молнии вьются по небу лозой,

Вгрызаясь в свинцовые тучи фантомом.

Но, выплакав слезы на город, леса,

Насколько сине́й предстают небеса!

Вот так и поэт, дописавший стихи,

Вздохнет, заковав свои мысли в чернила.

Как будто бумага впитала грехи,

Как будто бы тайны в себе схоронила!

Но этот покой не продлится века

И вновь позовёт помолиться строка.

Могилы со звездами ржавыми

На каждом погосте видны.

Вы здесь не услышите жалобы

От тех, кто с нацистской державою

Сражался во время войны.

По пояс травою заросшие

Лежат на просторах страны

Герои, Победу принесшие,

Штыками врага заколовшие…

А чем отплатили им мы?

Летняя ночь

Небо – плитка шоколада

С нежным цельным миндалем

Ярких звезд. Царит прохлада,

Мгла сгустилась киселем.

Сопок жилистые плечи

Примут лунный свет за шаль.

Пухом ряженые свечи

Камыша глазеют вдаль.

Не шумят поля ковыли,

Сонно головы склонив.

А ветра в степях застыли,

Будто резвость обронив.

Ночь тиха. И до рассвета

Жизнь свою теряет суть.

Словно замерла планета,

Чтоб немножко отдохнуть.

Вот и все

Вот и все, пришел черед разлуки.

Виноватых незачем искать.

Тяжелеют понемногу руки,

Им уже тебя не обнимать.

И волос твоих не гладить косы,

Не смеяться до ночи вдвоем.

Наши чувства – срезанные розы,

Что слабели в вазе день за днем.

За окном улыбку спрячет солнце –

Наш последний вечер на двоих.

Будто оно с нами расстается,

Чтобы завтра согревать других.

Между жизнью и смертью

Если любите розы —

Полюби́те шипы.

Если катятся слезы –

Не сходите с тропы,

По которой идете.

И, быть может, тогда

Вы себя обретете,

Как никто никогда.

Не бывает, поверьте,

Чтоб всегда не везло.

Между жизнью и смертью

Есть добро и есть зло.

Эти грани так хру́пки,

Но нам выделен век

Заслужить за поступки

Звания – Человек!

Похолодало

Вечер ничего не предвещал,

В сентябре еще он бодр и светел.

И все также весело качал

Жёлтый лист в своих ладонях ветер.

Но к утру пошло все кувырком,

Словно осень с приступом невроза.

И в окно стучится кулаком

Тот же ветер с визгом и морозом.

Сквозняки летят со всех щелей,

А под кожей холодеют жилы.

Мне б вернуть одежду потеплей,

Ту, что моль на лето одолжила.

(перевод с белорусского языка стихотворения Каблуковой Алеси, г. Минск)

Язык

Родной нам с детства,

Ты звучи!

Звучи!

Не угасай

В сердцах

И в наших душах!

Ты солнечного прошлого лучи,

Который, словно воздух,

Нам так нужен!

* * *

Ну что сказать? Я та, какою стала.

Имею за плечами жизнь без грез.

Пусть обойдет меня дурная слава

И прошлое не кажется всерьез.

Что будет дальше? Где моя дорога?

Ищу ответ на жизненной меже. ́

Ну а пока живу с надеждой в Бога

И с верою на лучшее в душе.

Я не предам ни совести, ни дружбы!

Пусть у других лежит в запасе месть.

Мне б просто стать кому-то очень нужной

И быть желанной, как благая весть.

Любовь АРТЮГИНА. «Ни сном, ни ветром»

* * *

Ещё тепло не разбрелось,

не взвизгнули колёса,

разбрызгивая вкривь и вкось

на перекрёстках осень.

Но чья-то детская рука,

как будто ласка лисья,

навеет свет издалека,

и пожелтеют листья.

И станет ясно, что по ним,

ещё живым, о Боже,

вчерашний путь невыполним

и завтрашний, быть может;

и если есть осенний Бог,

то он внутри синички:

и голоден, и одинок,

и рассыпает спички.

* * *

Мне нравится, когда уходит лето,

не попрощавшись, не оставив писем,

и в воздухе почти что неодетом

стекает свет, как по щекам, по листьям.

Дни переходят в ритм анабиоза,

заснём и мы, когда замёрзнут руки;

прозрачные, похожие на слёзы,

останемся слоняться по округе.

И будет в темноте казаться, что мы

в домах жжём свет, берёзой топим печи,

и выпускаем воробьёв почтовых

с дымящимися веточками речи.

И будет снег немерен и невидан,

затерян в глубине своей безглазой,

всплакнёт, во мгле покачиваясь, рында

три месяца, три вечности, три раза.

* * *

Ветер качает лампады

Тихих и чувственных дней –

Что же мне, Господи, надо

От незажжённой моей?

То ли кабацкого счастья

И – с колокольцами в путь,

В ночь без дороги умчаться,

Чтобы в себя заглянуть.

То ли в забытой деревне,

Где не сыскать борозды,

Слушать, как вторят деревья

Сердцебиенью воды.

* * *

Не обманись, не ошибись,

не перепутай:

на черенке другая жизнь

висит как будто,

и всё, что ей разрешено,

тебе запретно,

не лето смотрит сквозь окно,

окно – сквозь лето,

и видит свет в самом себе,

деревья жёлты,

и снег с вороной на губе

бормочет что-то,

вдали трамвайное кольцо

у мглы на пальце,

и у прохожего лицо

переливается.

* * *

Брести, брести без остановки,

пока ходьба сладка на вкус,

пока листва без подстраховки

с ветвей не падает без чувств.

Но что бы ни было помимо,

кружения не миновать,

нанизывая кольца дыма

на тёмную речную гладь,

где на мостках бельё светлело

тому назад ещё два дня,

и тонкою полоской мела

плыла, как песня, простыня,

и было вопреки приметам

такое чувство, что навек

там полоскальщицы из света

запястья окунают в свет.

* * *

Вот и осень почти что, почти,

без пяти, без одной с половиной,

до неё по мосткам перейти

через тёмный зрачок голубиный

и увидеть, прищурившись, в нём

очертания дома и снега,

и пылающего не огнём,

а лицом и листвой, – человека,

потянуться навстречу ему,

соскользнуть и, хватаясь за воздух,

погружаться в беззвучную тьму,

в молчаливые чуткие звёзды,

и заслышав осенний манок,

ни за что не поведать домашним

этот грустью обдавший дымок,

эти вечно горящие башни.

* * *

На грани сентября и полусвета,

когда пустые рощицы сквозят,

ни жалобы, ни просьбы, ни совета

нельзя найти и потерять нельзя.

И в шаге между сущим и насущным,

из горнего стремительного рва,

навстречу приближается несущий

ещё не прозвучавшие слова,

их тонкий ветер, всполохи, и тени,

высокий снег, синичкины следы,

и сад, встающий утром на колени

в глубокие холодные листы.

* * *

Зарядили дожди и надолго.

Небеса, словно глаз мертвеца,

И прозрачною ниточкой тонкой

Свет стекает с большого лица.

По-над светлым леском, если светом

Эту морось печальную счесть,

Небольшое движение ветра

Переходит в протяжную песнь.

И деревья бредут, скособочась,

Вдоль разливистой чёрной реки,

Словно тянут холодные ночи

За собой в горизонт бурлаки.

* * *

Надломит ветку, прошепнёт овсом,

Дохнёт вдали затерянным и древним,

И воздуха прозрачное лицо

Приблизится вплотную сквозь деревья.

И в этой встрече здесь, наедине,

Где умерли слова – как ты доверчив! –

В единственной, как совесть, тишине

Останется твой оттиск человечий.

* * *

С.П.

Ни сном, ни ветром – буквой травяной,

скользящей каплей, тишиной дрожащей,

крадущейся, промозглой, грунтовой,

синичьим всплеском в запустелой чаще

на острый край выходит бытие.

Мелькнёт крыло, и тонкий воздух срежет

задевшего на свежей колее

предчувствием расставленные мрежи.

И капля разобьётся о порог,

и звон её, прозрачен и огромен,

прокатится во мгле пустых дорог

как светлого несбыточного промельк.